Глеб Соколов - Дело Томмазо Кампанелла
– Идите-идите! – сказал двоим выбранным Совиньи хористам тот хорист, что советовал внуку старухи Юнниковой дать Совиньи в морду. – Время наступило тяжелое. А вам, кажется, выпало счастье быть во все это время просто наблюдателями. Идите. К тому же, если вы откажетесь, мы, скорее всего, так и не узнаем, что это за дело он затеял.
– Да, это, пожалуй, хороший повод согласиться, – встал со стула Господин Радио. Тут же вскочил со своего места и мальчик из детской группы хора.
Совиньи ушел со сцены куда-то за кулисы, а за ним поплелись Господин Радио и маленький хорист.
– Везет тем, у кого есть повод для трусости! – заметил им вслед посоветовавший им идти хорист. – Ну а нам, тем, кто не имеет такого прекрасного повода, кажется, предстоит тяжелая работенка. Придется от души подраться!
– Идиот, – спокойно проговорил, обращаясь к смельчаку, еще один хориновец. – Уж вы-то точно с вашей хромой ногой и отсутствием пальцев на левой руке с ним не справитесь. Надо вызвать полицию.
– Дохлый номер, – заметила одна из хористок. – Он же ничего не сделал. Он даже не угрожал нам ничем определенным. Так, туманные намеки. За намеки полиция не арестует. Вот если бы он устроил драку… Но драку эта хитрая бестия, я на сто процентов уверена, не устроит. Он станет изводить нас словами…
– Черт возьми! Я пожалуй, никуда не полечу, – проговорил один из хористов, что сидели в зале ожидания аэропорта, тот, который советовал внуку старухи Юнниковой не вступать в психологический контакт с Совиньи. – А что? Сдам билет, а потом куплю билет на следующий рейс. А время скоротаю сидя где-нибудь на стульчике.
– Долго же тебе придется сидеть на нем! – заметил его товарищ, тот, что, в свою очередь, советовал дать Совиньи в морду.
– А по-моему, бояться нечего! – проговорил внук старухи Юнниковой. – По-моему, вы очень рационально сказали (он посмотрел на только что вступившую в разговор хористку): этот тип ни в коем случае не станет устраивать никакой драки. Я люблю анализировать некоторые моменты рассудочно. И мой анализ говорит мне вполне определенно: пока мы в пограничной зоне или в самолете – он ничего делать не станет. Слишком для него рискованно. Так что бояться нечего. Лично я больше ничего уже не боюсь. Мне плевать на все его слова. Да и на него самого тоже. Вымахал, скотина!..
– Ха!.. А ведь этого-то на самом деле не было! – достаточно громко произнесла женщина-шут. – Молодец Господин Радио – творчески перерабатывает действительность!
– Мандрова, я прошу вас, тише! – рассердился Господин Радио.
– Тише-тише! Вон он возвращается! – проговорила сдавленным, громким шепотом хористка в «пограничной зоне» на сцене.
В этот момент на сцену быстрыми шагами вернулся Совиньи:
– У меня есть еще одна история, которая произошла со мной, – проговорил он лихорадочно-торопливо. – Я был арестован, но засадить меня властям не удалось. Не набралось доказательств, и меня отпустили. Солнечным утром передо мной отворились ржавые от крови и слез засовы тюрьмы «Матросская тишина». Приятель поджидал меня возле следственного изолятора, посадил в такси и повез в военный госпиталь в московском районе Лефортово, где находился мой брат. Я поговорил несколько минут с братом, затем вышел и вновь сел в такси. Когда машина двинулась с места, я изъявил желание выпить шампанского. Приятель согласился, и вместе с водителем, Сергеем Шевченко, мы направились к ближайшему магазину. Магазин оказался закрытым на обеденный перерыв. Работники магазина отмечали день рождения продавщицы Н. Федотовой, в тот момент когда я настойчиво постучал в закрытую дверь. Никого из находившихся в магазине я раньше не знал, видел всех их в первый раз, включая продавщицу Н. Федотову, чей день рождения праздновался в тот момент. Однако они с большим почетом приняли меня, моего приятеля и таксиста Сергея Шевченко, которого мы тоже взяли с собой, в закрытом уже магазине, усадили за праздничный стол. Здесь мы выпили пять бутылок шампанского и поздравили юбиляршу с днем рождения. Я подарил продавщице Н. Федотовой бутылку коньяка и потанцевал с ней без музыки. Потом отвел юбиляршу в сторону и недолгое время находился с ней наедине в укромном месте. Что скрывается за моими словами и что происходило в магазине по существу – догадывайтесь сами. Надеюсь, вы понимаете, что всего я не договариваю, потому что зачем же мне говорить обо всем прямым текстом?..
