Елена Усачева - Большая книга ужасов . 37
— К-колодец! — вспомнил Андрюха. — Мы там черт знает что наговорили. Я, кажется, собирался быть властителем мира. А Голубева…
— Голубева пожелала никого больше не видеть, — помог ему вспомнить Бокштейн. Приятели посмотрели через большую стеклянную витрину. Лена все еще сидела за столом, понуро опустив голову.
— Значит, все-таки пропали, — упавшим голосом произнес Андрюха. — Может, около Колодца ловушка какая стоит? Ты произносишь неправильное слово, и тебя засасывает в неприятности.
— Нет, — прошептал Вадим. — Мы все от Колодца ушли. А Ким вообще около Олевисте исчезла.
— Ее надо найти, — напомнил Андрюха. Сам себе напомнил, больше это никого не волновало.
— Найдем. — Бокштейн принялся за решение новой задачи. — Эдик отвел Наток в свою легенду. Ким повстречала палача. Значит, с остальными тоже кто-то пересекся. Надо покопаться в легендах. Старых городов много, и я не слышал, чтобы люди так часто пропадали из-за легенд. Значит, здесь что-то позволило местным сказкам войти в силу и начать воздействовать на людей. Логично?
— Л-логично, — икнул Андрюха.
— Да и за тобой следить надо. Ты у нас пока единственный, кто наобещал и никуда не пропал.
— М-мне, наоборот, искать надо, — икнул Василевский, болезненно морщась и ежась, словно от всего этого начал замерзать.
— Маргарита обещала нас всех вернуть обратно, — загнул палец Вадим. — Значит, с ней пока ничего не случится. Если только кто-нибудь не захочет помешать ей это сделать.
— У-уже захотел, — двойным эхо отозвался Василевский.
— Ленка?
Друзья обернулись на дверь кафе, сквозь стекло которого была видна одноклассница с замерзшим вытянутым лицом.
— М-мамкин говорил что-то про затопление, — стал вспоминать Андрюха. — А Борзов обещал олененка с места сдвинуть и пожелал всех нас в гробу встретить.
— Если олененок исчезнет, никто плакать не будет, а вот Голубева пожелала так пожелала… Чтобы больше нас не видеть. Круто.
— А если запереть ее в комнате? — предложил Василевский. — С Маргаритой.
— И возьмем с нее слово, что без нашего ведома она никуда не уйдет? — подхватил Вадим.
— У-удобно, — кивнул Андрюха. — Взял слово, и человек его держит. По-любому.
Бокштейн скривился. Обоим вспомнился спор о Руссо.
— Лучше вообще молчать, — Вадим смотрел сквозь витрину кафе на согнувшуюся над столом Голубеву. — Не заметишь, как скажешь что-нибудь лишнее.
Андрюха сильнее засунул руки в рукава куртки, его знобило.
— Мы сейчас будем думать и как можно меньше говорить.
Вадим пошел в кафе за Леной. Василевский напоследок глянул вдоль улицы. Смех. Его теперь все время преследовал детский смех. А еще черный человек. Который куда-то его звал, обещал встретиться. Уж не на свадьбу ли его зазывали?
Он плотнее запахнулся в куртку, нащупал в кармане сборник стихов, открыл наугад.
— Ананасы в шампанском!Ананасы в шампанском! —
быстро забормотал он.
— Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем-то норвежской!Весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Огляделся. Слабая надежда, что от этих слов все дружно появятся, не оправдалась.
— Не действует, — вздохнул он и побрел следом за вышедшими на улицу одноклассниками. Шаг его был тяжелым.
— Боишься? — Вадим остановился, дожидаясь приятеля.
Лена свернула в арку гостиницы.
— Деру дать хочется, — Андрюха уныло изучил камни ближайшего дома. — Но здесь — чем быстрее бежишь, тем вернее остаешься на месте. Кто сказал?
— Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье».
— Сплошные чудеса. — Василевский сник. — Ты не кривись, ранние морщины не зарабатывай, логики все равно нет. Абсурд не поддается математике.
Он вошел в арку и, не оглядываясь, направился к двери гостиницы. Чего он сейчас точно не знал, так это где искать Ким.
Когда Вадим пришел в комнату к Андрюхе, тот уже спал. Или делал вид, что спал. Не зажигая света, Бокштейн лег. Надо было переждать этот тяжелый бесконечный день. Утро вечера, говорят, мудренее.
Чувство падения заставило задохнуться, и он проснулся, ловя ртом воздух. Сердце стучало, как сумасшедшее. Вадиму приснился бесконечный кошмар с проваливанием в кроличью нору.
Комната была полна утреннего солнца. Кровать Василевского оказалась пуста. Вадим вылетел в коридор, спросонья с трудом соображая, в какой комнате спят Маргарита Викторовна и Ленка.
