Я на Марсе - Николай Мизийски
— Наверное, в детстве они много озорничали, — шепнул Крум.
Я посоветовал ему воздерживаться от подобных замечаний, а то нарвется на нервного туземца и сам станет похож на планер.
Фил Фел приблизился ко мне, снял со своей шеи цепочку с диковинным аппаратом и любезно украсил ею меня. Не знаю, из какого материала была изготовлена эта цепочка, но на меня она подействовала как-то особенно, вроде маминого ожерелья. Она касалась моей кожи и, неизвестно почему, прибавляла мне уверенности в себе. Крум получил точно такое же украшение и от радости ткнул меня пальцем в бок.
Профессор сказал:
— Это флех — полезное изобретение моего брата инженера Хафа. Механизм состоит из двух частей: одна переводит с нашего языка на ваш, а другая — наоборот. Таким образом, мы вас будем слышать так, как будто вы говорите по-марсиански, а вы нас — как будто мы с детства владеем вашим прекрасным болгарским языком. Каналами, соединяющими прибор со слуховым и голосовым аппаратом, служат цепочка и ваша собственная кожа. Извините, если флех доставит вам некоторое неудобство, но другого способа общения у нас пока нет.
— Впрочем, есть, — вмешался один из встречающих, — надо раздать по флеху каждому марсианскому жителю, с которым вы будете встречаться. А это для нас не очень удобно. Простите, если ошибаемся.
Крум пришел в восторг:
— Когда вернемся на Землю, я удивлю весь город! — воскликнул он. — Спрячу этот флехчик за пазуху и первым делом нагряну к учительнице Стойковой. Как только она услышит, что я говорю на чистом русском языке, сразу скажет: «Ну, мальчик, хорошо!» — и поставит мне шестерку. Потом в школе иностранных языков проверю знания учительницы немецкого. Разноцветные перья на ее шляпе встанут дыбом от неожиданности и уважения.
Мои планы были куда грандиознее: поеду на Золотые Пески, поработаю там с иностранцами, привезу тридцать серий почтовых марок для себя, блузку из нейлона для мамы, а для бабушки — розовый зонтик, чтобы не перегревалась на солнце, беседуя со своими подругами-сплетницами возле овощного магазина.
Мечтания наши были прерваны Фил Фелом, который сказал с заметной озабоченностью:
— Пойдемте, потому что скоро стемнеет.
Потом он пояснил, что ночи на Марсе наступают сразу, без сумерек, и очень холодные — иногда температура понижается до минус 100 градусов. Я представил себе, как мой нос станет похож на промороженный насквозь красный перец, а весь я — на снежного человека.
Мы пошли вслед за нашими встречающими к странному транспортному средству, ожидавшему нас в десятке метров. Оно имело форму лодки с высоким острым носом. Решив уже ничему не удивляться, я все же поискал глазами воду и весла. Никакая лодка на Земле в таких условиях не сдвинулась бы с места. Эта тем не менее, тронулась тотчас, как только мы в нее сели, и оказалось, что это была не лодка, а новейший автомобиль с бесшумным мотором и очень удобным салоном. Пять дней катайся на нем — и то не надоест!
К сожалению, ехали мы не больше семи-восьми минут. За первым же поворотом перед нами открылась большая дыра, пробитая в твердой поверхности оранжевой скалы.
— Первобытные дела, — шепнул я Круму. — Живут в пещерах.
Профессор засмеялся, потому что коварный флех перевел и мой шепот.
— Ты прав, — сказал он мне. — Все марсиане живут в пещерах. Но не потому, что им это приятно, а потому, что этого требуют суровые природные условия. Разумеется, наши пещеры отличаются от тех, что были у первобытных племен в глубокой древности. Они искусственного происхождения и созданы с применением самой современной техники.
За нами закрылись огромные прозрачные ворота. Мы находились в широком туннеле, облицованном красивыми светлыми плитками. Автомобиль-лодка двигался напрямик, словно по хорошему солнечному бульвару. Не было шоферов-лихачей и зазевавшихся пешеходов. Не было и детворы, толпящейся и кричащей: «Это новая модель «Шкоды»!» — «Нет, что ты, это же «Москвич»!» — «Тоже мне знатоки! Ничего не смыслите в легковых машинах…»
Ехали мы быстро и без происшествий, причем не встретили на своем пути ни единого дорожного указателя, хотя в туннеле было много ответвлений и влево, и вправо.
Я толкнул своего друга:
— Нравится?
— Ого!
— Если хорошо попросим, как ты думаешь, подарят нам такую лодку?
— Ммм…
— Будем водить ее по очереди!
Крум оживился:
— И Минко Тинков лопнет от зависти!
Я украдкой взглянул на профессора. У него был вид человека, который ничего не слышал, хоть мы перешептывались довольно громко. Другие встречающие тоже приняли рассеянный вид. Что и говорить, хитренькие эти марсиане! Скажи им что-нибудь неприятное — ну, например, что они страшненькие, как жабы, — сразу же как будто не понимают. Эх, почему они не так хлебосольны, как бабушка Мария! Когда бы ни пришел к ней в гости, она всегда угостит вареньем или кофе, хоть я ни единым словом не обмолвлюсь о своем желании.
— Крум! — прошептал я.
— А?
— Видно, не только лодку мы не получим, но и опухнем от голода…
Фил Фел улыбнулся так, что края губ достигли ушей:
— Не беспокойтесь, мальчики! Вы едете ко мне в гости, а моя дочь — гостеприимная хозяйка. Вас ждет стол с самыми разнообразными блюдами.
«Дочь? — подумал я. — С такой головой? С такими ушами? С таким беззубым ртом? Наверное, самая выдающаяся уродина во всем космосе!»
Чудесный автомобиль остановился у широких дверей. Мы вышли. Марсиане пощекотали нам уши на прощание и сказали, что скоро мы увидимся снова. Потом автомобиль повернулся на сто восемьдесят градусов и помчался обратно.
С нами остался только профессор. Он нажал на какую-то кнопку. Я подумал, что это звонок, но ошибся. Кнопка заменяла ключ. Двери отворились бесшумно, и мы, пройдя по коридору, очутились в широкой светлой комнате. Все в ней было сделано не из дерева и ткани, а из разных искусственных материалов: и кушетка, и стол, и стулья, и шкаф, и покрывала, и ковер. Даже желтые тюльпаны в красной вазе были искусственные — я их пощупал рукой. Над нами не было видно ни одной лампы, потолок светился, как ясное небо. На