– Ой, мне плохо! Плохо! – запричитала старуха Юнникова. – Ребята, хористы, прошу вас… Что-то неладное творится со мной… – она закрыла глаза.
К ней тут же подскочили несколько хористов, но она предостерегающе подняла руку и тихо проговорила:
– Подождите, может быть, пройдет?..
– Послушайте, – сказал внук старухи Юнниковой вновь севшему рядом с ним на креслице Совиньи. – Вы не могли бы от нас отвязаться?!
– Нет, нет! Как отвязаться?! Зачем вы относитесь ко мне с такой злобой?! Ведь я же хочу вам добра! – воскликнул огромный человек. – Я расскажу, что было дальше. После такого времяпрепровождения мы сели обратно в машину и поехали еще к одному моему приятелю. Мной были взяты с собой из магазина четыре бутылки шампанского для продолжения пирушки, также хлеб и колбаса. Однако, приехав к этому приятелю, я передумал продолжать пирушку и вести с ним долгие беседы, а одолжив у него пистолет, вместе с водителем спустился вниз к стоявшей у подъезда дома прокатной машине. Однако, здесь водитель такси Шевченко сказал, что ему пора домой, извинился и собрался уехать. При этом он даже не попытался попросить у меня причитавшихся ему денег. Тогда, угрожая избиением, я заставил его сесть в машину и направиться в сторону одного подмосковного городка. Когда мы приехали в этот городок и водитель такси Шевченко остановил машину на центральной площади, я не вышел, а потребовал, чтобы он направился в другой такой же небольшой, расположенный неподалеку городок. У поворота после моста через маленькую речку велел ему остановить машину. Водитель такси Шевченко со слезами на глазах протянул мне ключи от машины и попросил отпустить его на все четыре стороны. Я отказался удовлетворить его просьбу и спросил, сколько у него денег. У него оказалась в кармане небольшая сумма, которую я и взял себе. После чего я приказал водителю такси пойти пешком в сторону маленького городка и в течение двух часов не возвращаться назад к машине. Сам я остановил попутный грузовик и на нем вернулся в Москву, так как передумал ехать туда, куда отправился на этом такси с водителем Шевченко. С водителя грузовика я взял обещание под страхом смерти не рассказывать о встрече со мной и о том, куда он подвозил меня. Для того чтобы он ощутил всю серьезность моей угрозы, я переписал его паспортные данные и адрес, по которому он был прописан в Москве, пообещав в случае чего разыскать его и наказать. Я сказал ему, что осуществить месть для меня дело святое и я никогда ни о каких нанесенных мне обидах не забываю и ни перед чем не останавливаюсь для осуществления мести, хотя бы для этого мне и пришлось бы рисковать жизнью. Я подробно рассказал водителю такси Шевченко о своей исключительной физической силе, показав ему несколько грамот, полученных мною за победы в спортивных соревнованиях по классической борьбе. Я рассказал ему также и о том, что неоднократно отбывал сроки в местах лишения свободы и имею множество знакомых из «черного мира».
– Ну ладно, хватит! – проговорил внук старухи Юнниковой.
– Ха! Он так не говорил! – опять громко произнесла женщина-шут из зрительного зала, заставив настоящего Господина Радио посмотреть на нее с укоризной.
– Хватит, да не совсем, – сказал тем временем Совиньи. – В заключение, я хочу показать вам часы, которые подарил мне начальник отряда специального назначения, когда лично проводил со мной переговоры, предлагая мне сдаться властям на льготных условиях. Я в то время прятался в лесу, и начальник спецназа знал, что прольется немало крови его подчиненных, если он не сумеет убедить меня сдаться добровольно. Я ответил ему решительным отказом, – сценический огромный человек действительно достал из кармана какие-то часы на кожаном ремешке и, потряся ими в воздухе, убрал их обратно в карман. – Я не сдался и по-прежнему нахожусь в бегах!
На короткое время Совиньи опять куда-то ушел, но потом вернулся обратно, уже в сопровождении хористов: двух взрослых и мальчика.
– Сейчас произойдет ломка психики внука старухи Юнниковой! – замогильным голосом произнес Совиньи. – Я начинаю устраивать вам то, что запомнится вам на всю оставшуюся жизнь, то, что вы будете вспоминать всю оставшуюся жизнь со стыдом и отчаянием. Я стану оживлять в вашей голове самые невероятные и унизительные пакости, чтобы вы не забывали, кто на самом деле царь людей. Хотя многие с этим и не согласятся.
Хориновцы-зрители, сидевшие в зрительном зале, не видели этого, но вошедший так, что на него никто не обратил внимания, незнакомец в этот момент подался вперед всем корпусом и принялся жадно впитывать то, что происходило на маленькой самодеятельной сцене.
