Патрик Несс - Война хаоса
Я сглатываю ком в горле и смотрю на проекцию:
— Я и не была одна…
Брэдли опять вздыхает и говорит: Значит, оно мерцает.
— Если хочешь, можем развести костер, и ты сам увидишь, — предлагаю я.
— Увижу что?
— Ну, как оно мерцает.
Он озадаченно смотрит на меня:
— А… ты все о том же…
— Ну да, ты же сейчас сказал…
О чем это она?- удивляется он.
Но не вслух.
У меня внутри все скручивается в тугой узел.
Нет.
О, нет!
— Ты тоже это слышала? — Он удивленно озирается по сторонам.- Как будто мой голос, но…
Но ведь я не говорил этого вслух, думает он и замирает.
И смотрит на меня.
Виола?- спрашивает он.
Спрашивает в Шуме.
В своем новеньком, только что приобретенном Шуме.
[Тодд]
Я прижимаю компресс к ране Ангаррад и жду, пока лекарство проникнет в кровоток. Она все еще молчит, но я продолжаю ее гладить и твердить ее имя.
Лошади не терпят одиночества, и она должна знать, что я рядом.
— Вернись ко мне, Ангаррад, — шепчу я ей на ухо, — ну, давай, милая!
Я оглядываюсь на мэра, который разговаривает со своими людьми, и гадаю, как же все могло так получиться.
Мы ведь его разбили. Схватили, связали и одержали победу.
А вышло вот что.
Он снова разгуливает на свободе и ведет себя, как хозяин положения, как властелин всего клятого мира. Бут то ему плевать, что я победил.
Ну да ничего. Один раз мне это удалось — удастся снова.
Я освободил чудовище, чтобы спасти Виолу.
И теперь должен каким-то образом не выпустить из рук поводок.
— Глаз до сих пор там, — замечает он, подходя ближе и указывая на светящуюся точку высоко в небе. Мэр уверен, что это какой-то зонд. Впервые мы заметили его около часа назад, когда мэр отдавал приказы капитанам: велел разбить лагерь у подножия холма, послать разведчиков наверх, чтобы определить масштаб будущего сражения, и на восток — узнать, что случилось с «Ответом».
На поиски корабля — разведчика никого пока не отправили.
— Зато они нас уже видят, — говорит мэр, все еще глядя на небо. — И если захотят встретиться, то просто придут ко мне, верно?
Он медленно обводит взглядом солдат, перестраивающихся перед новым сражением.
— Надо просто слушать голоса, — странным шепотом произносит он.
Воздух вокруг все еще полон Шума солдат, но взгляд мэра наводит на мысль, что он имеет в виду нечто другое.
— Какие еще голоса?
Он удивленно моргает, словно меня тут быть не должно. А потом улыбается и кладет руку на гриву Ангаррад.
— Не трогай! — шиплю я и сверлю его злобным взглядом, пока он не убирает руку.
— Я понимаю твои чувства, Тодд, — мягко говорит он.
— Ничего ты не понимаешь!
— Понимаю, — настаивает он. — Я помню свой первый бой в первой войне со спэклами. Ты думаешь, что скоро умрешь. Ты думаешь, что ничего ужасней быть не может — и как теперь жить, увидав такое собственными глазами жить? Как вапще кто-то может после этого жить?
— Убирайся из моей головы!
— Я лишь рассказываю тебе о своих переживаниях, Тодд.
Я ему не отвечаю, только продолжаю твердить на ухо Ангаррад, что я здесь.
— Но скоро все станет хорошо, — говорит мэр. — И твоя лошадь поправится. Война закалит вас обоих. Тебе полегчает.
— Как что-то может стать лучше после такого. Как можно стать настоящим мужчиной и после такого.
Он пригибается ближе:
— Но ведь тебя это захватило, верно?
Я не отвечаю.
(потомушто он прав…)
(на секунду я и вправду…)
Но я сразу же вспоминаю того убитого солдата, который перед смертью тянулся Шумом к своему сынишке. Он уже никогда его не увидит…
— Ты был взбудоражен, когда мы загоняли спэклов на холм, — продолжает мэр. — Я все видел. Это чувство горело в твоем шуме, как пламя, и каждый солдат моей армии чувствовал то же самое, Тодд. Во время сражения мы живы, как никогда.
— А после — как никогда мертвы.
— О, философствуешь? — Он улыбается. — Вот уж не ожидал.
Я отворачиваюсь и снова заговариваю с Ангаррад. И тут слышу:
Я — КРУГ, КРУГ — ЭТО Я.
Оборачиваюсь и швыряю в него: ВИОЛА!
Он морщится, но улыбка с лица не сходит.
— Вот именно, Тодд! Я уже говорил: если ты владеешь Шумом, то владеешь собой. А если владеешь собой…
— …владеешь миром, — заканчиваю я. — Это я уже слышал, не глухой! С меня хватит и первого, спасибо. Мир пусть делает что хочет.
