Записки мертвеца - Георгий Апальков
Например, увидеть свет, а вместе с ним и восстановление электроснабжения в городе и прилегающих населённых пунктах. То было чудом, в которое никто, включая Гросовского, не верил. Гросовский, как и многие прочие, верил в разрушение атомной электростанции и в радиоактивное загрязнение над городом и не верил в осуществимость затеи с возобновлением подачи электричества, которую Старков считал возможной. В итоге, они заключили что-то вроде одного из тех пацанских споров, которые в мире мужиков с большой властью и деньгами называют «джентельменскими пари» или облачают в какие-нибудь другие высокопарные формулировки. Гросовский обещал, что на следующий день после того, как Старкову удастся восстановить подачу электроэнергии в Надеждинском, он выдаст ему всех укрывшихся у него дезертиров. Тогда же он будет готов серьёзно говорить о том, чтобы отправить часть своих людей принять участие в зачистке города. Но только говорить. И только тогда, когда Старков с его людьми сделают невозможное.
Станцию полковник, само собой, взял бы и без всяких споров с мэром. Или хотя бы попытался бы взять. Это было необходимым для начала зачистки города: обеспечить его энергией. Если бы станция и впрямь оказалась разрушенной, неизвестно, как бы всё обернулось. Но так или иначе, ночью, когда я слушал Захаров рассказ, в Надеждинском все разом поняли, что со станцией всё было в полном порядке. То, во что люди здесь не просто верили, но что, как им казалось, они знают наверняка — всё это вдруг исчезло, к всеобщему, надо сказать, ликованию. Не ликовал один только Захар.
Он, слушавший разговор мэра с полковником сразу после включения света, знал, что утром следующего дня Старков приедет навестить Надеждинское, чтобы забрать свой выигрыш в том самом «джентельменском пари». Гросовский дал добро на выдачу дезертиров, и теперь их судьба была решена. Неясным оставалось одно: пойдёт ли полковник дальше и решит ли поставить под ружьё кого-то ещё, кроме своих бежавших подчинённых. В разговорах со своим ближайшим кругом Гросовский выражал опасение, что полковнику может взбрести в голову провести завтрашним утром в Надеждинском полномасштабную мобилизацию, без долгих переговоров и обсуждений. Теоретически, ресурс на то, чтобы технично обезоружить весь патруль и всю охрану в деревне, застав всех врасплох, у него был. И Гросовский всерьёз полагал, что, приехав за дезертирами, Старков приедет также и за тем, чтобы расширить условия всех прежних договорённостей. А Гросовскому бесконтрольно терять людей не очень-то хотелось. Потому той же ночью, когда включили свет, мэр, мило договорившись с полковником о завтрашнем утреннем рандеву, тут же отдал приказ всем держать ухо востро и очень внимательно следить за людьми полковника, когда они прибудут.
Захару было поручено наблюдать за всем свысока. Это поручение он намеревался выполнить, однако, увидев, что что-то идёт не так, он планировал направить парамотор куда-нибудь подальше и элегантно скрыться с места оживлённого развития событий.
— Ребята, с которыми мы на Фаренгейте были, — говорил он, — Те, что здесь не остались и к Старкову потом не прибились — они тут лагерем встали неподалёку. План у них был — по реке пойти, как транспорт добудут. Я связь с ними давно держу. Пока ещё не уплыли никуда: всё там стоят. Где стоят — знаю. К ним курс держать буду, если тут кипиш какой начнётся. Мне это всё не надо: «за родину, вперёд, в атаку», и всё прочее. Но это я так: может, обойдётся ещё. Хотя Серёге ты подскажи на всякий, как связаться с ними, если что. Рация только сильная нужна. Сейчас в двух словах объясню примерно.
Захар рассказал мне, как настроиться на волну его друзей — любителей речных сплавов, — и на этом наш разговор подошёл к концу. Потом я принёс эту информацию Сергею, Кристине и Ире. Сергей всё услышанное воспринял в своём стиле: со скепсисом и недоверием.
— Да ладно, жути нагонять! — говорил он, — Захар тоже краски поди сгущает. Он же про станцию сам и начал телегу разгонять: мол, она бахнула. А оно вон, как оказалось. Короче, к чему бы он там ни готовился, я думаю, что волноваться не стоит: нас это не коснётся. Кому мы нафиг нужны с тобой? Бойцы невидимого фронта, ёлки палки.
— А как насчёт того Артёма? И остальных, кто от Старкова убежал, — спрашивал я, не то что бы сильно, но неподдельно волнуясь об их судьбе.
— Я не знаю, где этот Артём живёт, — пожал плечами Сергей, — Да и про остальных тоже не помню. Да и… Я так скажу: лучше они, чем мы — вот что. Ну пойдём мы сейчас по деревне, будем всем трепать, мол, вот, щас приедет ваш полкан и упакует вас, полундра! Что тогда? Запаникуют, засуетятся, делов натворят, побегут ещё. И что потом? Потом утром Старков за людьми приедет, а людей-то и нет. И тогда он точно начнёт по сусекам скрести… В общем, делаем вид, что ничего не слышали, и что ты никуда ни за каким бухлом не ходил — вот моё предложение. Ты, кстати, больше так не делай: керосин-то всё-таки общий.
В общих чертах, таков был итог нашего разговора ночью семьдесят девятого дня.
До утра я почти не спал. Полночи писал дневник, а остаток времени до рассвета — валялся в постели и тревожился. Не было печали, как говорится. Только-только освоился, только понял, что здесь к чему — и на тебе! Какая-то непонятная, странная суета вокруг неизвестно чего. Так или иначе, новость о восстановлении подачи электроэнергии была скорее радостной, чем грустной. Но какова будет цена этой радости для нас, привыкших к покою и безмятежности средневекового быта, вдали от наводнённого мертвецами города и всех благ цивилизации, которыми город располагает?
Наш дом находился на краю деревни, и мы не слышали, как и когда точно приехал полковник Старков со своими людьми. За завтраком мы все сидели молча, с тревогой смотрели в окно, выходившее на улицу, и ждали чего-то — сами не знали, чего. Я ожидал в какой-то момент услышать нечто вроде перестрелки, но этого не произошло. Всё было тихо, и казалось, что жизнь идёт своим чередом, и что никакой полковник в итоге так и не приехал в Надеждинское забирать своих ребят.
Но полковник приехал. Об этом мы узнали уже ближе к полудню, когда к нашей калитке вместо привычного усатого прораба, захаживавшего по утрам, пришли три вооружённых человека в форме: грязной и слегка потасканной. Они постучали, а затем потребовали отворить.
— Кто
