Эдуард Скобелев - Пацаны купили остров
Сознание того, что их не просто мучают жаждой и голодом, но что они борются за свою свободу, поддерживало ребят. Конечно, все разговоры прослушивались, но недруги не были настолько разворотливы, чтобы изменить заранее заготовленную программу психического воздействия.
Постепенно голограмма погасла, пространство заполнил вибрирующий звук, основная частота которого, вероятно, находилась ниже предела слышимости, однако звук сильно воздействовал на организм. Оба мальчика почувствовали страх, усталость, обреченность, потерянность: роковой звук изматывал какие-то важные центры.
— Держись, Педро, — прошептал Алеша. — Это тоже господин Гудмэн, наш лучший друг…
По потолку поползли сначала едва заметные волны света, чем-то напоминая проекцию «космоса» на цирковом куполе перед хитроумной программой. Вибрирующий звук усилился, все быстрее и быстрее ползли по потолку волны света, теперь уже резкого. Беспокойство нарастало, ребятам казалось, что вот-вот из темноты выскочит что-то ужасное.
И «что-то» выскочило.
Или, пожалуй, выползло.
Это было громадное существо, похожее на древнего ящера, — зеленоватая в складках и бородавках кожа, могучие чешуйчатые лапы, длинный хвост в костяных шипах, огромная пасть, усеянная несколькими рядами острых зубов. Но всего страшнее были глаза. Стеклянистые, равнодушные, они испускали зловещий свет.
Со свирепым рычанием зверь устремился на подростков.
— А-а-ай! — непроизвольно закричали оба и бросились в стороны.
Шлепая тяжелыми лапами, чудовище проскочило рядом, обдав волной смрада, и скрылось в противоположном углу.
— Я боюсь, боюсь, — зашептал Педро. — Слышишь, компаньеро, я боюсь этого зверя… По-мо-ги-те!
Алеша обеими руками обнял Педро, призывая его к мужеству, ободряя, говоря, что все это не настоящее, все подстроено. Но Педро не слушал, дрожал всем телом и умолял бежать. Бедняга, он был совсем истощен.
— Где он? Где он? — спрашивал Педро, порываясь вырваться. — Ах, там, ты видишь его горящие глаза? Он снова готовится к прыжку. Боже, мы погибли!..
Не выпуская из рук товарища, Алеша следил за желтоватыми огоньками, чувствовал близкое присутствие отвратительного существа. Он понимал, что это чучело, хитроумно сделанное чучело, и все же и сам чего-то боялся. Дикие вопли приводили его в трепет.
Страх воздействует всего сильнее, когда у человека есть или предполагается какой-либо выход, а когда выхода нет, человек тупеет, покоряется судьбе. Покоряется или, напротив, бросает ей вызов.
Еще раз промчавшись возле ребят, чудовище исчезло.
— Послушайте, дон Педро, — сказал Алеша. — Нет никакого смысла трепетать от страха. Надо бороться.
— Как? Ты же видишь, мы в руках негодяев!..
Но Алеша, возмущенный насилием, уже сверлил мыслью ту дырочку, которую предстояло расширить до спасательного лаза.
Оставив Педро, он прополз до центра камеры, где был слив: вероятно, истязатели время от времени готовили камеру для новых жертв, стало быть, убирали следы преступлений.
Мысль Алеши была такой: если время от времени пол камеры смывали водой, то, значит, время от времени приходилось чистить и сливную трубу. Вот ее и хотел исследовать Алеша — иного способа выбраться на свободу он не видел.
Добравшись до решетки, Алеша тщательно ощупал ее руками, пытаясь определить, как она крепится к полу. Упершись ногами, покрепче взялся за чугунный переплет и изо всех сил потянул вверх, всего на миллиметр решетка приподнялась над своим гнездом и вновь опустилась — руки не удержали ее. Но главное было сделано: Алеша убедился, что решетку можно снять и, стало быть, осмотреть сливную трубу: судя по величине решетки, труба была широкой, почти метровой. Конечно, лезть в нее было отчаянным, даже безрассудным риском. Но в их положении все казалось уже гибельным и безрассудным.
Он вернулся к Педро, зашептал в ухо:
— Помоги сдвинуть решетку со сливной трубы, хочу забраться в нее.
— Зачем? — также шепотом спросил Педро. — Это неминуемая и страшная смерть. Наверняка захлебнешься или задохнешься.
— Не совсем так, дон Педро… Я нашел в кармане еще моточек жилки. Она выдерживает не меньше двадцати фунтов. Ты будешь держать леску, а я буду подавать подергиванием постоянные сигналы. В случае опасности поможешь мне выбраться.
— Нет, — сказал Педро. — Не будем искушать судьбу. Не будем разлучаться, даже если нам суждено умереть.
— Покорно ждать смерти? Да пошли они… все к черту!
