Джеффри Дивер - Собиратель костей
Да, Стэнтон оказался умнее, чем предполагал Райм. Линкольн действительно подходил к самому краю реального мира и снова почувствовал себя живым, когда пришло прозрение.
Сакс, я нагло врал тебе. Иногда мертвых нельзя забыть. Иногда случается так, что ты уходишь вслед за ними…
Амелия сжала кулаки и подошла к окну:
— Я думала, что приду к тебе с разгромной пламенной речью и обязательно отговорю от всяких глупостей. Но не смогла. Все, на что я теперь способна, это сказать, что я не хочу, чтобы ты все-таки поступил по-своему.
— Сделка есть сделка, — напомнил Райм. Она посмотрела на Бергера:
— Черт! — Потом подошла к кровати, присела на корточки и положила руку на плечо Линкольну. Некоторое время она молчала, поправляя волосы у его лба, затем заговорила снова:
— Но ты можешь для меня кое-что сделать?
— Что же?
— Подарить мне несколько часов.
— Но я не передумаю.
— Я это уже поняла. Мне нужно всего два часа. Ты просто обязан перед этим кое-что сделать.
Райм вопросительно посмотрел на Бергера, который, неловко переминаясь с ноги на ногу, заявил:
— Понимаете, Линкольн, я не могу здесь долго задерживаться. Мой самолет… Если вы решили подождать еще недельку, я могу вернуться и потом…
— Все в порядке, — оборвала его Сакс. — Я сама помогу ему все сделать.
— Вы? — недоверчиво переспросил Бергер. Она нехотя кивнула:
— Да.
«Ну, это совсем не в ее духе», — сразу же отметил про себя Райм. Но когда он заглянул в ее голубые глаза, то даже через выступившие на них слезы понял, что с девушкой что-то произошло.
— Когда я оказалась… — тихо начала она. — Когда он закапывал меня живьем… Райм, я не могла пошевелиться. Ни на дюйм. И в какой-то момент мне ужасно захотелось умереть. Не жить, не сопротивляться, а побыстрее покончить со всем этим. Теперь я понимаю, что ты чувствуешь. Райм кивнул и обратился к Бергеру:
— Все в порядке, доктор. Вы можете просто оставить… как бы нам это назвать поаккуратней?
— Ну, скажем, атрибуты, — предложил Бергер.
— Вот именно. Оставьте их на столе, пожалуйста.
— Вы в себе уверены? — спросил врач у Сакс.
Она снова кивнула.
Доктор выложил таблетки, бренди и полиэтиленовый пакет на прикроватный столик. Потом порылся в своем кейсе и виновато сообщил:
— По-моему, у меня нет резинки для пакета.
— Ничего страшного, — успокоила его Сакс и взглянула на свои туфли. — У меня найдется лишняя.
Бергер подошел к кровати и положил ладонь на плечо Райма:
— Желаю вам спокойного самоосвобождения.
— Самоосвобождение, — сухо повторил Райм, когда Бергер скрылся за дверью, и обратился к Сакс: — Ну, и что же я должен для тебя сделать?
***Круто развернувшись на скорости пятьдесят миль в час, Амелия чуть притормозила, и переключилась на четвертую передачу.
В открытые окна автомобиля врывался встречный ветер и трепал им волосы. Порывы его были свирепы, но Сакс и слышать не хотела о том, чтобы поднять стекла.
— Это будет совсем не по-американски, — заявила она, и стрелка спидометра перевалила за цифру «100».
Когда ты в движении…
Райм поначалу предложил покататься по тренировочному полицейскому полигону, но ничуть не удивился, когда Амелия с негодованием отвергла подобное предложение, сказав, что это развлечение для малолеток. Сама она после недели учебы в академии перестала его посещать. Поэтому они помчались на Лонг-Айленд, приготовив на всякий случай для дорожной полиции вполне правдоподобную версию, и даже отрепетировали детали.
— Дело в том, что пятая скорость — не самая быстрая, — объяснила Сакс. — Она хороша тогда, когда преодолеваешь многомильный путь, а нам сейчас на это наплевать. Сакс взяла левую руку Райма и, накрыв ее своей ладонью, положила на рукоятку коробки передач. Теперь они переключали их вместе.
Мотор взревел, и они разогнались до 120 миль в час. Придорожные деревья и дома так и мелькали мимо. Лошади, пасущиеся на полях, провожали черную молнию «шевроле» недоуменными взглядами.
— Это ли не самое лучшее, Райм?! — восторженно вопила девушка. — С этим не сравнится ни секс, ни что другое!
— Я чувствую под пальцем вибрацию, — заметил он. Она улыбнулась, и ему даже показалось, что она пожала ему руку. Наконец, пустынная дорога закончилась, появились встречные машины, и Сакс, с видимой неохотой, снизила скорость. Потом она развернулась, и теперь нос машины смотрел прямо на восходящую луну, почти невидимую в дрожащем вечернем мареве.
