Эрик ван Ластбадер - Завет
— Мы с твоим отцом оба работаем на орден. — Он бережно обнимал ее, легонько укачивая, именно так, как ей больше всего нравилось. — Единственное различие — он занимается здесь, в Трапезунде, оперативной работой, а я просиживаю дни в офисе в Риме. Время от времени мне поручают проверить, как идут дела на местах. Инкогнито, разумеется. Так что твой отец не должен знать, что я в Трапезунде, что я спрашивал о нем. Иначе я потеряю работу, меня выгонят, не дав возможности объясниться, понимаешь, Ирема?
Она кивнула. Сердце ее по-прежнему тяжело, взволнованно стучало в груди. В общем-то, Ирема догадывалась, что ее отец — отнюдь не простой торговец коврами. Во-первых, были люди, которые искали с ним встречи, но после уходили, ничего не купив. Во-вторых, насколько она понимала, ее отец был куда богаче, чем все прочие, занимающиеся тем же бизнесом. А потом, многие — и турки, и грузины, и русские — склоняли перед ним головы, завидя на улице. Его уважали. Конечно, Иреме никогда не позволяли находиться в магазине во время деловых переговоров. Но у нее были глаза и уши, и она схватывала крохи информации на лету — кусочек там, кусочек здесь… Отец и не подозревал о ее осведомленности, в этом Ирема была почти уверена.
— Я здесь уже три дня и успел побеседовать с нашими людьми, — продолжал Корнадоро. — Все бы хорошо, если бы не одно происшествие…
Ирема испуганно посмотрела на него. Удары сердца из томительно-сладких превратились в болезненные, — нет, не может быть, с ее отцом не может случиться ничего плохого!
— Какое… происшествие? — пролепетала она срывающимся голосом. В горле мгновенно пересохло от накатившего страха.
— Сегодня днем твой отец… серьезно повздорил с одним из членов ордена. — На его лице застыло мрачное выражение, пугающее ее все больше. — С очень высокопоставленным членом ордена, Ирема, с человеком из руководства.
— С очень высокопоставленным…
Он кивнул.
— Очень. Твой отец выгнал его, отказался предоставить ему требуемую помощь. Должен сказать, это в высшей степени серьезное нарушение протокола.
— Протокола?..
— Мои боссы вне себя.
— О! — она прижала ладонь к губам, издав радостный смешок.
— Ирема, уверяю тебя, это не повод для смеха! — Он отвел ее руку в сторону.
— Ох, совсем напротив, чудесный повод! — Наконец перестало мучительно ныть сердце. Ирема почувствовала, как душа преисполняется восторгом. Могла ли она предположить, что именно ей доведется восстановить доброе имя отца, разоблачив ошибку, которая могла стоить ему работы в ордене? Она слышала достаточно, чтобы сложить вместе кусочки мозаики. И отец, и братья всю жизнь твердили ей, что нельзя посвящать посторонних в семейные дела. Но ведь сейчас совсем другое дело. Она должна помочь отцу сохранить заработанное с таким трудом уважение к себе, оправдать его в глазах людей, которые платили ему за работу, которые были источником их благосостояния. Она поступает правильно. К тому же ее отец и Майкл были союзниками. Так что она рассказала своему нежному, заботливому любовнику то, что знала:
— Их ссора была всего лишь уловкой.
— Уловкой?! — Он приподнялся на локте, посмотрел на нее, нахмурившись. — Что это значит?
— Отец никогда бы не стал так грубо обращаться с другим членом ордена. Я слышала, как он разговаривал по телефону с одним из моих братьев… Все это было подстроено, на случай, если кто-то будет шпионить за ними.
— Подстроено. — Он расслабленно откинулся назад, ласково поглаживая ее по мягкому, гладкому животу. — Ах, Ирема, любовь моя! Все это было подстроено!
Он безудержно расхохотался.
Глава 27
Браво увидел Дженни на одном из уровней открытой террасы кафе «Сумела». Внизу раскинулась безмятежная, отливающая серебром гладь Черного моря. Адем Калиф выбрал это место для позднего ужина. Сегодняшний день должен был бы утомить Браво, но вместо этого он чувствовал прилив сил. Прежде он только читал о так называемой «адреналиновой волне», втором дыхании, приходящем в пылу сражения, но до сих пор никогда не испытывал ничего подобного сам.
Он смотрел на ее четкий профиль в бледном, безрадостном лунном сиянии и невольно вспоминал потерянное, несчастное выражение на ее лице, тогда, на базаре, во время их короткой встречи… Дженни отвернулась, и Браво увидел мягкий изгиб обнаженной шеи, шелковистую, матово-белую в свете луны кожу. Безупречная, изящная дуга, такая беззащитная, такая уязвимая… На мгновение вся его злость, гнев, жажда мести улетучились. Обезоруженный, такой же уязвимый, какой казалась она, Браво молча стоял и смотрел на нее, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами.
