Варвара Еналь - Мы остаемся свободными

А еще ей понравилась колыбельная, которую спела им на ночь Мэй-Си. Незнакомые слова долетали тихими, протяжными нотами и словно отражали ту грусть и печаль, что лежали на сердце у Эммы. Мэй-Си была матерью тех детей, которым пела, и в ее голосе слышалось столько нежности, мягкости и любви, он был глубоким и невероятно прекрасным. Эмма не могла подобрать слов, чтобы описать его.

Она слушала и чувствовала, как по щекам текут слезы.

Наверное, все бы было по-другому, если бы их родители пели детям на ночь колыбельные. Все бы было по-другому.

Потому что когда в детстве остаешься один, по твою душу приходят чудовища и поселяются внутри. И защитить от них некому, потому что ты одна. И потому что роботы – не люди.

Эмма грустно улыбнулась, вытерла слезы и повернулась на бок.

Ей больше ни о чем не хотелось думать.

Глава 13

Таис. Деревня нелегалов

Как твое плечо? Как ты себя чувствуешь?

– Болит. Здесь холодно. Я бы поспал, но здесь очень холодно.

– Плащей тут нет, укрыть тебя нечем. Моя куртка промокла почти насквозь.

Таис вздохнула, дотронулась до лба Федора и почувствовала, что ее друг стал очень горячим. Видимо, поднялась температура, и потому его знобит. Сама она уже не ощущала холода, только нервное напряжение, заставляющее быть настороже. Она не доверяла нелегалам.

Ей не нравилась темная субмарина – или как там называется эта посудина с решетчатыми полами, железными стенами и громыхающими дверями?

– Здесь, Федька, все такое старье, как будто делали их корабль еще до Эры Робототехники. В Средневековье. Ты видел эти круглые колеса, которые надо поворачивать руками, чтобы открыть и закрыть двери?

Федька слабо кивнул, не открывая глаз.

Он устроился на железной полке в небольшой каюте, где слабо горела одна-единственная лампочка, а вдоль стен тянулись четыре ровные полки, когда-то покрашенные в белый цвет. Сейчас краска почти слезла, и оставалось только гадать, для чего они предназначались.

Впрочем, Таис было все равно.

Плыли они медленно и совсем не погружались в воду. Единственное окошко в их закутке было круглым и очень маленьким. Вода доходила ровно до половины окошка, и ничто ни внутри, ни снаружи не менялось – субмарина плыла медленно и осторожно, и океан тоже плескался за стеклом медленно и осторожно.

– Они не погружаются, – пробормотала Таис, заглядывая в окно, – их корыто уже не способно плавать на глубине.

Федор промолчал. Видимо, ему удалось уснуть, и это было к лучшему. Сейчас Федьке лучше отдохнуть.

Таис взяла на руки Пуша, который безостановочно скалился и рычал, – так его нервировало путешествие в этой темной и тесной посудине, и вышла с ним в коридор. Ей хотелось осмотреться. Что на самом деле представляет собой субмарина нелегалов?

Темный и узкий коридор, в котором и развернуться было нелегко, не то что руки раздвинуть, вывел к капитанской рубке – или как там у нелегалов называлось помещение, из которого управляли этим ржавым тазом?

Бородатый стоял у какой-то круглой штуки, сильно смахивающей на штурвал, и отдавал распоряжения двум мальчишкам – Нату и второму, очень на него похожему.

Еще один мужчина, тоже бородатый и широкоплечий, возился с какими-то приборами у широкого окна, за которым совсем рядом плескался океан, залитый утренним солнцем.

– Мы плывем на ваш остров? – спросила Таис. – Эта лохань не может погружаться в глубину? Или вы не умеете ею управлять?

– А ну пошла отсюда, девчонка, – грубо накинулся на нее чернобородый, что находился у окна. Главарь лишь поморщился, но на Таис даже не взглянул.

Пушистик оскалился и зарычал, вытянув шею и сузив глаза. В его быстрых движениях было столько ярости и злости, что мужчина отпрянул и замолк, уставившись на фрика так, словно это была маленькая живая бомбочка, готовая вот-вот взорваться. Главарь же посмотрел на Пуша с некоторой долей уважения и тревоги, глаза его сверкнули из-под черных бровей, на лбу обозначилась складка, словно он чем-то серьезно озадачился.

– Мы плывем на остров Дальний, так он называется, – принялся нехотя пояснять главарь. – Субмарина очень старая, на глубину не опускается – никто не владеет достаточными навыками управления, чтобы опустить вниз. Это все твои вопросы или еще что?

– Федору моему холодно, надо бы одеяло. И лекарств. У вас есть лекарства?

– На острове есть знахари. Мы к вам их пришлем. Одеяло даст Нат. Слышал?

