Виталий Мелентьев - Черный свет (сборник)
— Дома что-нибудь? — спросил он, но Лена отрицательно покачала головой. — Потеряли что-нибудь?
Вася, у которого зуб болел все сильней, пробурчал: «Нет» — и вытер слезы. Женька вспомнил странное поведение Васи в электронке и, перестав тереть глаза, подозрительно спросил:
— Вася заболел?
— Дурак! — Вася окончательно рассердился на себя, на Женьку и на свой зуб. — Неужели ты не понимаешь, что я пролежал замерзшим пятьдесят лет!
— Сколько-сколько? — опешил Женька, а Лена разом перестала плакать.
— Пятьдесят лет! Ты это понимаешь?
Женька не понимал, но на всякий случай присвистнул и с уважением, почти с завистью сказал:
— Вот это да! Здорово! Пятьдесят лет… — И попытался уточнить: — Ты вместе с мамонтом замерзал?
— Дурак! — уже спокойней повторил Вася, и слезы перестали капать, но зуб еще ныл. — Мамонт же доисторическое животное. А я… я — исторический…
— Слушай, я ничего не понимаю, — честно признался Женька.
— Я сам… — начал было Вася, но, почувствовав, что у него опять навернулись слезы, сжал зубы и вскрикнул: — Ой!
— Ты чего? — наклонилась к нему Лена.
— Зуб вот еще…
— А-а! — понимающе сказала Лена и окончательно успокоилась: от зубной боли плачут не только мальчишки, но даже взрослые — это такая боль, хуже которой не бывает. И странно, она, жалея Васю, уже снова верила, что он очень смелый и совершенно необыкновенный мальчик.
— В конце концов, это ведь не так важно, сколько ты там замерзал, — сказала она, — важно, что ты отмерз и даже приручил мамонта. Он вместе с тобой отмерзал?
Вася кивнул головой.
— По-моему, это тоже неважно, — с завистью сказал Женька. — Это даже интересно — пятьдесят лет пролежать замерзшим, а потом вдруг оттаять и сразу же приручить мамонта. Слушай, а как же ты замерзал?
Вася понял, что его положение не такое уж безнадежное, и мысли о родителях отошли на задний план — ведь еще ничего не известно: может быть, они и живы. Теперь они, конечно, старенькие, но все-таки… и Вася рассказал все, что с ним случилось пятьдесят лет назад. Кстати, он спросил:
— А почему вы говорите «двадцатый», а не две тысячи двадцатый год?
— Видишь ли, это просто удобней. Ведь каждый знает, что две тысячи лет уже прошло, — ответила Лена.
— А Сашка Мыльников все-таки плохой товарищ, — твердо сказал Женька.
— Почему? — нахмурился Вася.
— Ну, что же это за товарищ, если он бросил тебя в яме? Я бы обязательно разыскал.
— Метель была… пурга.
— Ну и что ж! Разве это помеха? Вот когда на Марсе космонавтов разметала пыльная красная буря, так их и то нашли. А тут, на Земле, он не мог разыскать…
Лена вздохнула и почему-то очень твердо сказала:
— Ты ничего не знаешь, Женька, и поэтому не болтай.
— Сама ты болтаешь! — очень своевременно и остроумно ответил Женька. — Разве это товарищ?! — добавил он с презрением.
Они помолчали. К машине приблизился Тузик и стал обнюхивать ее хоботом, шумно вздыхая и опасливо косясь своими маленькими глазками.
Вскоре пришел дедушка и сказал:
— Тузика мы оставим в старом лесничестве. Там есть загон — в нем когда-то приручали лосей. Вот там он и погуляет.
— А разве лосей приручили? — уже откровенно удивился Вася.
И дедушка, тоже уже не таясь, ответил:
— Да, уже лет тридцать, как они домашние животные. Их разводят, как коров, из-за мяса, молока и хорошей кожи. Ну, взбирайся на своего мамонта и веди в загон.
— Я тоже сяду! — закричал Женька.
Но Лена презрительно сжала губы:
— Так он тебя и возьмет!
— Вася ему прикажет.
Польщенный Вася взобрался на Тузика и, покрикивая на него, заставил посадить Лену и Женьку.
Дедушка шел впереди, показывая дорогу.
Вскоре они подошли к заброшенному деревянному зданию фермы.
Оно было ограждено высоким и крепким забором с хорошими воротами.
Не подозревая подвоха, Тузик спокойно прошел во двор и стал обнюхивать хоботом постройки. Они не понравились ему, поэтому он фыркал и сопел. Ребята наносили в корыто воды, нарвали травы и ветвей и простились с мамонтом. Он стоял посреди двора, слегка раскачивая свою большую лопоухую голову.
— До свиданья, Тузик! — сказал Вася. — Мы скоро приедем.
