Виталий Мелентьев - Черный свет (сборник)
С этого мгновения все пошло кувырком.
Черная неотвратимая стена навалилась на машину, поглотила ее и стала швырять из стороны в сторону. Сквозь прозрачные стекла и верх машины было видно, как мимо проносятся какие-то странные светящиеся предметы. Иногда о стенки что-то стукалось и билось.
Разобраться в том, что происходит и куда летит кувыркающаяся машина, не представлялось никакой возможности. Люди, Шарик и крокодил то сталкивались, то разлетались в разные стороны, то опять сплетались клубком. Сколько длилось это беспорядочное падение, так никто никогда и не установил – не до этого было.
Постепенно машина выровнялась.
II
Поначалу никто не понял, где они находятся и что с ними происходит. За окном была жуткая фосфоресцирующая темнота.
Первым догадался Юрий:
– А ведь мы идем ко дну…
И в самом деле, машина не спеша, но неукоснительно скользила в этой жуткой черноте вниз и вниз. Чернота вокруг становилась все плотней и нестерпимей. Океанская вода казалась плотной и маслянистой.
– Похоже… – глубокомысленно протянул Вася и вдруг стал зевать – неудержимо и сладко.
В перерывах между зевками он судорожно глотал воздух и пытался что-то сказать, но произнести ничего не мог.
– Тебе плохо? – бросился к товарищу Юрий.
Вася пожал плечами, хотел было что-то сказать, но вместо этого промычал нечто несуразное и развел руками.
Шарик подполз к нему по сиденью, обнюхал и из сочувствия лизнул Васю в щеку. Наверное, вкус щеки ему не понравился и, возможно, даже испугал его, потому что Шарик задрал мохнатую морду и стал тихонько и безнадежно скулить.
– Что с ним делается? – тревожно спросил Юрий.
Но Ану тоже был растерян и ничего не понимал.
– Может быть, это от страха?
Однако Юрий не мог представить, чтобы Вася мог испугаться до зевоты. Он не такой человек, чтобы струсить до такой степени. Но есть Шарик. Шарик-то старый, испытанный в космических путешествиях друг. Почему же и он вдруг стал зевать и завывать?
Только один крокодил устроился на полу между сиденьями, свернул хвост на сторону, голову положил на пол и опять задремал.
– Нет, Ану, это не от страха, это от чего-то другого. Может, у них кислороду не хватает, может, у них начинается азотное отравление?
– Это еще что за отравление? – почему-то рассердился Ану. – Азот содержится в воздухе, которым мы дышим, но мы же не отравляемся.
– А на морской глубине бывает как раз азотное отравление, – упрямо сказал Юрий. – Я читал. Азот растворяется в этом… в крови… И вот…
Но что именно происходит с водолазами и аквалангистами на глубине и что такое азотное отравление, он так и не вспомнил, и Ану сказал:
– Номы ведь тоже дышим тем же воздухом и… не зеваем.
Против этой очевидности спорить не приходилось, и Юрий рассердился. Он посмотрел на воющего Шарика и вдруг закричал:
– Ты-то чего развылся? Тебе-то чего нужно?
Шарик недоуменно покосился на хозяина и уже набрал воздуха, чтобы завыть снова, но Юрий прикрикнул:
– А ну замолчи, тумус несчастный!
Что такое тумус на языке голубых людей, Шарик знал отлично. И поэтому обиделся – ни дураком, ни ненормальным он не хотел быть. Да и никогда не бывал. Поэтому он укоризненно посмотрел на Юрия, словно хотел сказать: «Неужели тебе не жаль товарища? Он же зевает. А я хоть чем-нибудь да помогаю ему. Ты же только орешь. Да еще и оскорбляешь».
Конечно, в другое время и в другой обстановке Юрий понял бы этот укоризненный собачий взгляд, и ему, как и всякому хорошему человеку, стало бы стыдно перед собакой. Но сейчас Юрий был возбужден и деятелен. Происходило нечто невероятное, и ему приходилось думать за всех и решать за всех: Вася зевал, Шарик выл, а Ану явно растерялся. Поэтому он не обратил внимания на этот собачий укоризненный взгляд и крикнул:
– А ну марш на место! Не крутись под ногами!
Шарик покорно спрыгнул на пол, устроился рядом с крокодилом. Все это он сделал так, будто хотел сказать, что он очень обижен в самых лучших чувствах и если Юре захотелось сорвать на нем свою злость, так пусть он теперь пеняет на себя. Лично он, Шарик, никакого отношения к происходящему иметь не хочет. Его дело собачье: заставят – будет лаять.
Но Юрий уже не мог сдерживаться. Он откровенно рассердился на Васю и, собрав всю свою волю, закричал:
– А ну прекрати зевать! Нашел время!..