— Давай попробуем сто пятьдесят, — озорно предложила она. Линкольн Райм закрыл глаза и буквально растворился в потоке встречного воздуха, напоенного запахом свежескошенной травы и ощущении скорости.
Эта ночь была, пожалуй, самой жаркой в году.
Со своего нового удобного места Линкольн имел возможность обозревать парк, с его завсегдатаями, постоянно сидящими и, кажется, даже живущими на скамейках. Он наблюдал за изможденными бегунами, семействами, расположившимися возле дымящихся костров и поедающими поджаренное мясо. Издалека эти люди напоминали оставшихся в живых средневековых рыцарей, пирующих после большого сражения. Несчастные владельцы собак, изнывая от жары, с обязательными пакетиками в руках, совершали вечерний моцион.
Том завел грустную мелодию — адажио для струнных Самюэля Бербера. Однако Райм только усмехнулся и велел заменить ее на Гершвина.
Амелия Сакс поднялась по ступенькам и вошла в спальню. Райм что-то разглядывал в окно.
— Кого ты там увидел?
— Разгоряченных людей.
— А как птицы? Соколы?
— Ну, эти, как всегда, здесь.
— Им тоже жарко?
— По-моему, нет, — ответил Линкольн, взглянув на самца. — Мне кажется, они стоят выше таких мелочей.
Она поставила сумку на пол возле кровати и достала оттуда бутылку дорогого бренди. Райм напомнил ей о виски, но она решила пить сегодня бренди в знак солидарности и подвинула бутылку поближе к таблеткам и пакету. Сейчас она напоминала заботливую супругу, вернувшуюся домой с рынка и принесшую кучу всевозможных овощей и морепродуктов. Оставалось только начать готовить обед.
Кроме того, по просьбе Райма она купила лед. Линкольн вспомнил, что Бергер предупреждал его о жаре, возникающей внутри пакета. Амелия открутила пробку «Курвуазье», наполнила два стакана и опустила в один соломинку.
— А где Том? — поинтересовалась Сакс.
— Вышел.
— Он все знает?
— Да.
Они попробовали бренди, отпив по небольшому глотку.
— Может быть, ты хочешь, чтобы я передала что-нибудь твоей жене?
Райм некоторое время обдумывал это предложение. «Бывает так, что у нас имеются целые годы, — размышлял он, — чтобы беседовать друг с другом, ругаться и неистовствовать, объяснять свои желания, обиды и сожаления, а мы… О, как же мы непростительно расточаем время!» Линкольн осознал, что хотя он знаком с Амелией Сакс всего три дня, за этот небольшой срок они успели открыться друг другу так, как это не случалось с Блэйн за почти что десятилетие совместной жизни.
— Нет, — решительно произнес он. — Я ей уже отправил послание по электронной почте, — он хохотнул. — Немного вспомнил прошлое, только и всего.
Еще пара глотков бренди, и вяжущий привкус на нёбе начал рассасываться. Теперь напиток казался более мягким и не таким крепким.
Сакс наклонилась и своим стаканом дотронулась до его бокала.
— У меня имеются кое-какие сбережения, — начал Линкольн. — Большую часть я решил передать Блэйн и Тому. Я…
Но она остановила его нежным поцелуем в лоб и отрицательно покачала головой.
После этого Амелия аккуратно высыпала крошечные таблетки себе на ладонь.
Райму сразу же припомнился анализ на цвет Дилли-Коппани: добавьте однопроцентный ацетат кобальта в метанол и обработайте им предмет анализа. После этого капните пропил-амин. Если вещество содержит барбитураты, реактив приобретает красивую голубовато-сиреневую окраску.
— И как мы теперь поступим? — раздумывала Сакс, глядя на таблетки. — Честно говоря, мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобным.
— Просто раствори их в моем стакане, — предложил Райм.
Она бросила их в бокал, и они почти моментально исчезли.
Какими легкими и невесомыми они казались. Совсем, как сны, которые они вызывают.
Сакс еще раз перемешала соломинкой темно-янтарную жидкость. Райм осмотрел ее истерзанные пальцы, но сейчас он уже не испытывал никакого сострадания к рукам девушки. Сегодня наступила его ночь, а она должна быть полной радости и наслаждения.
Внезапно ему вспомнилось детство в деревне, в самом сердце Иллинойса. Будучи ребенком, он не любил пить молоко, и, чтобы заставить его сделать это, мать всегда покупала специальные соломинки, изнутри обработанные вкусовыми добавками. Клубничными и шоколадными. Почему-то потом он забыл о них. А в общем, это гениальное изобретение. Имея такую соломинку, маленький Линкольн всегда с нетерпением ждал свой стакан молока.