Видимо, со стороны это было очень заметно, поскольку стоящий рядом Калиф встревоженно спросил:
— Что такое, Браво? Ты знаешь эту женщину? — Он вытащил пистолет. — Она из твоих врагов!
Бородатые охранники за столиком неподалеку разом вскинули головы. Привстав со стульев, они напряженно замерли, словно бегуны на линии старта.
— Уберите оружие, — сказал Браво, даже не глядя на Калифа. Дженни немного подвинулась, и он увидел рядом с ней другую женщину. Камилла! Его Камилла! Что, черт подери, происходит?!
Он решительно шагнул в сторону столика, за которым они сидели, дружески беседуя. Нет, что-то в их поведении, в их позах подсказывало ему, что они успели стать ближе, чем просто приятельницы.
— Браво, ты уверен, что правильно поступаешь? — спросил за его спиной Калиф.
— Оставайтесь здесь, — сказал Браво. — Держите палец на курке, если нужно, но не пытайтесь меня остановить.
Калиф повиновался, хотя его переполняли самые дурные предчувствия, и махнул рукой людям Картли, приказывая им оставаться на месте. Прежде он уже слышал эти интонации в голосе — от Декстера Шоу. Видит бог, перечить не стоило.
Камилла замерла, оборвав фразу на полуслове, и посмотрела куда-то назад, за спину собеседницы. Дженни обернулась. При виде Браво в виски ей ударила кровь, сердце подпрыгнуло в груди. Тут же закружилась голова. Дженни хотела вскочить на ноги, дать ему пощечину, — она бы сделала это еще тогда, на базаре, если бы не пуля, попавшая в случайного покупателя… Она почувствовала соленый вкус во рту, поняла, что до крови прикусила губу.
— Нам нужно поговорить, — сказал он, подойдя к столику. — Прямо сейчас.
Руки Дженни сжались в кулаки, но тут она поняла, что Браво смотрит на Камиллу, обращается к Камилле, а не к ней. На нее он не смотрел, просто не замечал ее присутствия, словно он была призраком, явившимся из другого мира.
Камилла поднялась из-за столика.
— Конечно, дорогой, — смиренно сказала она и не оглядываясь пошла следом за Браво.
Они с Камиллой стояли на самом краю террасы. Далеко на севере над горизонтом висели низкие облака. Высоко над ними сияла окруженная призрачным ореолом луна. Браво видел, как на противоположном конце ярко освещенной террасы Калиф, присев за столик, потягивает из стакана ракию, всем своим обликом излучая беспокойство. Что до «близнецов», их темные глаза светились готовностью вступить в схватку по первому же сигналу.
— Какого дьявола ты здесь делаешь? — напустился он на Камиллу.
— Как ты думаешь? Присматриваю за тобой, пытаюсь сберечь тебе жизнь…
— Волноваться нужно за твою жизнь, — сердито сказал Браво. — Тебе совершенно нечего здесь делать. Особенно вместе с ней.
— С кем? С Дженни?
— Да, с Дженни. Она убила трех человек, двоих священников и дядю Тони! Ты что, сошла с ума?
— Послушай, дорогой мой, прекрати считать меня беспомощной курицей. — Камилла вытащила сигарету, закурила и, выпустив облачко ароматного дыма, смерила его взглядом. — Меня бы здесь не было, не будь я более чем способна позаботиться о себе. — Она выдохнула тонкую струйку голубоватого дыма. — Что до Дженни, вспомни слова, сказанные Сун-Цзы: «Держи друзей близко, а врагов — еще ближе». — Обернувшись, Камилла ободряюще улыбнулась Дженни.
— Сун-Цзы сказал и еще кое-что об искусстве войны: «Любое сражение выиграно или проиграно еще до его начала».
— И что это значит?
— Если ты не понимаешь, тебе здесь точно не место.
— Ох, Браво, — со смешком сказала она, — вечно ты меня экзаменуешь!
С моря повеяло прохладой, ветерок разметал по щеке Камиллы выбившиеся пряди волос. Над террасой плыла тихая мелодия, чарующая, как любовное прикосновение, взывающая к возвышенным чувствам… и напоминающая живущим в Voire Dei о пропасти между ними и остальным миром.
— Я готова к трудностям с того момента, как покинула Париж. — Камилла выжидающе посмотрела на Браво. — Ты думаешь иначе?
— Я думаю, что это чертовски странно — увидеть тебя здесь.
— Ты меня подозреваешь? В чем же? — Она бросила недокуренную сигарету себе под ноги и раздавила ее каблуком. — Черт возьми, Браво, если бы я не любила тебя слишком сильно, непременно дала бы тебе пощечину! Ты для меня как родной сын. Я действительно хочу защитить тебя, в то время как Дженни лишь притворялась, что защищает.
