Энн Райс - МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ
Увидев дверной проем, я побежал.
- Нет, отпусти меня. Не могу. Не буду. Не буду.
- Не будешь? - Мемнох схватил меня за правое предплечье, надвинувшись на меня хмурым темным лицом, подняв крылья и вновь заслоняя свет, когда они сложились, чтобы окутать меня, словно я - его собственность. - Ты не поможешь мне освободить это место, послать эти души на небеса?
- Я не в силах сделать это! - воскликнул я. - Я не стану этого делать! - Внезапно во мне пробудилась ярость. Я чувствовал, как она уничтожает весь мой страх, сомнения и дрожь; я ощущал, как она пробегает по моим венам подобно расплавленному металлу. Хорошо знакомый мне гнев, решимость Лестата. - Я не стану частью всего этого, ни ради тебя, ни ради Него, ни ради них или кого-либо вообще!
Я качнулся назад, свирепо уставившись на него.
- Нет, только не это. Не для такого, как Он, слепого Бога и не для того, кто требует то, чего требуешь от меня ты. Вы сумасшедшие, вы оба! Я не стану помогать тебе. Я отказываюсь.
- Так вот как ты поступишь со мной, ты меня покинешь? - ошеломленно воскликнул он; его темное лицо исказилось от боли, на гладких черных щеках засверкали слезы. - Ты оставишь меня с этим и не протянешь руки, чтобы помочь, после всего, что ты совершил?!! Каин, братоубийца, убийца невинных, неужели ты мне не можешь?…
- Перестань, ну перестань. Я не стану, не могу поддержать тебя. Не могу помочь этому свершиться. Не могу участвовать в этом! Не могу этого вынести! Не могу учить в этом месте!
В горле у меня хрипело и жгло, и шум, казалось, поглотил мои слова, но Мемнох услыхал их.
- Нет, нет, не буду - не тот материал, не те правила, не та эстетика! Никогда, никогда, никогда!
- Трус, - прорычал он; миндалевидные глаза его сделались огромными, на твердом черном лбу и щеках вспыхивали отблески огня. - У меня в руках твоя душа, я дарю тебе спасение за цену, за которую вымаливают у меня прощение те, кто страждет здесь уже много тысячелетии!
- Только не я. Не хочу стать частью этой боли, нет - не теперь, никогда… Иди к Нему, меняй правила, улучшай их, пусть они обретут смысл, но только не это - это выше человеческого терпения, это несправедливо, несправедливо, это бессовестно.
- Это же ад, глупец! Чего ты ожидал? Что ты будешь служить господину ада, ни капли не страдая?
- Не стану совершать над ними такое! - пронзительно закричал я. - К черту меня и тебя. - Я стиснул зубы. Я кипел и бушевал, вынося свой приговор. - Я не стану участвовать в этом с ними! Не понимаешь? Не могу этого принять! Не могу посвятить себя этому, Не могу подчиниться этому. А теперь я покидаю тебя - ты ведь предоставил мне право выбора. Отправляюсь домой! Освободи меня!
Я повернулся.
Он снова схватил меня за руку, но на этот раз гнев мой не знал границ. Я отшвырнул его назад, в сторону тающих и падающих душ. Там и здесь к нам с возгласами поворачивались мертвецы-прислужники; на их бледных вытянутых лицах читались тревога и уныние.
- А теперь уходи, - клял меня Мемнох, все так же неподвижно лежа на земле - на том месте, куда я его отшвырнул. - И, Бог свидетель, ты, мой ученик, будучи при смерти, приползешь ко мне на коленях, но никогда уже не будет тебе предложено стать моим принцем, моим помощником!
Я оцепенело уставился через плечо на его поверженную фигуру. Зарывшись локтем в мягкую черную изнанку своего крыла, он поднялся на копыта и снова направился ко мне своей чудовищной прихрамывающей походкой.
- Ты слышишь меня?
- Я не могу служить тебе! - прогремел я во всю глотку. - Не могу этого сделать.
Потом я обернулся в последний раз, зная, что больше не посмотрю назад, с одной только мыслью: спастись! Я бежал и бежал, оскальзываясь на глине и камнях покатых берегов, перебираясь вброд через мелкие ручьи, минуя группы удивленных мертвецов-прислужников и стенающих душ.
- Где лестница? Где врата? Вы не можете мне в этом отказать. Вы не имеете права. Смерть не завладела мной! - кричал я, так и не оборачиваясь назад и не останавливая бег.
- Дора! Дэвид, помогите мне! - звал я.
И тут почти у моего уха прозвучал голос Мемноха
- Лестат, не делай этого, не уходи, Не возвращайся домой. Лестат, не делай этого, это сумасшествие - разве не понимаешь, - ну, пожалуйста, во имя любви к Господу, если ты можешь хоть немного любить Его и любить их, помоги мне!
