Алексей Казовский - Коридор в бесконечность

Алексей Казовский

Коридор в бесконечность

Авторское предисловие

Здравствуйте, Читатель!

Хотите, я угадаю который час у Вас сейчас?

Конечно за полночь! Разве не угадал? Любое время суток после двенадцати ночи — это ведь за полночь, верно?!

И представляете, как плохо, что сутки начинаются после полуночи. Вот если бы они начинались хотя бы в шесть утра, мы бы с Вами не просыпались утром, уже потеряв напрасно целую четверть нового дня!..

Ну что, Вы готовы, не теряя времени, броситься сломя голову в необыкновенные приключения? Вижу — готовы. Тогда забудьте на время про уроки, спрячьте подальше учебники и тетради, отложите планшеты, пульты телевизоров и мобильники (посуду после завтрака можете помыть), и вперёд! Сквозь время и пространство, навстречу чудесам и тайнам, которые всегда находятся рядом с нами, стоит только руку протянуть.

Родителей отправьте на работу или на дачу, чтобы не мешали. С собой можете захватить пару бутербродов и бутылку лимонада. И не забудьте о хорошем надёжном друге, которому можно потом рассказать или дать почитать эту книжку. Если, конечно, она Вам понравится.

У писателя-фантаста Рэя Бредбери есть рассказ — «Чудеса и диковины! Передай дальше». Лучше, по-моему, не скажешь. Так вот: пока каждый из нас способен восхищаться окружающим миром, а не мерить всё только на деньги, — мы сможем вместе сделать нашу страну великой и богатой для нас всех и сможем сохранить её для далеких потомков.

Нужно только постараться жить в ней по-настоящему, а не в гостях, и нужно передавать друг другу радость бытия, в которой и заключается смысл жизни, и говорить при этом: «Чудеса и диковины! Передай дальше!»

А теперь присядем на дорожку по русскому обычаю, и… поехали!

Глава первая Что такое «не везёт» и как с ним бороться

Всё началось со шлагбаума.

Въезд в пионерский лагерь был двойной. Две дороги шли метрах в двадцати друг от друга. Одна вела напрямую от асфальтового шоссе к столовскому корпусу, другая, через широкую площадку автостоянки, к директорскому коттеджу. Машина с продуктами въезжала в огромные железные ворота, украшенные поверху разноцветными буквами названия пионерского лагеря «Юный геолог», а по второй дороге, перегороженной деревянным полосатым шлагбаумом, редко кто ездил, разве что комиссия какая нагрянет.

Дощатая будка «Поста № 1» стояла как раз у второго въезда. В ней ежедневно дежурили по двое ребят из старших отрядов. Где находился «Пост № 2», было известно, может быть, только директору и вожатым, а для мальчишек и девчонок «Пост № 1» являлся единственной повинностью, нести которую приходилось несколько раз за смену по общему графику первого и второго отрядов. Хоть какое-то разнообразие в нудное отбывание дежурства вносили выходные дни, когда на встречу с чадами приезжали родители и другая родня из города. Тогда «часовым» следовало никого на территорию лагеря «не пущать», а, составив список очередной партии родственников, бегом тащить его в радиорубку. Откуда по громкоговорителям, развешанным на деревьях, кто-нибудь из вожатых выкликал к воротам не очень-то соскучившихся по домашним пирожкам-компотам ребятишек.

В остальном на посту царила скука прелая. Так что на старом шлагбауме, за всё время существования «Юного геолога», качалось не одно пионерское поколение, благо директорские окна были скрыты за высокими разлапистыми кустами черёмухи. И раскрашенная деревянная балка всё терпела, принимая на разновеликие плечи очередную двойку каскадёров-самоучек. Но всему, как известно, и терпению шлагбаума тоже, когда-нибудь приходит конец…

В то ничем не примечательное воскресенье на «Пост № 1» ранним июньским утром заступили Вовка Петрухин, по прозвищу Пьеро, и Женька Шурский, который прозвища ещё не получил, так как приехал в лагерь первый раз. А здесь были свои старожилы, проводившие каждое лето по три смены подряд: родители-геологи сплавляли на отдых замученных учёбой, но не сломленных отпрысков на время полевого сезона.

Вовка был из старожилов, знал, что нужно делать на посту, и поэтому быстро разобрался с прибывшими с электрички бабушками и тётками. Состроив строгую насупленную физиономию, он быстро переписал всех в клеёнчатую тетрадку и вручил список Женьке.

— Мухой лети в рубку, пусть вызывают маменькиных сынков и дочек, — приказал вполголоса и презрительно сплюнул в сторону столпившихся у шлагбаума взрослых. — Не успели проводить, и уже понаехали к своим ненаглядным спиногрызам.

