Джонатан Страуд - Кольцо Соломона
7
Бартимеус
Его звали Хаба,[20] и, кем бы еще он ни был, волшебником он был превосходным. По происхождению он, вероятно, был уроженцем Верхнего Египта, смышленым сынишкой какого-нибудь земледельца, коротавшего свой век, копаясь в черном нильском иле. Потом, как это было заведено столетиями, на парнишку обратили внимание жрецы Ра и забрали его в свою гранитную твердыню в Карнаке, где такие толковые мальчики воспитывались во мраке и в дыму, постигая двойное искусство магии и власти. Более тысячи лет эти жрецы делили с фараонами владычество над Египтом, то соперничая с ними, то поддерживая их; и во дни расцвета Египта Хаба, несомненно, остался бы там и интригами и отравой пробил бы себе путь к столпам власти. Но ныне фиванский трон обветшал и пришел в упадок, а в Иерусалиме воссиял новый, более яркий свет. Честолюбие грызло Хабу изнутри. Он узнал от своих наставников все, что они могли ему поведать, и отправился на восток искать себе места при дворе Соломона.
Быть может, он провел здесь много лет. Однако он по-прежнему влачил за собой запах карнакских благовоний. Даже сейчас, когда он поднялся на холм и остановился, глядя на нас в сиянии полуденного солнца, в нем было нечто, напоминающее о подземельях.
До сих пор я встречался с ним только в его башне, в помещении для вызывания духов, и там мне было слишком плохо, чтобы рассмотреть его как следует. Но сейчас я разглядел, что кожа его имеет легкий сероватый оттенок, наводящий на мысли о подземных святилищах без окон, а глаза у него большие и круглые, как у пещерных рыб, обитающих в темноте.[21] Под каждым глазом виднелся узкий и глубокий рубец, спускающийся почти вертикально через всю щеку к подбородку. От природы ли у него такие отметины, или же их оставил какой-нибудь отчаянный раб, оставалось лишь гадать.
Короче, Хаба был отнюдь не красавчик. Ходячий покойник и тот перешел бы на другую сторону улицы, чтобы с ним не встречаться.
Как и у всех наиболее могущественных магов, платье на нем было самое простое. Обнаженная грудь, юбочка из простой ткани без вышивки и украшений. На костяном крюке у него на поясе висела длинная многохвостая плетка с кожаной рукоятью, на шее, на золотом ожерелье, висел черный отполированный камень. В обоих предметах пульсировала магическая сила: камень, как я предполагаю, служил магическим кристаллом, позволяющим волшебнику следить за тем, что происходит где-то вдали. Ну а плетка? О, ее предназначение было мне прекрасно известно! От одной мысли о нем меня пробрало холодом, несмотря на жару.
Джинны молча стояли в строю. Волшебник окинул нас взглядом. Большие глаза, влажно моргая, устремились по очереди на каждого из нас. Потом он нахмурился и, заслонившись рукой от слепящего солнца, внимательнее присмотрелся к нашим рогам, хвостам и прочим неуставным украшениям. Его рука потянулась к плетке, пальцы постучали по рукояти… и опустились. Волшебник отступил на полшага назад и обратился к нам негромким, бесцветным голосом.
— Я — Хаба, — сказал он. — Вы — мои рабы и орудия. Неповиновения я не терплю. Это первое, что вам следует усвоить. А вот и второе: вы находитесь на иерусалимском холме, земле, которую наш господин, Соломон, нарек священной. И никакое озорство и дерзкие выходки здесь недопустимы. Ослушников ждет суровейшее наказание.
Он принялся медленно расхаживать вдоль строя, длинная и узкая тень влачилась за ним.
— Я тридцать лет устрашаю демонов своей плетью. Тех, что пытались мне противиться, я раздавил. Некоторые из них мертвы. Некоторые живы… отчасти. В Иное Место не вернулся ни один. Зарубите это себе на носу!
Он умолк. Его возглас откликнулся эхом в стенах дворца и наконец замер.
— Я вижу, — продолжал Хаба, — что все вы, вопреки Соломоновым установлениям, изуродовали свой человеческий облик теми или иными дьявольскими принадлежностями. Возможно, вы рассчитываете меня этим шокировать. Если так, то вы ошибаетесь. Возможно, этот жалкий жест представляется вам чем-то вроде бунта. Если так, это лишь подтверждает то, что мне уже и так известно: вы слишком запуганы и трусливы, чтобы предпринять что-то более впечатляющее. Можете оставить себе эти рога на сегодня, если уж вам так нравится, но знайте, что с завтрашнего дня любой, у кого я увижу подобное, отведает моей сущностной плети.
Он снял с пояса плетку и взмахнул ею у нас перед носом. Некоторые из нас съежились, и восемь пар глаз мрачно следили за свистящими в воздухе хвостами.[22]
Хаба удовлетворенно кивнул и повесил плеть обратно на пояс.
