Георгий Антипов - Ортис - десятая планета

Георгий Иванович Антипов

ОРТИС — ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА

Письмо первое

Здравствуй, Степка! Я уже на Ортисе. Ортис — это название планеты.

Как я попал сюда? Прилетел в космической ракете. Когда она стояла на ракетодроме, я незаметно забрался ночью в багажник, а утром — трах-бах! — и я в воздухе. И, пока меня заметили, Земля была уже далеко-далеко.

А летел я здорово! Правда, когда я сидел в багажнике, я очень боялся, что меня найдут и оштрафуют как космического «зайца» на два миллиона рублей. Но всё обошлось как нельзя лучше. И, представь себе, как первого космического «зайца» космонавты окружили меня заботой и вниманием. Да что вниманием! Я был прямо нарасхват.

Астроштурман мне звёздную карту в руки сует, Радист — с концертом ко мне по заявке. Повар угощает питательными таблетками. Врач не отрывался от моего пульса почти до самого Ортиса. А потом прямо в ракете начал писать научную работу «Обязательна ли тренировка для космических пассажиров?»

Одни только роботы не обращали на меня никакого внимания. Впрочем, на то они и роботы, чтобы не замечать живого человека.

Ты спросишь, как я перенёс невесомость. Скажу откровенно: невесомость мне не понравилась. Никакого веса: что куриное перо, что человек. Разве это справедливо? По-моему, у каждого человека должен быть всегда свой вес.

На Ортис мы прилетели, оказывается, точно по расписанию. Сели очень хорошо, и все заспешили по своим делам — открывать, изучать, исследовать, а про меня все забыли. И кстати. Я даже обрадовался. Теперь я стал сам себе хозяин: куда захочу, туда и пойду, что понравится, то и буду смотреть.

Не успел я решить, в какую сторону шагать, как меня окружили жители Ортиса. Взрослые ортисяне, конечно, увязались за нашим космическим экипажем, а меня осадили ортисишки-мальчишки.

Смотрю на них — ничего удивительного. У них есть голова, руки, ноги. В одежде тоже порядок — штаны, рубашки. Только лопочут по-своему.

Посмотрели мы так с ортисишками друг на друга, а потом меня кто-то спрашивает:

— Может быть, ты по-русски говоришь?

Я оглянулся: кто же так заговорил? А это, оказывается, электронный переводчик-маленький такой аппаратик, похожий на наш карманный фонарик.

Какой-то ортисишка сует мне его под нос и всем видом показывает, чтобы я говорил. И я ответил:

— Русский я. С Земли.

Электронный переводчик залопотал по-ортисянски.

И меня поняли! Ортисишки зашумели, загалдели, начали хлопать меня по плечу. Потом они подарили мне электронный переводчик, и я сказал им большое спасибо. Тут все снова начали аплодировать и кричать:

— Мац-бац-кац! Ару!

Пока они шумели, я разглядел моих новых друзей получше.

Я заметил, что, хотя в одежде ортисян не было ничего особенного, носили они её по-своему. Пиджаки и рубашки были надеты задом наперёд. На головах что-то похожее на наши бескозырки. Но когда я пригляделся к одной бескозырке, то сзади у неё нашёл козырёк. Значит, это были не бескозырки, а фуражки и кепки, но почему-то надетые задом наперёд. Оказалось, что на Ортисе носить так одежду удобнее: в пальто и плаще не продувает. А козырьком лучше прикрывать не лицо, а затылок от солнечного удара.

Моих ортисишек очень, видно, удивила наша привычка застёгивать пиджаки спереди. Они толкались вокруг меня, тыкали пальцами в мои пуговицы и показывали друг другу кулаки.

— Из-за чего вы ссоритесь? — спросил я.

— Мы и не думаем ссориться, — ответили они. — Мы не можем налюбоваться на твои пуговицы.

— Зачем же вы грозите друг другу кулаками?

— Мы вовсе не грозим. Мы хвалим пуговицы.

Понимаешь, Степка, показать здесь кулак-всё равно что у нас большой палец.

— Тогда чем же понравились вам мои пуговицы? — спросил я.

— О-о! — зашумели ортисяне. — Это такое богатство! В наших коллекциях нет ничего подобного!

— В коллекциях? Значит, вы коллекционируете пуговицы?

— Только пуговицы! — ответило несколько ортисян. — После того как пуговицы были на Ортисе вытеснены замками-«молниями» и кнопками, наши коллекции больше не пополняются. А тут такое богатство!

Недолго думая я оторвал от своего пиджака все пуговицы и тут же раздарил их.

Но ортисян это только раздразнило. Они так жадно смотрели на мои пуговицы на брюках, что я не выдержал. Через минуту я остался без единой пуговицы. Тогда я взмолился:

— Принесите мне из нашей ракеты какой-нибудь ремешок, а то я никогда не сдвинусь с места!

