Владислав Крапивин - Алые перья стрел

Принц. Не плачь… Ну, что с тобой? Ничего же не случилось! Золушка (со слезами). Как не случилось? Разве вы не видите… какая я?

Принц. Какая? Ты… хорошая… Зоюшка…

Золушка. А мое платье…

Мальчишки переглядываются, пожимают плечами. Прыскают от смеха. Не выдержав, начинают хохотать. Даже принц, хотя и боится обидеть Золушку, тоже не может удержаться.

Принц. Что — «платье»? О чем ты?

Гуга. Все девчонки одинаковы!

Томми. Даже золушки…

Генка Петух. Реветь из-за каких-то тряпок!

Принц. Нашла о чем слезы лить! Пошли танцевать! Золушка. Но как я… в этих лохмотьях…

Принц. При чем тут лохмотья! Все равно ты… самая замечательная Золушка! Идем!

Золушка. Но все будут смеяться…

Принц (трогая рукоять шпаги). Я им посмеюсь!

Генка Петух. Да! Они еще не видели его высочество в ужасном гневе! Правильно, Эдька?

Принц. Правильно, правильно… Идем! Ну… Зоюшка…

Золушка чуть улыбается. Мальчишки, успокаивая и уговаривая, уводят ее. Медленно проплывает синтетическое привидение.

Снова главный зал дворца. Танцы в разгаре. Но музыка постепенно стихает, пары замирают, и все поворачиваются к входящим. Расступаются. Принц независимо вводит Золушку на середину зала. Раздаются смешки. Золушка опять закрывает лицо ладонями.

Принц. Не бойся… (Всех обводит суровым взглядом.)

Гости опускают глаза. Некоторые дамы и девчонки на всякий случай даже приседают в книксене. Принц вскидывает голову.

Принц. Музыка! Вальс «Счастливые каникулы»!

Король — в самом деле замечательный папа. Он кивает с пониманием и делает знак музыкантам. Звучит мелодия вальса. Принц подхватывает Золушку, и в танце она постепенно обретает прежнюю радость. Кое-кто вслед за принцем и Золушкой тоже начинает танцевать. А Лионелла, Гортензия и Лизка собираются в кучку, сплетничают и хихикают, оглядываясь на Золушку.

Лизка. Вот что значит застревать на чужом балу дольше, чем позволено. В награду — старые тряпки…

Подходит Петух.

Генка Петух. Коровы! Ничего не понимаете! Это новейшая мода! Бальный туалет «А-ля Золушка», так сейчас одеваются на праздники в Париже и Токио…

Он удаляется, всем своим видом презирая бестолковых девиц. Те моргают, потом бурно шепчутся и, наконец, торопливо покидают зал. Вальс заканчивается. Принц уводит Золушку в тихое место за колоннами.

Принц. Ну вот! А ты боялась!

Золушка. Все равно… как-то не по себе…

Подбегают Петух, Томми и Гуга.

Генка Петух. Чего это тебе не по себе? Смотри, как девицы рванули из зала! Одна за другой!

Золушка. Я их так напугала?

Томми. Наоборот! Ты их вос-хи-тила!

Гуга. Они побежали разыскивать королевского завхоза, чтобы выпросить старые мешки для платьев!

Генка Петух. Для таких же, как у тебя! А завтра мешковину в лавках будут продавать дороже бархата…

Томми. И на следующем балу все девицы будут в мешках из-под сахара и картошки!.. Смотри, а эти успели уже!

Лионелла, Гортензия и Лизка со скромной гордостью шествуют по залу в подобиях подпоясанных веревками платьиц из дерюги. Остальные девицы и дамы завистливо шепчутся… Принц что-то говорит на ухо Генке. Тот кивает, и — нет его.

Золушка. Ребята… Я такая счастливая сейчас… Даже страшно подумать…

Принц. Опять страшно? Да почему?!

Золушка. Потому что все равно когда-нибудь придется воз вращаться… к мачехе и сестрицам…

Принц. Еще чего! Ты останешься во дворце! Будешь придворной фрейлиной… пока ты… пока мы не подрастем.

Золушка. Ой, нет. Фрейлиной не надо. Домой не хочется, но и фрейлиной почему-то тоже…

Принц. Тогда ты будешь… просто Золушкой! Нет, самой главной Золушкой из самой лучшей сказки! Согласна?

Золушка. Я… не знаю…

Гуга и Томми. Согласна, согласна!

Подбегает Петух. Что-то отдает принцу.