Он уговорил все-таки Педро. Вдвоем они добрались до решетки, рывком вытащили ее из гнезда и сдвинули к краю — старались не шуметь, догадываясь, что мучители подслушивают.
Алеша навязал Педро на запястье жилку и, свесившись вниз, ощупал сливную трубу. Она была скользкой, из нее пахло нечистотами. Куда она вела? В море? Море было, несомненно, где-то рядом. Если трубу очень заглубили, в ней постоянно должна стоять вода. Сколько нужно будет пронырнуть? Десяток метров?.. Если больше, тогда непременно захлебнешься в мерзкой жиже…
СМЕРТЕЛЬНЫЙ РИСК
Отступать было уже некуда.
Исследовав еще раз свои карманы, Алеша нашел небольшую гайку.
Бросил ее в трубу, прислушиваясь.
Раздался сухой звук. Это во много раз увеличивало шансы.
— Ну, держись, дон Педро, — прошептал Алеша. — И запомни: сдвоенное подергивание — все в порядке, строенное — беда.
Держась за края трубы, Алеша повисел некоторое время, а потом, решившись, отпустил руки. В тот именно момент, когда он падал вниз, инстинкт подсказал ему, что сделана непростительная ошибка и выбраться из трубы он уже никогда не сумеет: не выдержит леска, да и у Педро не найдется таких сил, чтобы вытащить.
Вертикальная часть трубы оказалась небольшой: метра два с половиной. Дохнуло смрадом и сыростью. С отчаянием обреченного Алеша стал продвигаться по мокрой трубе, шаря впереди себя босыми ногами. Темнота давила на психику. Алеша сматывал с руки жилку, зная, что всей его затеи хватит только на ее длину…
Еще метр. Еще. То ли от голода и слабости, то ли от канализационных запахов кружилась голова. Порою Алеша был близок к тому, чтобы отказаться вовсе от борьбы и сдаться на милость Босса — будь что будет. Но Алеша знал, что победа приходит часто на самом пределе сил, приходит тогда, когда тяжелее всего сделать последний шаг на пути к ней, и — не сдавался.
Еще метр. Еще… Дергая леску, Алеша подавал знак Педро, что все в порядке. В ответ слышал подергивания. Этот многозначительный разговор, эта отчаянная связь между друзьями была такой важной, такой необходимой. Кажется, лишись Алеша этой связи, он перестал бы искушать судьбу, лег бы на дно трубы и стал бы покорно дожидаться смерти.
Но ответные сигналы шли — там, на другом конце лески, ждал Педро, и, как видно, у него появилась какая-то надежда, если он подергивал все чаще. Он беспокоился об Алеше, и Алеша не мог отречься от своего долга.
Еще метр. Еще… И вдруг Алеше показалось, будто слабый рассеянный свет забрезжил. Он с силой зажмуривался, пробовал сосредоточиться, но ему все мерещился живой свет — откуда он здесь, в этой крысиной норе?
Ага, вот оно что: над головой Алеши чуть-чуть светилась решетка! Но она была ближе, гораздо ближе — в двух метрах от продольной трубы, а может, и еще меньше. Алеша поднялся на ноги, чувствуя, что теперь уже окончательно задыхается, что бетон напрочь душит его.
«Ну, вот и все, — мелькнуло в сознании. — Зачем-то уцелел во время авиакатастрофы. Глупо все, глупо…»
Педро дергал леску, но у Алеши не было сил ответить.
Гаснущим сознанием, какою-то таинственной и неизвестной его стороной он почуял, однако, что не один, что где-то рядом должен быть, должен быть другой человек.
— Товарищ, — позвал он по-русски. — Помогите, товарищ…
Над головой зашаркали шаги, спросили по-испански:
— Кто-то что-то сказал?.. Эй, мне померещилось, что ли?
«Мне померещилось», — спокойно уже, совсем спокойно отметил про себя Алеша. Ноги подкосились, он сполз вниз, ударившись затылком о бетонную трубу. Боль пробудила угасающее сознание, и это спасло его.
Как во сне, увидел он лицо усатого человека, наклонившегося над решеткой.
— Кто там? — тихо спрашивал человек. — Эй, кто там, ответьте!
Человек смотрел из освещенной камеры и, понятное дело, не мог видеть, что было там, под решеткой. Но он явственно расслышал человеческий голос.
— Кто там?
— Это я, Алеша.
— Кто? Плохо слышу.
Но Алеша уже очнулся — дергалась к тому же леска: Педро в тревоге требовал ответа. И голос, голос звучал, обещая спасение.
— Это я, — едва не плача от радости, сказал Алеша по-испански. — Я узник Босса, помогите мне, я погибаю!
— Боже мой, — возбужденно зашептал человек. — Умоляю вас, говорите тише, тут неподалеку стража… Ободритесь, друг мой, я сделаю все, что в моих силах…