Ремешок мне принёс самый маленький ортисянин, по имени Кинечу.

— Ты не сердись на них, — сказал он, — разве у вас не собирают коллекции.

— Собирают, — ответил я. — Есть чудаки, которые тоже пуговицами увлекаются.

— Как ты сказал, «чудаки»? — спросил Кинечу. — Чудаки — это люди, которые коллекционируют?

— Не все. А только те, что собирают пуговицы, обёртки от конфет и этикетки от спичечных коробок.

— Чудаки! — закричал Кинечу своим друзьям. — На Земле вас бы звали чудаками!

Ортисянам слово понравилось.

— Чу-да-ки! Чу-да-ки! — весело кричали они хором.

Я хотел сказать, что собирать коллекции пустячных вещей — дело не стоящее, но раздумал, чтобы не огорчать ортисян.

— Послушай, — обратился я к Кинечу, — а ваши люди уже летают в космосе?

— Нет, — ответил Кинечу.

— А фиолетовые люди у вас есть?

— Нет.

— И зеленых нет?

— И зеленых нет.

— Но, может быть, гигантские ящеры или какие-нибудь там птицы-лягушки?

— Нет, ничего такого нет у нас.

— А рабы есть у вас? — спросил я.

— И рабов нет, — ответил Кинечу.

— Значит, и освобождать некого?

Я расстроился:

— Зачем же я летел к вам?

— Но у нас зато немало другого интересного.

— А ты мне покажешь?

— Ладно… — согласился Кинечу. — Скажи, — поинтересовался Кинечу, — а сколько тебе лет?

— Двенадцать, — ответил я.

— О! Тебе двенадцать лет? — удивился Кинечу. — Такой маленький, и ты так много сделал!

— Я ещё ничего не сделал.

— А почему же тебе тогда двенадцать лет?

— Ну потому что так родился. А тебе сколько?

— Мне только семь! Я ещё ничего полезного не сделал.

— Ну при чём тут полезное дело? Я ведь спрашиваю про возраст.

— А я и отвечаю про возраст. Я ещё не много пользы принёс, вот потому мне и семь лет.

В общем, мы еле-еле поняли друг друга.

Оказывается, возраст ортисян считается не так, как на Земле. Они записывают в паспорта только те годы, в которые приносят пользу обществу.

Но учёба тоже считается. Счёт как раз и начинается с первого класса. Ученикам шестого класса на Ортисе в основном по шесть лет. Но есть и старше. Это те, кто в свободное время трудятся или занимаются в двух школах, например в художественной или музыкальной.

Чем старше ортисянин, тем больше полезных дел он совершил, а значит, тем больше его и уважают.

Я сказал Кинечу:

— Знаешь, а один мой друг имел бы здесь всего четыре года, так как его оставляли на второй год в пятом классе. А если ещё учесть, что он не ходит на школьные воскресники и не собрал и пуда металлолома, то подходит у вас к младшей группе детсада.

Письмо второе

Привет с Ортиса! Итак, продолжаю.

Мы двинулись в ортисянский город. Не прошли мы и ста шагов, как мне захотелось пить. Я сказал об этом Кинечу.

— Пить? Сейчас. — Он стал рыться в карманах. — Нашёл! Вот, пожалуйста! — и подал мне таблетку величиной с пятак. — Пей!

Легко сказать — пей. А что пить? Таблетку?

— Пей, пей! У меня ещё есть, — улыбался Кинечу. Он и не догадывался, что мы пьём не таблетки, а воду.

Сунул я таблетку в рот и сразу почувствовал, что рот стал полным воды. Я чуть не захлебнулся, но всё же проглотил. А воды опять полон рот. Я едва успевал глотать и с ужасом думал, что делать, когда напьюсь. Но вода вдруг больше не стала накапливаться, и мне осталось только поблагодарить Кинечу. На всякий случай я спросил:

— А газировки в таблетках у вас нет?

— И газировка есть. Одну минутку.

И Кинечу опять полез в карманы, но я остановил его:

— Не надо. Это я только так, для справки.

Планета Ортис мне начинала нравиться.

Город с первого взгляда тоже показался обычным: дома, улицы, скверы. Но я уже был учёным и внимательно присматривался и к домам, и к улицам, и ко всему, что встречалось на пути.

И вот что увидел. Дома здесь не прямоугольные, как у нас, а восьмигранные. Окон нет совсем. Стены сделаны из прозрачной пластмассы. А что это значит? Это значит, что здесь об уличных футболистах заботятся больше, чем у нас. Здесь в футбол, раз нет окон, можно играть где угодно.