Последние слова относились уже к мальчишке, и тот тут же шмыгнул к каким-то ящикам в небольшой кладовке, а после протянул Таис сложенный в несколько раз клетчатый плед, толстый и тяжелый. От него пахло шерстью и травами, он был мягким, пушистым и приятным на ощупь. Не плед – настоящее сокровище, так показалось Таис.

Сейчас этот плед был очень важен. Теплая одежда, еда и крыша над головой – вот что во все времена по-настоящему имело значение.

Таис удалилась со своей ношей, опущенный на пол Пушистик еще какое-то время порычал на бородатых мужчин, после удалился за своей хозяйкой, гневно хлеща себя по бокам коротким хвостом.

Таис старательно укутала спящего Федьку, накрыла краем пледа собственные ноги, прислонилась к железной стенке каюты и закрыла глаза. Ей тоже хотелось спать.

Их путешествие было недолгим, и едва солнце приблизилось к зениту и стало жарко, субмарина остановилась. В крошечное окошко каюты невозможно было рассмотреть, куда они приплыли. Только вода да временами кусочки водорослей – вот все, что попадало в поле зрения.

Федор, словно почувствовав остановку, открыл глаза, приподнялся, поморщился и здоровой рукой обхватил раненое предплечье. Он выглядел хмурым и уставшим, глаза ввалились, губы потрескались. Скорее всего жар у него не прошел и сейчас изматывал слабостью и головной болью.

– Остров нелегалов, – пояснила Таис. – Надо бы выходить. Готов?

– Мне бы сейчас что-нибудь от головной боли… – пробормотал Федор.

В каюту заглянул Григорий.

– Нам с Надей пришлось поработать внизу, в машинном отделении. Тут все работает на горючем материале. Прошлый век, – сообщил он. – Вы как? Живы?

– Вроде того, – хмуро ответил ему Федор.

– Тогда пошли. Будем держаться вместе, так легче выжить.

Пуш подскочил к Григорию, обнюхал его брюки, возмущенно фыркнул и лязгнул зубами, словно бы напоминая, что кусаться – это его любимое занятие.

– Ты не понравился фрику. Вернее, запах, что к тебе привязался, – заметила Таис и поднялась.

Федор тоже встал, скинул одеяло, и стало видно, что повязка на его плече вся пропиталась кровью.

– Рана все еще кровоточит? – встревожился Григорий.

– Уже нет, – ответил Федька. – Но болит зверски.

– Держу пари, что ты очень скоро разочаруешься в жизни на Земле. Без лекарств и роботов это адский труд и множество проблем, – заметила Таис и двинулась прямо по коридору, к лестнице, ведущей на выход.

В глаза ударили жаркие лучи солнца, резкий душный ветер рванул волосы, слепящие блики на воде заставили зажмуриться. Запахло чем-то сладким, приторным, и едва Таис оказалась на мостике, перед ней встали высокие зеленые горы, уходящие к самым облакам.

Остров казался огромным, его краев не видно было вовсе – лишь длинный песчаный берег, за которым тут же поднимались склоны, поросшие густым лесом. Деревья на склонах цвели оранжевым, розовым, белым и красным, зелень переливалась всеми оттенками, от малахитово-зеленого до нежного изумрудного и серебристо-серого. Чирикали птицы – вернее, даже орали и трещали, – так громко звучал над берегом их гомон.

Причал был выложен из ровных овальных булыжников, в шершавые перила въелась морская соль. У самого края причала возвышалась огромная статуя, вытесанная из белого камня. Здоровенный фрик смотрел на людей каменными глазами, скаля в напряженной усмешке каменную морду, и у его лап лежало множество цветов и горело множество свечей.

Бородатый главарь шел впереди. За ним топали два загорелых парнишки в кожаных потертых штанах. Все трое одновременно поклонились статуе, высыпали в небольшую глиняную чашку между ее лапами что-то, издалека напоминающее монеты, и ступили на берег.

– Вам надо поклониться Белому семуку, – прогремел над ухом бас моряка, шагавшего следом. – Это нужно обязательно сделать, чтобы получить благословение предков.

– Вот этому камню? – Таис мотнула головой в сторону статуи и усмехнулась. – Это же глупость! Это всего лишь камень!

– Тихо, – проговорил Григорий и положил ладонь на плечо Таис.

Федька, шедший рядом, и вовсе промолчал. Миролюбивая Надя принялась объяснять, что дети, мол, прилетели со станции и здешних правил не знают, и потому не следует обращать внимание на опрометчивые слова Таис.

– Если бы не семук у вашей девчонки на руках, ее бы скинули в воду на съедение акулам, – хмуро сказал моряк. – Она только что совершила святотатство. За оскорбление Белого семука можно поплатиться жизнью.