— Ну и где же эти гордые джинны, которые причиняли столько хлопот своим бывшим хозяевам? — осведомился он. — Их и след простыл! Вы сделались смирны и послушны, как подобает. Отлично, теперь поговорим о вашем следующем задании. Вас собрали здесь, чтобы начать работу над новым строительством, которое замыслил царь Соломон. Он желает построить здесь огромный храм, чудо архитектуры, которому позавидуют даже цари Вавилона. Мне досталась честь выполнить подготовительные работы. Надлежит расчистить и выровнять этот край холма, а также вырыть карьер внизу, в долине. Вы будете работать согласно планам, которые получите от меня, обтесывая камни и стаскивая их сюда, а затем… Да, Бартимеус? В чем дело?
Я поднял свою изящную руку.
— Для чего нужно стаскивать камни? Не быстрей ли будет поднять их сюда на крыльях? Мы все могли бы переносить их по два зараз, даже Хосров!
— Эй, а чего я?! — негодующе взвизгнул джинн с ушами летучей мыши.
Волшебник покачал головой.
— Нет. Вы находитесь в границах города. И подобно тому, как Соломон запрещает появляться здесь в противоестественном обличье, точно так же вам следует избегать магических уловок и трудиться с человеческой скоростью. Этот храм должен стать святым местом, его надлежит строить с благоговением.
— Без магии?! — протестующе возопил я. — Но ведь на это уйдут годы!
Влажные глаза устремились на меня.
— Ты оспариваешь мои приказы?
Я поколебался, потом отвел взгляд.
— Нет.
Волшебник отвернулся в сторону и произнес волшебное слово. Раздался негромкий хлопок, завоняло тухлыми яйцами, и рядом с Хабой материализовалось и повисло небольшое сиреневое облачко. Облачко слегка пульсировало. Внутри, закинув за голову тощие ручонки, сидело зеленокожее существо с закрученным хвостом, пухлыми красными щечками, блестящими глазками и наглым, фамильярным выражением на физиономии.
— Привет, ребята! — ухмыльнулось оно.
— Это фолиот Гезери, — пояснил наш хозяин. — Он — мои глаза и уши. Когда на строительной площадке не будет меня самого, он станет мне докладывать о любых простоях и нарушениях моих приказов.
Фолиот еще шире расплылся в улыбочке.
— Ничего, Хаба, с ними хлопот не будет! Они же тихие, как ягнятки, я ж вижу!
Он высунул толстопалую ногу за пределы своего облачка и оттолкнулся от земли. Облачко подплыло ближе.
— Вся штука в том, что они понимают, что это ради их же блага, это сразу видно!
— Надеюсь! — Хаба сделал нетерпеливый жест. — Время идет! Беритесь за работу. Вырубайте кустарник, выравнивайте вершину холма! Вы знаете условия вашего заклинания, их и держитесь. Мне нужна дисциплина, мне нужна эффективность, мне нужна безмолвная преданность делу. Никаких возражений, споров или посторонних занятий. Разбейтесь на четыре команды. В ближайшее время я доставлю вам планы храма. Это все.
И с этими словами он развернулся и зашагал назад, воплощение гордости и безразличия. Фолиот поплыл за ним, лениво отталкиваясь ножкой и корча нам гадкие рожи.
И никто из нас по-прежнему ничего не сказал, хотя это был прямой вызов. Я услышал, как стоящий рядом Факварл издал сдавленный рык, как будто хотел что-то сказать, но прочие мои товарищи-рабы как будто язык проглотили, страшась наказания.
Но вы ж меня знаете. Я же Бартимеус, я молчать не стану![23] Я громко кашлянул и вскинул руку.
Гезери развернулся, как волчок; волшебник, Хаба, обернулся медленнее.
— Ну?
— Хозяин, это снова я, Бартимеус Урукский. У меня жалоба!
Волшебник заморгал своими влажными глазищами.
— Жалоба?
— Ну да, верно. Стало быть, ты не глух — это хорошо, у тебя хватает других физических недостатков. Мне очень жаль, но речь идет о моих товарищах по работе. Они не дотягивают до нужного уровня.
— Не дотягивают?..
— Ну да. Постарайся меня понять. Я не говорю, что они все такие. Например, я не имею ничего против… — Я обернулся к джинну, стоящему слева от меня, юноше с приятным лицом и единственным коротким рогом во лбу. — Извини, как тебя звать?
— Менес.
— Против юного Менеса. Уверен, он джинн достойный. И возможно, вон тот толстяк с копытами тоже неплохой работник, я еще не имел случая убедиться в обратном — по крайней мере, сущности в нем довольно. Но некоторые другие… Если нам предстоит тяжкий труд на протяжении многих месяцев… Короче говоря, мы не сработаемся. Начнутся драки, склоки, подколки… Вот взять, скажем, Факварла. С ним же совершенно невозможно работать! Чуть что — сразу в слезы.