- Нет! - Я обернулся и, с силой толкнув его, увидел, как он покатился вниз по крутым ступеням - неуклюжая и гротескная фигура с выражением изумления на лице, запутавшаяся в огромных хлопающих крыльях. Я резко повернулся к нему спиной. Впереди, из открытой двери на самом верху, лился свет.
Я побежал на свет.
- Остановите его! - закричал Мемнох. - Не выпускайте его. Не позволяйте ему унести с собой плат.
- У него с собой плат Вероники! - воскликнул один из мертвецов-прислужников, внезапно бросаясь на меня из сумрака.
Моя нога едва не соскользнула, однако я продолжал бегом скакать со ступеньки на ступеньку, ноги сильно болели. Я чувствовал, что они приближаются ко мне - мертвецы-прислужники.
- Остановите его.
- Не дайте ему уйти!
- Остановите его!
- Отберите у него плат, - кричал Мемнох, - он под рубашкой - нельзя, чтобы плат пропал вместе с ним!
Я взмахнул левой рукой, и один из мертвецов-прислужников прилип обмякшей, бесформенной грудой к скале. Высоко наверху неясно вырисовывалась дверь.
Мне был виден свет. Я видел свет и знал, что это земной свет - сверкающий и естественный.
На мои плечи опустились руки Мемноха, и он крутанул меня к себе.
- Нет, ты не посмеешь! - прорычал я. - Бог мне простит. Ты меня простишь, но не забирай ни меня, ни плат! - гремел я.
Я поднял левую руку, чтобы отгородиться от его протянутых ко мне рук, и снова ударил Мемноха, но его спасли крылья, Мемнох взлетел мне навстречу и едва не вдавил меня обратно в ступени. Я почувствовал, как его пальцы пронзают мой левый глаз! Вот они разлепили мне веки и стали вдавливать глаз в череп, причиняя мне нестерпимую боль, а потом по моей щеке сползла вниз студенистая масса
Я услышал прерывистый вздох Мемноха.
- О нет… - простонал он, прижав пальцы к губам, в ужасе уставившись на тот же предмет, на который смотрел и я.
На глаз, на мой круглый голубой глаз, дрожащий и мерцающий на ступени лестницы. Все мертвецы-прислужники тоже уставились на глаз.
- Наступите на него, раздавите его, - воскликнул один из них и бросился вперед. - Раздавить его, наступить, размазать! - закричал другой, устремившись к глазу с верхних ступеней.
- Нет, не делай этого, не надо! Остановитесь, вы все! - простонал Мемнох. - Не в моем царстве, здесь вы не посмеете!
- Наступи на глаз!
Это было мое мгновение, мой шанс
Я взлетел наверх, едва касаясь подошвами ступеней. Я почувствовал, как моя голова и плечи погружаются в свет и тишину, а потом в снег.
Я был свободен.
Я оказался на земле. Ноги мои ударились о мерзлую почву - скользкий снег вперемешку с грязью.
Я бежал, одноглазый, истекающий кровью, с платом, спрятанным под рубашкой, бежал сквозь жестокую бурю, сквозь снежные заносы; крики мои взлетали вверх и эхом отражались от знакомых зданий - темных, неприветливых небоскребов моего города Дом, земля.
Солнце только что погрузилось в темно-серую дымку налетевшей метели; белизна снега поглотила зимние сумерки.
- Дора, Дора, Дора!
Я все бежал и бежал.
Призрачные смертные пробирались сквозь метель; призрачные люди спешили по узким скользким тротуарам, автомобили ползли сквозь бурю, и их фары высвечивали поднимающуюся, сгущающуюся белизну. Снежные сугробы были настолько высокими, что я падал и с трудом вставал на ноги, но продолжал идти.
Передо мной возникли арки и шпили собора Святого Патрика, Святой Патрик.
А чуть дальше возносилась вверх стена Олимпийской башни из стекла, напоминающего полированный камень. Своей чудовищной высотой она пыталась достать до самих небес, уподобившись Вавилонской башне.
Я остановился, сердце мое едва не разрывалось.
- Дора! Дора!
Я достиг дверей вестибюля - головокружительные огни, гладкие полы, скопление смертных. Повсюду смертная плоть, поворачивающаяся взглянуть на то, что двигалось слишком быстро, чтобы быть замеченным. Убаюкивающая музыка и уютные огни, поток искусственного тепла!
Я отыскал лестничный пролет и взмыл по нему вверх, как пепел по дымоводу; вломившись через деревянную дверь, я вошел, пошатываясь, в комнату.
Дора.
Я увидел ее, почувствовал ее запах, снова ощутил аромат крови между ног; увидел это нежное маленькое лицо, белое, потрясенное, и по обе стороны от нее, как домовые из детских стишков или рассказов-страшилок, стояли Арман и Дэвид - вампиры, монстры, уставившиеся на меня в одинаковом оцепенении.
Я попробовал открыть левый глаз, которого у меня больше не было, затем повертел головой, чтобы ясно рассмотреть всех троих единственным правым глазом. Я ощущал острую боль в пустой глазнице, словно туда вонзилось множество иголок.