— Все так говорят. Пока сами не окажутся у власти и не попробуют ее на вкус. — Он опять поднимает глаза к зонду. — Интересно, друзья Виолы смогут нам рассказать, с какой армией нам предстоит сражаться?
— С огромной, вот какой!- говорю я.- Тебе не по зубам. Там, может, все спэклы планеты собрались! Всех тебе никогда не перебить!
— Пушки против стрел, мой мальчик.- Мэр переводит взгляд на меня. — Ни их распрекрасное новое оружие, стреляющее огнем, ни эти белые жезлы не сравнятся с пушками. А пушек у них нет. И летающих кораблей тоже.- Он кивает на восток.- Такшто силы примерно равны.
— Тогда тем более надо положить этому конец.
— Тогда тем более надо сражаться, мой мальчик! На этой планете нет места для двух равных сил.
— Но если мы…
— Нет, — напористо перебивает меня он. — Ты же не просто так меня освободил. Ты поставил условие: сделать этот мир безопасным для Виолы.
На это мне нечего ответить.
— Я принял твое условие, и теперь ты должен предоставить мне свободу действий. Благодаря мне Новый свет станет безопасным для Виолы и для всех нас. Ты позволишь мне это сделать, потомушто сам не можешь.
Я вспоминаю, как солдаты беспрекословно выполняли его команды и шли на верную смерть, только потомушто он им так сказал.
И он прав, я в самом деле на это не способен.
Он мне нужен. Ужасно, но это так.
Я отворачиваюсь, закрываю глаза и прижимаюсь лбом к Ангаррад.
Я — круг, круг — это я.
Владеешь Шумом — владеешь собой.
Но если я контролирую себя…
То, может, смогу контролировать и его.
— Может, — кивает мэр. — Я всегда говорил, что в тебе есть сила.
Я смотрю на него.
Он по-прежнему лыбится.
— А сейчас, — говорит он, — дай отдых лошади и отдохни сам.
Мэр принюхивается к воздуху, в котором теперь, когда не думаешь о смерти каждую секунду, уже начинает чувствоваться мороз. Потом поднимает глаза на вершину холма: из-за гребня выбивается свет спэчьих костров.
— В первом сражении мы победили, Тодд. Но война только начинается.
И ТРЕТИЙ
[Возвращенец]
Земля ждет. Я жду вместе с ними.
И горю ожиданием.
Ведь мы разбили врага. У подножия их собственного холма, на окраине их собственного города, мы взяли вражескую армию в кольцо. Они были в смятении и почти не могли сопротивляться…
Битва подходила н концу. Мы их разбили.
Но потом почва вскинулась под ногами и подняла нас в воздух.
Мы отступили. Бросились бежать по завалам и разбитой дороге — обратно на вершину, залечивать раны и оплакивать погибших.
Но победа была близка. Таи близка, что я успел ощутить ее вкус.
Я чувствую его до сих пор, когда смотрю на долину внизу, где люди Бездны разбивают лагерь, залечивают раны и хоронят своих мертвых, небрежно сваливая наших в кучи.
У меня перед глазами — другие кучи, в другом месте.
Я горю от этих воспоминаний.
А потом, сидя на вершине холма, я кое-что замечаю — рядом с тем местом, где река с грохотом падает в нижнюю долину. Огонек, парящий в ночном небе.
Он наблюдает за нами. Наблюдает за Землей.
Я встаю и отправляюсь на поиски Неба.
Я иду по дороге вдоль реки, вглубь нашего лагеря. Свет костров не пускает сюда черноту неба. Над ревущей рекой в воздухе стоит влажная дымка, и из-за горящих костров все вокруг словно бы светится. Земля наблюдает за мной, и я петляю меж ними — лица дружелюбные, хоть и усталые после битвы, голоса широко открыты.
Небо?- показываю я голосом на ходу. — Где Небо?
В ответ они показывают мне путь среди костров, замаскированных биваков, кормушек и загонов для бэттлморов…
Бэттлморы, шепчут вокруг — с потрясением и даже отвращением, — потому что это слово не из языка Земли, а из языка врагов, Бездны. Я прикрываю его другим, более громким: Небо?
Земля продолжает указывать мне путь.
Но не сомнение ли я слышу в их готовности помочь? Ведь в конце концов — кто я такой?
Герой? Спаситель?
Или проигравший? Угроза?
Начало я или конец?
Действительно ли я — Земля?
Если честно, ответов я не знаю.
Но мне продолжают указывать путь, и я петляю по тропам, чувствуя себя листком, плывущим по течению реки — вернее, над ним.
Но не с ним.
Земля начинает передавать вперед весть о моем прибытии.
Возвращенец, поназывают они друг другу. Возвращенец идет.