Принц. Вот, это тебе… Зоюшка. Теперь ты опять как заморская принцесса, ничуть не хуже… (Он укрепляет на волосах Золушки хрустальную коронку.)

Золушка. Я понимаю. Да… Конечно, это сон…

Принц и все мальчишки. Нет!!

Золушка. А тогда… можно мне будет взять во дворец моего Зелененького?

Генка Петух. Принц пошлет за ним королевского курьера. Да, Эдик?

Принц. Да!.. И мы возьмем Зелененького в наше плавание.

Золушка. В какое?

Принц. Завтра начинаются каникулы. Папа обещал мне отдать лодку, в которой он плавал, когда был мальчиком. С мачтой и парусом! Мы отправимся в путешествие по всем рекам и озерам Верхней Унутрии.

Золушка. А нас отпустят одних?

Принц. Конечно! Что мы, маленькие? Ну и… папа даст нам в королевские советники дядю Руппеля, своего шофера. Все равно рессора лопнула, «Мерседес-буме» на приколе и папаша Руппель без работы…

Все, даже Золушка, дружно кричат «ура», Петух лихо прошелся колесом… Вдруг раздается гром, в окнах вспыхивают разноцветные огни.

Золушка. Ой, что это? Война?

Принц. Это праздничный фейерверк! Бежим в парк, посмотрим! У нас впереди еще половина праздника!..

Генка Петух. И сто дней каникул!

Ребята убегают. На их место неторопливо выходит господин Ганц-Будка подрукус привидением.

Ганц-Будка. Поверьте мне, сударь, что должность королевского гардеробщика ничуть не менее ответственна, чем должность министра Унутренних дел. Известно, что театр начинается с вешалки, а дворец разве не тот же театр? Как и вся наша жизнь. Здесь тоже постоянно случаются и драмы, и комедии. И сказки…

Привидение вежливо кивает. Опять раздаются залпы, и ночь за окнами озаряется цветными сполохами. Гости, повернувшись к окнам, аплодируют. Жизнеутверждающе звучит мелодия «Великой Унутрии».

ЛЕТЧИК ДЛЯ

ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ

Девятилетний Антошка Топольков сидел у стола и меланхолично рисовал многолапое страшилище (как потом станет понятно — Крокопудру). Антошкин отец собирался в командировку. Зашел в комнату к сыну. Остановился у него за спиной. Понаблюдал, вздохнул:

— Слишком он у тебя печальный, этот зверь…

Антошка тоже вздохнул:

— А чего ему веселиться?.. И мне…

— Я понимаю… Грустно, конечно, когда все друзья разъехались кто куда. Ну да жизнь-то, она длинная, встретитесь еще…

— Наверно… Но где и когда, — сказал Антошка, нехотя пририсовывая зверю лохматое ухо.

— Все равно киснуть не надо. Сходи в клуб «Ковер-самолет», там всегда весело. И наши ребята там тебя любят.

— Папа, это они тебя любят, своего друга и наставника. А меня просто так, заодно…

— Не выдумывай… Давай сходи. Передашь ребятам, что я вернусь прямо к празднику. А пока за старшего остается Сеня Лапочкин. Скажи ему, пусть работают по-ударному, чтобы на параде быть с новой моделью. Вот, отдашь чертеж, я только что закончил…

Иван Федорович Топольков положил поверх Антошкиного рисунка футляр с чертежом.

Антошке было все равно — или рисовать, или идти куда-то. Но все же шевельнулось любопытство:

— Папа, а можно посмотреть?

— Посмотри. Только потом сверни аккуратно и поскорее неси в клуб. А мне пора на поезд… Постарайся не унывать, договорились?

— Ага… — не очень уверенно кивнул Антошка. Отец похлопал его по плечу. Антошка потерся щекой о его рукав. — Приезжай скорее…

Потом Антошка проводил отца до двери. Вернулся в свою комнату. Расстелил на столе ватманский лист.

— Ого… — заметил он со сдержанным одобрением. Самолет был узкокрылый, сразу видно — легкий и быстрый. Антошка зажмурился, представил, что у него в ладони ручка управления. Зашуршал мелькающий пропеллер, воздух откинул Антошкины волосы. Навстречу все быстрее, быстрее поплыли пухлые облака. Антошка улыбнулся, открыл глаза. Вместо вертящегося винта теперь была перед глазами висевшая над столом фотография. На ней — сидящие рядом на косом заборе четверо мальчишек, в том числе и сам Антошка Топольков.

Казалось, друзья смотрели на Антошку (и сам он на себя) требовательно, словно желая сказать: «Ну, ты же понимаешь, что надо делать».