Вася как раз растянул рот в сладкой зевоте. И когда Юра закричал, он вздрогнул, возле уха у него что-то тихонечко хрустнуло, и некоторое время он смотрел на товарища, все еще не закрывая широко открытого рта. Потом закрыл рот и вполне внятно и спокойно сказал:
– Сам не пойму, что со мной случилось. – И тут же икнул – И спать… ик… не хочется… ик… А все равно… ик…
Вася примолк, словно прислушиваясь к самому себе, и поднял на Юрия растерянный взгляд. Посмотрел и беспомощно, обреченно икнул. Юрий взглянул в его глаза и вдруг резко ударил друга по плечу. Вася вздрогнул и прекратил икать.
– Ничего не понимаю, – сокрушался он. – Может, это оттого, что я когда-то замерзал? Может, у меня с нервами не все в порядке?
– Слушай, брось ты эти нервы, не думай о них! Тут такое дело…
– Да я и сам понимаю, но мне кажется…
Вася снова замолк, опять прислушиваясь к самому себе, словно ожидая, что он опять начнет или зевать, или икать. И это ужасно не понравилось Юрию.
– Слушай, ну прекрати! – взмолился он. – Тебе кажется, а мы врежемся в океанское дно.
– Нет, и в самом деле прошло, – облегченно вздохнул Вася. – Так вот, мне кажется, что Ану выключил всю аппаратуру машины.
– Послушайте, Вася… – возмущенно начал было Ану и стал приподниматься с сиденья.
– Нет, нет, это не нарочно. Просто, когда нас тряхнул черный свет, вы невольно провели рукой по пульту и разладили всю систему. Сами посмотрите.
И они посмотрели на пульт, на россыпь тумблеров, выключателей и кнопок. Они и в самом деле были включены и выключены в полном беспорядке.
Ану побурел – таким становилось его смуглое лицо, когда он краснел, – и стал быстро восстанавливать сбившееся управление. В машине что-то сдвинулось, что-то загудело, и она замедлила свое безостановочное движение все вниз и вниз.
– Послушайте, а что это было? – спросил Вася.
И все поняли его, вспомнив жуткую черную стену, надвигавшуюся на них.
Юрий не совсем уверенно предположил:
– Может быть, цунами…
– Чего-чего?
– Цунами. Это когда в океане случается землетрясение или, можно сказать, моретрясение. Словом, когда в океане происходит извержение вулканов, по воде идет огромная и могучая волна. Японцы называют ее цунами. Она может смыть целые острова и даже города.
Ану покивал.
– Я слышал о цунами по радио. Это действительно жутко – полная тишина, и вдруг неизвестно почему и откуда взявшийся вал океанской воды.
– Особенно ночью.
– Да… И в самом деле похоже на черный свет. Видишь что-то черное, и в то же время оно как будто светится.
– Так это оно светится, – поморщился Юрий. – А черный свет сам освещает.
– М-да… Возможно, в этом разница.
– А ты можешь себе представить, какой на самом деле может быть черный свет? – спросил Вася.
Юрий ответил не сразу. Он вспомнил все, что он видел в прошлом, и твердо сказал:
– Могу. Это когда посмотришь на солнце, а потом вокруг. В глазах черным-черно, а в то же время все вокруг невероятное: трава не зеленая, а красная, вода не синяя, а радужная. Ну и все такое…
– Ну так это когда на солнце… И вообще довольно рассуждать. Нужно действовать. А то мы и в самом деле врежемся в океанское дно.
III
Внезапно машина остановилась и словно затанцевала на одном месте. По окнам, по ветровому стеклу, по прозрачной крыше быстро, извиваясь и переплетаясь, заскользили какие-то странные не то змеи, не то водоросли. На их жилых отростках то сужались, то раскрывались, как мелкие цветы, жадные, нервно вздрагивающие присоски.
– Осьминоги! – прошептал Вася.
– Или кальмары! – ответил ему тоже шепотом Юрий.
Опять стало жутко, и Юрий подумал, что Вася снова начнет икать и зевать. Но ничего подобного с ним не произошло.
Казалось, что машина запуталась в бесконечном скопище морских хищников. Они подплывали строем, ощупывали машину, заглядывали в стекла страшными, странными, круглыми, ничего не выражающими глазами и снова отплывали. А на их место становились другие. И каждый раз новые пришельцы были побольше ростом и щупальца у них были длиннее, а присоски на них мощнее.
Было в этом их медлительном, безмолвном скольжении нечто и отвратительное и в то же время смешное – такими важными и самоуверенными казались эти существа, так строго они соблюдали старшинство.
Но неожиданно кальмарья степенность исчезла. Они заметались и стали исчезать в слабо фосфоресцирующей массе воды. Машина вздрогнула. На нее легли огромные, толстые щупальца. Они охватили машину, их присоски накрепко впились в стекла. В ветровое стекло заглянули немигающие глаза, взгляд которых заставил людей невольно опасливо отодвинуться от ветрового стекла.
