Валерий Алексеев - Разноцветные континенты
Малый по прозвищу Бедя, сын дворничихи тети Насти, был субъектом мало примечательным, если не считать его фантастической злости. Честное слово, я бы не рискнул с ним драться. Дрался он умело — ногами, ногтями, зубами, головой — и если даже терпел поражение, то победитель отцеплялся от него полузадушенный, исцарапанный и искусанный до синяков. Гордая кровь не позволяла Беде покинуть поле боя, не нанеся последнего удара. И я не раз видел, как он, обливаясь слезами и хрипло ревя, пинками преследовал победителя, не знавшего, как от него отвязаться. Во дворе Бедя пользовался немалым авторитетом и был лицом влиятельным: летом тетя Настя разрешала ему поливать из шланга двор, и он становился полновластным хозяином всего нашего дома. Его не приходилось умолять часами, чтобы он обрызгал хоть немножечко: по первой же просьбе он направлял на тебя шланг и лупил всей струей с таким усердием, как будто разгонял демонстрацию.
Четвертым лейтенантом был Котька, подстриженный, наглаженный и даже, кажется, надушенный. Во дворе он снискал всеобщую неприязнь своими опытами над животными: он выкапывал из клумбы черных земляных жуков, сажал их в стеклянную банку и нагнетал в эту банку дым от киноленты до тех пор, пока жуки не теряли сознание. Тогда он вытаскивал их, делал каждому на животе надрез бритвой, выходила струйка дыма, и жуки снова приходили в себя и начинали бегать. Отдельные особи выдерживали даже по четыре надреза.
Девчонки во дворе за глаза звали его фашистом и побаивались немного, а он относился к ним с полнейшим безразличием. В жизни его интересовало только одно: строго поставленный научный опыт.
В общем, народ на квартире у Борьки собрался мужественный и волевой.
— Так вот… — говорил Борька, опираясь руками о край стола.
Стоя в дверях и заслоняя проход копошившимся за моей спиной караульным, я с любопытством смотрел на герцога: с нами он никогда не разговаривал так категорически и высокомерно. Побить его сейчас, в присутствии младших, я не мог: таков был неписаный кодекс чести. Надо было дождаться конца высокого собрания. Вдобавок мне было интересно, что может предложить этой мелкоте мой аристократ.
— Так вот, повторяю. Пока мне нужна лишь охрана у дворцовых дверей, сменяющаяся каждые полчаса, и пара связных. Кроме того, во дворе дома шестьдесят с четырех до девяти вечера должен постоянно — повторяю: ПОСТОЯННО — находиться контрольный пост. Дислокация — у второго подъезда. Описания объекта усвоены?
— Так точно! — отозвался Котька и усмехнулся.
— Усмешечки? — вскипел герцог.
— Виноват, — пробормотал лейтенант.
— Лишаю тебя жалованья на сутки!
Котька съежился и ничего не ответил. Лейтенанты посмотрели на него осуждающе.
— Обо всех передвижениях объекта сообщать мне немедленно, — ровным голосом продолжал Борька. — Сопровождающих лиц фотографировать, пленку вручать мне лично в руки ежедневно в двадцать один ноль-ноль.
— А где аппарат взять? — деловито спросил Ведя.
— Аппарат будете получать от меня, — резко ответил герцог. — Посторонних снимков не делать, ясно?
— Ясно! — хором подтвердили лейтенанты.
— Командовать разведкой будешь ты. — Герцог властно указал пальцем на Котьку, Котька просиял. — Фотографировать умеешь?
— Так точно! — улыбаясь во весь рот, вскочил Котька. — Так точно, ваша светлость!
— Сиди, — повелел ему Борька.
Застыв у дверей (караульные за моей спиной притихли), я пытался сообразить, кто из наших девчонок живет в доме шестьдесят. Слава богу, это была не Маринка, но все-таки стоило послушать дальше.
— Я устанавливаю вам ежедневное содержание в триста дублонов каждому, — продолжал герцог, и лейтенанты переглянулись. — Рядовым — сто. Кроме того, особо отличившимся будут вручаться правительственные премии. Фальшивые ассигнации изымайте, виновников приводите ко мне. Для наказания фальшивомонетчиков организуется военный трибунал. Председателем трибунала утверждается Бедя.
Бедя насупился, важничая, потом ухмыльнулся.
— Левка будет командовать дворцовой стражей, — продолжал герцог, — а тебе, Виталий, поручается вербовка рекрутов и связь.
— Я в разведку хочу, — покраснев, пробормотал Виталька.
— Для разведки ты слишком заметен, — отрезал герцог. — Вопросы есть? Нету. Подойдите к столу и возьмите каждый по восемьсот дублонов. Триста себе, остальные солдатам.
