Дэн Браун - Утраченный символ
– Спасибо! – откликнулся Соломон. – Мы ненадолго.
«Фонарик?»
У Лэнгдона тревожно забилось сердце.
Питер взял друга под руку и осторожно повел вперед.
– Не отставай, Роберт.
Они аккуратно преодолели еще один порог, и бронированная дверь за спиной снова загрохотала, закрываясь.
Питер притормозил.
– Что-то не так?
У Лэнгдона слегка закружилась голова, и его повело куда-то вбок.
– Не могу я больше в этой повязке…
– Потерпи, уже почти пришли.
– Пришли куда? – У Лэнгдона противно засосало под ложечкой.
– Я же говорил, что покажу тебе лестницу, ведущую к Утраченному слову.
– Питер, не смешно!
– А мы здесь и не для веселья. Мы здесь для того, чтобы расширить горизонты твоего сознания, Роберт. Напомнить, что на свете еще остались тайны, которые даже ты еще в глаза не видел. Поэтому, прежде чем сделать следующий шаг, исполни, пожалуйста, мою просьбу. Поверь… хоть на секунду, но поверь в легенду. Поверь, что ты сейчас посмотришь вниз с высоты винтовой лестницы, у подножия которой на глубине сотен футов спрятано одно из величайших утраченных человечеством сокровищ.
У Лэнгдона кружилась голова. Он и рад был бы поверить другу, но не мог.
– Еще далеко?
Бархатная повязка взмокла от испарины.
– Нет. Каких-нибудь пару шагов. Последняя дверь. Сейчас открою.
Соломон отпустил его локоть, и Лэнгдон покачнулся, теряя равновесие от головокружения. Он взмахнул рукой, ища опору, и Соломон тут же подставил ему плечо. Впереди тяжело загрохотала автоматическая дверь. Питер снова подхватил Лэнгдона под руку и сделал шаг.
– Сюда.
Друзья осторожно перешагнули очередной порог, и дверь поехала обратно.
Тишина. Холод.
Лэнгдон сразу почувствовал, что это пространство разительно отличается от оставленного там, за бронированными дверьми. Здесь веяло сыростью и холодом, как в склепе. Слова звучали глухо и скованно. Профессора охватила паника, накатившая вместе с приступом клаустрофобии.
– Еще пара шагов. – Соломон вместе с ним завернул за угол, а потом остановил в каком-то определенном месте.
– Теперь можешь снять повязку, – наконец разрешил он.
Лэнгдон с облегчением сорвал бархатную полумаску и тут же огляделся, пытаясь понять, где находится, но будто ослеп. Он потер глаза. Ничего.
– Питер, здесь же тьма кромешная!
– Да, я знаю. Протяни руку. Тут поручень. Возьмись за него.
Пошарив в темноте, Лэнгдон действительно нащупал металлическое ограждение.
– А теперь смотри. – Питер с чем-то повозился, и вдруг темноту прорезал ослепительный луч фонаря. Сперва он уткнулся в пол, но потом Питер, не дав Роберту времени опомниться, взметнул фонарик над ограждением и направил луч прямо вниз, за поручень.
Профессор увидел перед собой бездонный колодец, а в нем… бесконечную лестницу, ввинчивающуюся в земные недра. «Господи!» Ноги подкосились, и Лэнгдон вцепился в поручень, чтобы не упасть. Луч фонаря пробивал темноту лишь на тридцать витков этой обычной винтовой лестницы, а дальше растворялся в кромешном мраке. «Даже дна не видно!»
– Питер, – заикаясь, выговорил он, – где мы?
– Я тебя сейчас отведу к подножию лестницы, однако прежде ты должен еще кое-что увидеть.
Не в силах противиться, потрясенный Лэнгдон отошел вслед за Соломоном от лестничной шахты и двинулся в другой конец крошечной камеры. Питер упорно светил под ноги, на истертый каменный пол, не давая Лэнгдону как следует окинуть взглядом непонятное помещение. Профессор чувствовал только, что там очень тесно.
«Крохотная каменная комнатушка».
Они в несколько шагов оказались у противоположной стены, в которой обнаружилось прозрачное прямоугольное окно. Лэнгдон вначале подумал, что оно должно выходить в соседнюю комнату, однако со своего места ничего, кроме темноты, за ним не видел.
– Иди, – пригласил Питер. – Посмотри.
– Что там? – Лэнгдону вдруг вспомнилась Камера размышлений в подвалах Капитолия и как ему на секунду почудился проход в гигантскую подземную пещеру.
– Посмотри, сам увидишь, Роберт. – Соломон подтолкнул его вперед. – Только приготовься, зрелище тебя потрясет не на шутку.