Ворота закрылись, и все четверо пошли к машине. Сзади раздался трубный рев, ворота затрещали… Все остановились. Но рев затих, и слышно было, как Тузик, тяжело ступая, пошел обследовать свои владения.
— Ничего, — сказал дедушка. — Привыкнет…
Глава тринадцатая ВУЛКАН НА КОЛЕСАХ
Переваливаясь на кочках, электронка выбралась на шоссе, и дедушка чуть прибавил скорость. Сделать это было нетрудно — стоило только нажать педаль и, значит, передвинуть рычажок реостата. В электромотор поступило больше тока из аккумуляторов, и машина побежала быстрей. На повороте, где несколько часов назад Тузик испугался автопоезда, на щитке электронки зажегся красный сигнал.
Дедушка поправил зеркальце и увидел, что сзади его догоняет новый автопоезд. Красный сигнал включил специальный аппарат, который зорко наблюдал за всем, что делается позади, и заранее предупреждал водителя об опасности. Электронка прижалась к самой обочине шоссе. Мимо промчался автопоезд. Его вагоны были окрашены в светлую краску, в них было множество широких окон, возле которых сидели пассажиры; вагоны-прицепы мелькали со скоростью курьерского поезда.
— Атомка промчалась! — с завистью сказал Женька.
«Ах, вот что такое атомка! — подумал Вася. — Это, видно, автопоезд, работающий на атомной энергии. Да, такие атомки делать гораздо лучше, чем те, что делали когда-то».
Воспоминание о тех далеких днях, когда атомками называли атомные бомбы, заставило Васю опять вспомнить о своем странном положении, и он снова загрустил. Лена тоже задумчиво ответила Жене:
— Это пассажирский экспресс порт Уэлен — Ужгород.
— А не московский? — ревниво спросил Женя.
— Нет, московский проходит раньше.
— Вот вырасту, — мечтательно протянул Женька, — и стану водителем атомных поездов!
— Не очень-то интересно, — заметила Лена. — Все время в дороге. Они же могут вокруг света без остановки проехать.
— Мало ли что могут! — возразил Женька. — А водителей-то все время на станциях меняют. Сменился — и кати куда хочешь! Красота!
— Да! — почти с завистью сказал дедушка. — Атомки — хорошее дело. Недаром железные дороги перестали строить. Атомка ведь везде пройдет.
Пока выяснялись все преимущества безрельсовых атомных поездов, электронка вдруг замедлила ход и остановилась, хотя Вася ясно видел, что дедушка при этом даже пальцем не шевельнул.
— Перекресток, — сказал дедушка. — Что ж, подождем.
— Вот, «подождем»!.. — обиженно протянул Женька. — Меня так за руль не пускаете. А ведь вот сами заговорились, и автотелефототормоза за вас сработали — остановили машину. А то б наверняка нарушили правила уличного движения.
— Ладно тебе! А фотоэлементы у нас на что?!
Из дальнейшего разговора дедушки и Женьки Вася сделал вывод, что и дороги и машины устроены так, что даже при всем твоем желании совершить аварию сделать это не позволят фотоэлементы. Они установлены на всех машинах, и на всем протяжении шоссе: на перекрестках и поворотах полосами нанесена особая краска, посылающая невидимые простому глазу лучи. Их-то и ловят установленные на машинах приборы и автоматически помогают водителю, предостерегая его от опасности и предотвращая аварии.
И сейчас же вспомнился случай на шоссе: бешено мчащийся прямо на Тузика автопоезд, растерянный водитель. Да, крушение тогда было неизбежно. Его предотвратили умные приборы.
Как тогда вильнула атомка! Как понеслась! Вот теперь ясно: полосы вдоль обочины шоссе — это своеобразный фотоэлементный барьер, который не позволяет машине выезжать за его предел. Пожалуй, Женька-маленький прав: при такой технике машину может водить не то что третьеклассник, а даже первоклассник. И Вася посмотрел на него уже дружелюбней.
«А Женька Маслов-старший стал таким вредным! Просто смотреть на него не хочется», — подумал Вася.
Шоссе пересек автопоезд, и электронка свернула. Сквозь ветровое стекло перед Васей открылся вид на родной городок. Как он вырос, как повзрослел! То там, то здесь из-за высоких деревьев высились разноцветные, а чаще всего серебристые крыши многоэтажных домов. Вася догадался теперь, что они также покрыты фотоэлементом, перерабатывающим солнечную энергию в электрическую. Надо думать, летом солнечные лучи с помощью специальных аппаратов охлаждали воздух в домах, а зимой помогали обогревать их.
Теплица, что была на окраине города, стала чуть побольше; но обогатительная фабрика осталась такой же. Зато неподалеку от нее высились новые фабричные здания.