Лейтенанты вскочили и молча бросились к письменному столу.
Я хотел было отступить в коридор, но в это время из-за спины моей вывернулся Севик.
— Ваша светлость! — плаксиво сказал он. (Герцог обернулся, увидел меня и смутился.) — Ваша светлость, тут ворвался один, говорит, что член Совета.
— Поч-чему ушел с поста? — справившись со смущением, рявкнул Борька. — Начальник стражи! Разобраться и наказать.
Он быстро взглянул на меня — я был серьезен.
— Заседание Генерального Совета объявляю закрытым, — поспешно сказал герцог. — Можете быть свободны.
Левка решительно схватил Севика за шиворот, и лейтенанты, построясь в затылок, промаршировали мимо меня в коридор.
— Видал, какие молодцы? — с воодушевлением спросил меня Борька. — Герцогская гвардия, опора режима. А то что за удовольствие сидеть на острове Гарантии в одиночку! Я решил выйти в народ.
Я ничего не ответил, подошел к письменному столу и принялся разглядывать оставшиеся дублоны. На узких полосках фотобумаги был четко отпечатан замысловатый герб: зубастый орел в овале из дубовых листьев (видимо, скопированный из разных учебников по частям) попирал лапами лориальский глобус. С правой стороны точно такой же овал, но без листьев и с надписью внутри: «Великое герцогство Лориаль». А посередине под короной из земляничных листьев (все по правилам, не придерешься!) красовались написанные толстыми «денежными» буквами слова: «Сто золотых дублонов». И ниже мельче: «Обеспечено всем золотым запасом о-ва Гарантии».
В вопросе о шпане у меня личная заинтересованность: полгода назад нас с Маринкой удачно подстерегли в переулке ребята из ее двора. Собственно, какие там ребята! Такая же вот мелкота. Но эти как раз опаснее всех, потому что у них в голове еще мякина, они не понимают причинной связи событий. Когда такое стадо изнывает от скуки, только попадись. Не забуду, как посыпали они на меня: воротники деловито подняты, кепки надвинуты на лоб, а один, который фонариком светил мне в лицо (тоже, должно быть, начальник связи), все приплясывал от азарта и приговаривал: «По глазам его, по глазам! Чтоб забыл дорогу!»
Я лупил кулаками в темноту, раза два кто-то удачно подвернулся, но фонарь мешал: очень сильный был у щенка рефлектор.
Герцог по-своему истолковал мое молчание.
— Тебя шокирует, что я в ваше отсутствие распоряжаюсь нашим общим золотым запасом? — Он подошел и с вызовом поддернул штаны. — Но, между прочим, идея денег моя. Гляди, какой монетный двор соорудил. Разве вам догадаться!
Я повернулся.
В углу комнаты на полу стояла настольная лампа. По обе стороны ее — два стула, на спинках которых лежало чудовищной толщины стекло. На нем — фонарь с красными стеклами и увеличитель.
— Производительность — десять тысяч дублонов в час, — хвастливо сказал герцог. — В моей казне сейчас двадцать пять тысяч дублонов.
— Весь двор купить собираешься? — сухо спросил я.
— А может быть, и куплю, — ответил герцог. — Надо же как-то сплотить всю эту братию. Ведь у меня ни много ни мало двадцать четыре человека под ружьем.
— С кем счеты сводить собираешься? — поинтересовался я.
— Не бойся, не с тобой! — обозлился Борька.
— Да я и не боюсь.
— Чего ж ты из штанов лезешь?
— Кончай дурить малышам головы, — хмуро сказал я.
— А ты попробуй сам подури. Не выйдет, приятель. За меня они в огонь и в воду пойдут, а за тебя — сомневаюсь.
— Мог бы обойтись без Лориали в своих махинациях. Другого ничего не мог придумать?
— А кстати, не ты эту идею подал. А у Шурки я любую идею куплю.
— Мне ты тоже кое-что должен.
— За что это?
— А за имя, которое ты треплешь. Не хочу я, чтоб оно было на твоих паршивых бумажонках.
— Имя тоже покупаю.
— Дорого обойдется.
— Сколько?
— А вот столько.
Я размахнулся ногой и ударил по верстаку. Стул покачнулся, стекло упало на пол — и не разбилось: ковер помешал. Борька едва успел подхватить увеличитель.
— Ах, так!
Поставив на пол аппаратуру, он подошел ко мне вплотную.
— Зло берет, кишки дерет? — проговорил он, презрительно усмехаясь. — Другие клянчат, а тебе принципы не позволяют? А жвачки-то хочется… Хочется, по глазам вижу.
И мы подрались. Дублоны веером разлетелись по комнате. Тетя Дуня с трудом нас разняла.
