Беттина Белитц - Невероятно пламенный
— Конечно, — сказал Сеппо, не обращая на меня внимания, и позволил Сильвани утащить себя в середину зала, где мама своими руками, словно тисками, обхватила папины плечи и двигала его энергично слева направо. Его ноги едва касались пола.
И Сеппо действительно мог танцевать… нет, на самом деле это был не танец. На самом деле Сильвана и Сеппо только стояли слишком близко друг к другу, держали друг друга за бёдра и по-дурацки улыбались, делая при этом крошечный шаг вперёд, крошечный шаг назад. Теперь Сильвана наклонилась вперёд, и прошептала Сеппо что-то в ухо. Он засмеялся, и оба коротко посмотрели на меня. Спасибо, мама.
Было больно, смотреть на Сеппо и Сильвану, и, тем не менее, я сидела почти три часа на табуретке и наблюдала за ними. В прошлом году всё было ещё так просто. Так как я как раз только поняла, что влюбилась в Сеппо. Было достаточно того, находиться здесь в пиццерии, сидеть рядом с родителями и иметь возможность иногда поглядывать на него. Я была счастлива! Потому что у Сеппо и у меня было что-то, что Сильвана никогда не сможет с ним разделить. Мы были трейсерами. А это, чёрт возьми, и сейчас было так. Сельвана не имела не малейшего представления о Сеппо. Но я знала его.
Я бы с удовольствием сделала что-то сенсационное, чтобы напомнить ему об этом, а в пиццерии существовало тысяча возможностей. Я могла, например, перепрыгнуть через бар, сделать сальто и зацепившись за балки на потолке пересечь его на руках. Но мои родители были здесь. Я ничего не могла сделать, чтобы привлечь внимание Сеппо.
Так что и сегодня Сеппо не получит подарка. Может быть, он некогда не получит его.
— Я пошла домой. У меня болит голова, — сказала я папе, которому удалось устроить маму на угловой скамейке между двумя толстыми итальянскими женщинами, и утомлённый он потягивал кофе.
— Болит голова? — спросил он с удивлением. У меня ещё никогда не болела голова.
— Подростковый возраст, — ответила я, пожимая плечами, и он кивнул понимающе. Не удостоив Сеппо внимания, я покинула пиццерию. Снаружи всё ещё преобладал постоянный мороз, но появился небольшой ветерок. Снова пахло снегом. Вдалеке я услышала, как в воздухе просвистели первые ракеты.
Леандер сидел с моим одеялом на плечах на подоконнике. Окно было на всю открыто, а в комнате царил смертельный холод.
— Значит ты всё-таки здесь, — сказал он, не оборачиваясь.
Он постучал рядом с собой по карнизу. Вздохнув, я взобралась наверх и положила свои ноги на кирпичи ската крыши под нами. Ледяные кристаллы покрыли желоб. Я начала дрожать. Леандер приподнял одеяло и позволил мне залезть под него. Теперь было лучше.
— Мой отец как-то сказал мне, что вы люди делаете это, чтобы отогнать злых духов, — сказал он задумчиво, когда над крышами поднялся красно-голубой фонтан и, прогремев, разлетелся на сотни переливающихся звёздочек.
Что мы делаем? Я всё ещё думала о Сеппо.
— Ну, бомбёжка. Вы хотите отогнать духов. Но это как война против вас самих. Это слишком громко и хаотично. И слишком опасно.
Мне это всегда нравилось. Чем громче и хаотичнее, тем лучше. Я залезла в карман, где цепочка Сеппо прижималась к китайской петарде, которую я в промежутке украла из запаса снарядов папы Сеппо. В другом кармане я нашла спички.
— Вот, — сказала я и протянула Леандеру петарду, — Мне нужно изгнать духа, — Духа с полной грудью и надутым губами.
Леандер смотрел на меня так, как будто я приказала ему столкнуть меня вниз на улицу. Его глаз хаски светился снежно-голубым цветом.
— Не будь таким занудой! Тебе нужно только поджечь её конец и потом бросить вниз. Или мы взорвём её в желобе, это будет намного громче…
— Люси!!
— О, пожалуйста, не порть всю забаву. Это будет весело. В противном случае это сделаю я. Я всё равно ещё хотела к Бирлаппу и…
— Ладно, ладно, хорошо. Всегда ты со своим шантажом. Я сделаю это. Лучше я, чем ты. — Я показала ему, как надо зажечь спичку и разжечь фитиль. Петарда сразу же начала потрескивать.
— В желоб! — крикнула я, — Брось в желоб! Сейчас! — Леандер окаменел и смотрел как наэлектризованный на шипящую петарду в своей руке. — Леандер, она уже горит, брось её сейчас же в желоб!
— Может лучше на дорогу?
Я выхватила петарду и бросила её в последний момент в желоб. Гремя и треща, она взорвалась, выпрыгнула, разбрасывая искры на кирпич у наших ног, сделала прыжок на крышу поблизости и, в конце концов, полетела с грохотом на землю.