Кажется, здесь!
Толкнул дверь.
Ленкины глаза светились не хуже кошачьих. Она сидела на кровати и в упор смотрела на вошедшего. Маргарита Викторовна спала.
— Что у вас?
— Дымом тянет, — прошептала Ленка, комкая на груди одеяло.
Бокштейн принюхался. И правда, тянуло дымком, будто чья-то неловкая рука разводила огонь в камине. Он помчался вниз.
Они словно провалились в какое-то безвременье — на первом этаже опять никого не оказалось. Ниша пуста. В глубину она была не больше метра. Вадим специально опустился на колени и потрогал холодный камень стены.
Ни одной мысли в голове не было, все чьи-то чужие слова. Вадим снова принюхался. На этот раз пахло кофе. Ну да, конечно, их обещали кормить. Время утренней еды настало.
Бокштейн как раз допивал третью чашку кофе, пытаясь заставить себя перестать думать логически, когда в столовую вошел Василевский. Он был бледен до синевы, глаза воспаленно блестели, куртка — распахнута, но в целом он выглядел прилично.
— Я ее не нашел, — отчитался Андрюха, падая на стул и придвигая к себе Вадимову тарелку с бутербродами.
— Зато искал, — Бокштейн потянулся к тостеру, чтобы зарядить его новой порцией хлеба. — Этого достаточно, чтобы проклятье не начало действовать. Занимайся потихоньку поисками, пока мы не поймем причины.
— А Маргарите мы что скажем? Она же с ума сойдет. — Василевский задумчиво сжевал два тоста с сыром и ветчиной.
— Маргарита пока убеждена, что все на месте. У нее сильное растяжение, она ходить не может. Ленка врет, что все в своих номерах. А Танька к Наткам в комнату перебралась.
— И она поверила? — Андрюха задумчиво оглядел стол в поисках съестного. За ночь он устал и здорово замерз.
— Не поверила, конечно. Сказала, утром во всем разберется. А что с тобой?
— Пусто.
Из тостера выскочили готовые хлебцы. Василевский тут же подхватил один из них и стал накладывать на него джем. Желтая масса стекала у него по пальцам.
— Ким пошла за тем чуваком в красном, поднялась на холм и исчезла. Я два часа просидел на холме. Хотя бы какой знак. Если кто-то играет с нами в игру, то должны быть объявлены условия. Мы не можем никого искать, пока не поймем направление поиска.
— Направление у нас одно — выполнять данные обещания.
Андрюха поперхнулся тостом, грязными руками полез в карман, достал книгу стихов и быстро зашептал:
— Отныне плащ мой фиолетов,Берета бархат в серебре:Я избран королем поэтовНа зависть нудной мошкаре.
— У тебя ничего не болит? — недовольно сощурился Вадим.
— Душа, — поник головой Андрюха. — Сколько у нас времени до отъезда в Пириту?
— Марина сказала, что придет в десять. — Бокштейн посмотрел на экран сотового. — Еще два часа!
— Вы куда-то собрались? — На пороге столовой возникла Ленка.
— Думать. А ты следи, чтобы Маргарита никуда не выходила, — отдал распоряжение Вадим.
— Она и так никуда не выходит. Нога распухла, она пошевелить ею не может.
— Значит, на экскурсию она не идет! Отлично! — Вадим допил свой кофе. — Василевский, отомри! До вечера мы должны во всем этом разобраться.
— А если у вас не получится? — прошептала побледневшая Ленка.
— Получится, — Андрюха захлопнул книгу. — У нас все получится. Мы же обещали, — добавил он тише.
Глава IV
Недействующие поговорки
— Есть такая поговорка: «Обещанного три года ждут», — мрачно изрек Василевский.
— Таллин шведский город, такой поговорки здесь точно не было.
Вадим с Андрюхой сидели в комнате. Из своего небольшого рюкзака Бокштейн извлек стопку книг. Василевский боролся с желанием заглянуть в сумку приятеля, чтобы выяснить, взял ли отличник что-то помимо литературы. Хотя нет, зубная паста со щеткой у него точно были.
— Я здесь кое-что почитал, — себе под нос бормотал Вадим. — Пока мы знаем, что завязка произошла на две легенды — об Олеве и о рыцаре.
— Розенкруйц… — попытался вспомнить сложное название Андрюха.
— Рыцарь Розы и Креста, по-другому ордена розенкрейцеров. Мистики и религиозные фанатики. Появился орден в Средние века. Вроде бы его создатели использовали практики выхода из тела и предсказания будущего, могли взывать к духам предков и чуть ли не оживляли мертвецов. У рыцаря в легенде был перстень. Роза — символ крови. Наверное, это был рубин. Он красный. Если эти мистики поработали, то кольцо само по себе должно было обладать какой-то силой, поэтому проклятье и сбылось.