Теряясь в догадках, Лэнгдон шагнул к окну. Как только он оказался у самого стекла, Питер выключил фонарь, снова погрузив комнату в непроглядную тьму.
Подождав, пока привыкнут глаза, Лэнгдон выставил руки перед собой и нащупал сначала стену, потом стекло, а затем приник к прозрачному порталу.
По-прежнему ничего, кроме темноты.
Но за стеклом…
От потрясения сбитый с толку Лэнгдон совсем потерял ориентацию и, отпрянув, чуть не упал – увиденное не укладывалось в сознании и противоречило здравому смыслу. В самых смелых мечтах профессор Лэнгдон не смог бы вообразить того, что открылось ему по ту сторону стекла.
Зрелище впечатляло.
Бриллиантовым блеском в темноте сверкала ослепительная белая звезда.
Теперь Лэнгдон понял все. Шлагбаум на въезде; охрана у входа; массивная стальная дверь; автоматические двери внутри, впускающие и тут же закрывающиеся за спиной; головокружение… а теперь эта тесная каменная каморка.
– Роберт, – шепотом произнес за спиной Соломон, – иногда, чтобы увидеть свет, достаточно всего лишь сменить угол зрения.
Лэнгдон, растеряв все слова, прилип к стеклу. Взгляд профессора устремился сквозь ночь и, преодолев почти милю пустоты, опустился ниже, еще ниже, туда, где во тьме сиял бриллиантовым блеском ослепительно белый купол Капитолия.
Никогда еще Лэнгдону не доводилось смотреть на Капитолий под таким углом – с пятисотпятидесятипятифутовой высоты Египетского обелиска, одной из достопримечательностей американской столицы. Сегодня впервые в жизни он поднялся на лифте в крохотную смотровую камеру на вершине Монумента Вашингтона.
Глава 129
Роберт Лэнгдон застыл у стеклянного портала, как зачарованный глядя на раскинувшийся внизу величественный пейзаж. Воспарив на высоте птичьего полета, он получил возможность насладиться самым что ни на есть впечатляющим зрелищем за всю жизнь.
В восточной оконечности Эспланады высился, будто горная вершина, сияющий купол Капитолия. С двух сторон от него протянулись к Лэнгдону две цепочки огней – освещенные фасады музеев Смитсоновского комплекса… Светочи культуры, истории, науки и искусства.
Только теперь Лэнгдон, к собственному изумлению, осознал: почти все невероятные аллегории Соломона явили себя в точном соответствии с легендой. «Винтовая лестница… уходящая вниз на сотни футов… под огромным камнем…» Прямо над головой профессора, над смотровой камерой, втыкался в небо кончик каменной «иглы», и Лэнгдону вспомнился забавный факт, подозрительно хорошо вписывающийся в общую картину. Навершие Монумента Вашингтона весит ровно тридцать три сотни фунтов.
«Снова тридцать три».
Однако еще больше профессор удивился, когда вспомнил, что самый пик навершия, самый кончик, увенчан крошечным колпачком из полированного алюминия – этот металл в свое время ценился выше золота. Сияющий колпачок достигал в высоту не более фута, совпадая по размеру с масонской пирамидой. И на нем тоже, как ни странно, имелась гравировка, знаменитое «Laus Deo»… Лэнгдона озарило. «Вот она, подлинная разгадка рисунка с днища каменной пирамиды».
«Эти семь символов читаются как транслитерация!»
Простейший из шифров.
«Символы – это буквы».
Наугольник – L
Химическое обозначение золота – AU
Греческая «сигма» – S
Греческая «дельта» – D
Алхимическое обозначение ртути – E
Уроборос – O
«Laus Deo», – прошептал Лэнгдон. Известная фраза, в переводе с латыни означающая «слава Богу», красовалась на Монументе Вашингтона в виде изысканной вязи в дюйм высотой.
«У всех на виду… но ее никто не видит».
Laus Deo.
– Слава Богу! – произнес за спиной профессора Питер Соломон, включая в комнате неяркий свет. – Последняя загадка масонской пирамиды.
Лэнгдон обернулся. И тут же вспомнил, заметив широкую улыбку друга, что слышал от Питера точно такое же «слава Богу!» еще в библиотеке Масонского храма.
«А я и не догадался…»
У профессора побежали мурашки при мысли о том, как ловко легендарная масонская пирамида привела его сюда, к великому обелиску – символу древней мудрости, – вздымающемуся к небесам в самом сердце столицы.
Зачарованный, Лэнгдон двинулся против часовой стрелки по периметру крошечной смотровой площадки, обходя по очереди все четыре окна.
Северное.
Отсюда прямо по курсу открывался вид на знакомые очертания Белого дома. Насмотревшись, Лэнгдон устремил взгляд к горизонту, где прямая как стрела Шестнадцатая улица вела на север, к Масонскому храму.