— Oh — mon — dieu! (О, Боже мой — франц.) — ахнул Леандер и прижал руку к сердцу, — Скорее прячься! — Он потянул меня назад, и мы упали вместе с одеялом на пол.
— Плохая реакция, — пожаловалась я, после того как поднялась, — Слишком поздно. Блин, ты действительно паршивый ангел-хранитель, — Я подула себе на кончики пальцев, которые почти подпалились от горящего фитиля.
— Что это такое? — спросил Леандер с любопытством и распутал цепочку, которая при падении выскользнула из моего кармана на ковёр. Снова я перед собой увидела Сильвану, как она прижималась к Сеппо и шептала ему на ухо.
— Твой подарок на Рождество. Для большего равновесия, — решила я спонтанно и попыталась подавить неприятное холодное чувство, которое образовалось у меня в сердце. Сеппо действительно никогда не получит цепочку. Он сам всё испортил. Никаких подарков для Сеппо. Ни сегодня и не завтра.
— Круто. Спасибо. Так ведь говорят, если получают что-то в подарок, нет так ли? Merci (спасибо фран.) шери. Она красивая, я бы не поверил, что это ты её выбрала, учитывая то, как ты одеваешься.
Леандер указал уничижительно на мои тряпки, встал и пошёл в ванную, чтобы одеть цепочку. Усталая, я поковыляла за ним, в то время как снаружи, в бесчисленных красочных фонтанах, над городом возносился фейерверк. Наступила полночь. Леандер смотрел на себя задумчиво в зеркало и пригладил волосы назад.
— Она мне идёт, не правда ли? — Я не могла судить об этом, так как цепочка исчезла среди всех других кожаных ремешков, которые он уже носил на шее. На улице голоса стали громче, и я услышала, как выстрелила пробка от шампанского. Там на улице были сейчас Сеппо и Сильвана. А итальянцы всегда много и часто целовались, если было что праздновать.
— Счастливого Нового года, Леандер, — сказала я печально и облокотилась на дверной проём. У меня вдруг появилось такое чувство, будто ноги меня больше не держали. Леандер медленно оторвался от своего отражения в зеркале, обернулся, и посмотрел мне глубоко и исчерпывающе в глаза.
— Новый год? — спросил он обеспокоенно. — Уже?
— Да. Как раз только что начался.
— О нет… merde (проклятие фран.), — прошептал он, — Это началось… они придут.
Он подошёл ко мне и обнял меня. Только несколько секунд он держал меня в своих руках, но мне тут же стало тепло. Потом он оттолкнул меня, побежал назад в мою комнату, свернулся калачиком рядом с батареей, и больше не сказал ни слова.
Глава 8
С Новым Годом
Новый год начался не хорошо. У мамы было изрядное похмелье и её «Рождество окончательно закончилось» — шарманка. Весь день она ходила с охлаждающими очками на лбу между диваном и её спальней туда-сюда и стонала хуже, чем Леандер когда-либо. А это было настоящей задачей, превзойти Леандера в нытье. Папа уже после запоздалого завтрака ушёл вниз, чтобы убрать мамины новогодние украшения из своих коммерческих помещений, что мамин вздох чуть не превратило в рыдания.
Леандер вернулся только на рассвете со своего ночного полёта и ещё спал, когда я проснулась и сразу вспомнила, что вчера случилось. Сеппо и Сильвана… ночевала ли оно у Ломбарди? Может быть, даже у Сеппо в комнате? Теперь я могла бы придушить себя за то, что я сбежала незадолго до полуночи. Несколько минут можно было бы и подождать. Возможно, Сеппо и поцеловал бы меня. В конце концов, целовались все, когда начинался Новый год. Потом я вспомнила объятья Леандера, такое внезапное и неожиданное. Это не было новогодним объятием. Нет, это означало что-то другое, но что я не знала.
— Они придут, — сказал он.
Гадая, я посмотрела на него. Он как всегда лежал на боку, закутанный в ковер, положив голову на руки. Он выглядел усталым. У него под глазами лежали голубоватые тени, а на щеках образовались мелкие мурашки.
Проснулся он только где-то в обед, сел на письменный стол и отказывался от любой пищи. Разговаривать он тоже не хотел. Подавляющую атмосферу в моей комнате я почти не могла больше выносить, но и в гостиной было не лучше, так как мама, всхлипывая, сидела перед окном и с носовым платком наготове смотрела душещипательные старые фильмы.
— Теперь начинается трудное время, Люси, — сказала она и коротко всхлипнула, когда блондинка с ярко красными губами упала в обморок на руки усатого человека.
— Да, но и оно тоже пройдёт, — попыталась я подбодрить её, но маму не возможно было утешить. Она любила декабрь, но ненавидела январь и февраль. В эти месяцы у папы было особенно много работы, почти столько же много как в ноябре. А это автоматически вело к тому, что мама и папа часто ругались, потому что ему, хотел ли он того или нет, была нужна в подвале её помощь, а она любила приводить мёртвых в порядок по своему личному вкусу. Используя слишком много розового.
