Псих - Игорь Сотников
– Порядок. – Ухмыльнулся Баал.
– Порядок. – Обозначив окончание отправочного процесса, хлопнул в ладоши Гавриил.
– А как насчёт животных? – как всегда, любопытно активен Азазель.
– В виду того, что возиться с ними приходиться совсем иначе, то для них, у нас предусмотрено своё специальное отделение. – Не испытывая интереса к этому вопросу, сбивчиво отвечает Гавриил, который заметив, как вдоль коридора несётся Михаил, в чьих руках, явно не по его стати, извивался маленький котенок.
–Что это? – спрашивает Господь у подошедшего Михаила. На что тот, как всегда мало информативно объясняет, что нашёл его в кустах у входа в терминал, а ведь это тот самый, о чьей пропаже уже заявляли и очень даже не понятно, как он там очутился.
– Что делать, ведь его срок настал? – Уже спрашивает у Господа Гавриил.
– Ладно, всё же он не человек и имеет семь жизней. Так что беги и без предварительного осмотра, отправляй его вместе со всеми. – Получает указание Михаил от Господа и спеша, проносится мимо уставившихся на него делегатов Ада. Ну а среди них, есть один, кто имеет свои очень внимательные виды на этого котенка, который, к слову сказать, хоть существо и мало разумное, но довольно чувствительное к внешним проявлениям наблюдательности за ним. И он, в свою очередь, вдруг прекращает вырываться из рук Михаила, и в ответ, своим взглядом упирается в смотрящего на него Астароту.
– Вся операция насмарку. – Ревёт у себя в замке Астарота. – Ты мне скажи, на кой мне надо было, чтобы дух был отправлен не на небеса, а на землю? – уставившись на застывшего в одной позе непогрешимости, очень похожей на то, как будто тебе что-то очень сильно прищемили, молча торопел Аббадона.
–А что я мог сделать, когда этот Михаил заметил меня. Вот и пришлось, вместо того, чтобы ехать дальше, для отвлечения его внимания, выпустить кота, а самому делать ноги. – Молвит в ответ Аббадона.
– Я бы тебе сделал ноги. – Скрипит зубами Астарота, затем достает из сейфа хрустальную шкатулку и, поставив её на стол, внимательно смотрит на неё. – Ну, давай, посмотрим, а то, зря, что ли, грязь месили в этой провинции. – Присев за стол, приблизив и открыв шкатулку, сказал Астарота, принявшийся смотреть в этот свежий, как будто бы только что, вырванный из глазницы глаз.
– А эта каланча, что там делает? – после небольшой зрительной паузы, по мере назревания конфликтных мимикрических морщин на лице, которые перевалив свою критическую массу, не выдержав, вызвали это гневное восклицание Астароты.
–Кто там? – подскочив со стула, спросил Аббадона.
–А знаешь, не всё так плохо, как оказывается. – Слишком уж переменчив Астарота, за чем не всегда успевает не столь подвижный Аббадона, уже не понимающий, с какими чувствами ему воспринимать сказанное Астаротой.
– Где Воланд, там ищи след Сатаны. – Прозорливо смотрит на глаз Астарота, подспудно заставляя сжимать крепче топор Аббадону.
Глава 18
Лес самоубийц
Лес самоубийц, наверное, самое цветущее и благоухающее место во всей этой части бездноватой вселенной. Только здесь, воочию можно понять, что мир, ни на секунду не останавливается, живёт и движется, а ещё чаще, спешит к своей конечной цели – попасть в этот совсем не бренный мир.
Круглосуточно, без перерыва на обед, хотя всё-таки на голодный желудок, предпочтительней сводить счёты с жизнью, да и к тому же, когда мир опостылел, разве в этот судьбоносный момент, может полезть кусок в горло (если только, не как способ покончить с собой), да и с рациональной точки зрения, всё-таки незачем с собой тащить лишний вес бренности, в независимости от сезона, впрочем, небольшие корректировки в сторону повышения на межсезонье, однозначно имеют место быть, круглогодично, не просто цветёт, а скорее режет, непривычный к такому разноцветью глаз, засеянный деревьями Церциса, лес самоубийц, из-за заложенных в нём основ, иногда называемый лесом решимости.
Что надо сказать, в полной мере отражало истинное лицо расцвета этого лесного массива и стоило только кому-то решиться, как на дереве Церцис, тут же буйным розовым цветом, расцветал новый цветок. Ну, а в связи с тем, что эти цветы были не предвестниками рождения плода, а скорее наоборот, его гибели, то вечный розовый пустоцвет не сходил с веток этих деревьев, по чьим жилам течёт, питающая их кровь преступивших себя. Отчего стволы деревьев, пропитавшись ею, приобрели свой, ни с чем не спутаешь, зловеще буро-красный цвет.
– Посади дерево, повесь на нём человека и …– ухмыльнулся фонтанирующий остротами Аббадона, расположившись в так называемом секрете, в одном из неприметных мест среди чащи деревьев, из которого хорошо просматривалась единственная просёлочная дорога, ведущая в жилой сектор, 7-го удела душ.
–Тебе всё шуточки шутить. – Совсем не разделяет энтузиазма Аббадоны, не сводящий своего взгляда с дороги Астарота. На что получает не слишком довольный взгляд этого, в кои веки решившего пошутить Аббадоны.
–Ты, хоть знаешь, на какой почве и благодаря чему и кому, вырос этот лес? – удручающе смотрит Астарота на своего, не слишком понимающего, зачем все эти сложности, спутника. Но Астароте хочется высказаться и он, не смотря на преграду в виде тугодумия Аббадоны, всё-таки развивает свою мысль. – Идея любви, так сказать, своя собственная её трактовка, вот что послужило той основой, той питающей почвой, на которой и вырос весь этот лес. Как ни странно, хотя для меня это вполне должно звучит, именно идея любви, толкает всех на этот, переступи себя шаг. А как ты знаешь, для любви все возрасты подходящи и покорны, так что и в деле счётов с жизнью, полно разновозрастных кандидатов. Почему я говорю не любовь, а именно идея самой любви, то, наверное, потому, что любовь даётся как дар, которым надо воспользоваться, но когда её используют для оправдания своих действий, то она преобразуется в идею. А уж оправдываться то, все умеют.
– Это точно. – Ответил Аббадона, что, в общем-то, было пропущено мимо ушей задумавшимся над чем-то Астаротой.
– Вот Иуда, первое знаковое лицо, своего рода, осветившее своим ликом это дерево. А между тем, он не первый, кто решил собственноручно, на общих основаниях, подвести подобным образом, итог своей жизненной стези. А ведь он, можно сказать, заложил идеологические основы для будущих поколений, таким образом, решивших бросить вызов творцу. И имеет ли человек право на самостоятельность в подобном вопросе, до сих пор оспаривается живым сообществом. И все приводимые им различные аргументы «за», как материальные заявления, о невыносимости тяжести бренности бытия, так и идеологические представления о первичности воли, всё