Женька убежал вприпрыжку по короткой тропинке, и скоро вернулся, а за ним неслась к выходу стайка мелюзги из младших отрядов. Асфальтовая площадка возле будки быстро опустела, все ушли по галечной насыпи на берег речной протоки, и Вовка с Женькой остались одни.

— Ну вот, работа закончена, и нам остаётся до обеда убивать время, — сказал Вовка-Пьеро, усаживаясь на лавочку у забора. — Садись.

Женька пристроился рядом. Пьеро внимательно огляделся по сторонам и достал из нагрудного кармана рубашки мятую папиросу.

— Куришь? — спросил он, небрежно сунул «беломорину» в губы, и, заправски упрятав горящую спичку в сложенные горстью ладони, прикурил.

— Нет, — ответил Женька, с интересом наблюдая за тлеющим огоньком.

— А я каждое лето, как в лагерь приезжаю, начинаю курить, — важно проговорил Вовка и выпустил толстое кольцо дыма сквозь сложенные дудочкой губы. — Никак бросить не могу.

Он ещё раз глубоко затянулся, вдохнул едкий дым, но тут же поперхнулся, закашлялся и отвернулся от напарника, пряча навернувшиеся на глаза слёзы. Отдышался кое-как, бросил окурок на землю и затоптал носком башмака.

— Не табак стали делать, а гадость какую-то, — сердито пробормотал Пьеро и поднялся со скамейки. — Давай покачаемся, что ли?

Женька склонил голову, не показывая невольной усмешки, чтобы не обидеть товарища, и тоже встал.

— На чём покачаемся?

— Как на чём? На шлагбауме, конечно! — Вовка подошёл к полосатой перекладине, сбросил верёвку, удерживающую длинное плечо, оно тут же приподнялось под весом груза, привязанного с другого конца коромысла. — Давай, цепляйся!

Женька обхватил прохладное дерево ладонями «в замок», а Вовка подпрыгнул и опёрся руками на короткое плечо возле противовеса. Шлагбаум начал стремительно подниматься. У Женьки даже дух захватило, когда забор и кусты резко ухнули вниз, и он оказался на уровне крыши директорского домика. Потом всё перед глазами поплыло вверх, поджатые ноги мальчишки коснулись носками земли, и снова тело взмыло, словно пёрышко, в голубое небо. И тут он заметил, что с крыльца коттеджа кто-то спускается и идёт по дороге в их сторону. В это же время послышался громкий скрипучий треск, и Женька начал падать прямо в густые заросли черёмухи.

Приземлился он сравнительно благополучно, если не считать порванной майки и расцарапанного живота. Выбрался из кустов на четвереньках, поднялся на ноги и увидел плачевную картину.

Деревянный столб, на котором крепилась перекладина, подломился у самого основания, шлагбаум упал и повис на упругих ветках, а возле него стоял директор Николай Сергеевич и холодно, с прищуром, смотрел на Вовку. Тот покорно переминался с ноги на ногу, опустив голову. Лицо его, обрамлённое длинными прямыми волосами, бледное и вытянутое, с печально опущенными уголками губ, удивительно напоминало лицо толстовского героя.

Женька улыбнулся, вспомнив меткое прозвище товарища, и подошёл ближе. Директорский взгляд переместился на него.

— Так. Допрыгались? Вам что, жить надоело? — не повышая голоса, сердито и увесисто вымолвил директор. — Сегодня же на совете будем решать вопрос о вашем дальнейшем пребывании в лагере. А сейчас марш к Петру Казимировичу за инструментами, и чтобы до вечера всё было сделано, как прежде.

Он развернулся обширной спиной к ребятам и неспешно ушёл обратно в свои апартаменты.

Вовка обернулся к Женьке.

— Живой? — он окинул напарника испуганным взглядом.

— Живой, — ответил Женька и посмотрел на исцарапанный живот в прорехе разорванной футболки.

— Ну, тогда пошли к Казимирычу, — уныло вздохнул Вовка и направился по тропинке вглубь зарослей.

Петр Казимирович состоял при ребячьем лагере сторожем, и жил здесь в своём доме круглый год. Жена его работала из лета в лето поварихой в столовой, а сам он справлял всякие столярные и слесарные работы, по мере необходимости.

Когда мальчишки подошли к бревенчатой деревенской избушке, прятавшейся в глубине лесных зарослей на задах душевой и прачечной, хозяин был во дворе, ремонтировал сломанную тумбочку. Вовка первым подошёл к нему и поздоровался.

— Дядя Петя, нам бы инструмент кое-какой надо, — просящим тоном сказал Пьеро.