Жан-Кристоф Гранже - Мизерере
Все длилось считанные секунды. Тело Роша заслоняло обзор, и двое других ничего не видели. Теперь, когда Касдану ничего не мешало, он стрелял снова и снова. Одна из пуль задела того, что с ножом, и он крутанулся, как рыба, заглотнувшая крючок. Окна машины разлетелись вдребезги, когда она наконец отъехала.
Касдан, так и не освободившийся от лассо, выстрелил в машину, рванувшую вперед, подняв вихрь травы и пыли. И, почуяв опасность, обернулся, крепко сжимая оружие. Выпустил три пули по сыну Роша, которому удалось подняться. Того снова отбросило на несколько метров с зияющей обугленной раной в груди. Вокруг была все та же необъятная голая равнина, но теперь Касдан чувствовал в себе неиссякаемый источник силы, пылающий кратер, готовый изрыгнуть лаву в любого, кто станет у него на пути.
Ударник щелкнул по пустому барабану. Касдан отбросил оружие. Высвободил руки. Сбросил лассо. Это заняло несколько десятков секунд. Тем временем тот, кого его пуля только задела, поднялся и вытащил пистолет. Как сквозь красную пелену, Касдан разглядел свой единственный шанс на спасение. Большой камень в траве между ним и его противником. Он рывком поднял камень, чтобы ударить им нападавшего. Тот уже целился в него. Все кончено. Но противник, вместо того чтобы нажать на спуск, инстинктивно втянул голову в плечи. Роковая ошибка. Камень расколол его череп, как яйцо.
Касдан упал навзничь, коснувшись земли даже раньше, чем его жертва. Тот пошатнулся, прежде чем рухнуть с раскроенной головой.
Тишина.
Порывы ветра.
Стук в висках.
Не раздумывать. Не анализировать. Подчиниться животному инстинкту. Он поднялся на ватных ногах. Первый рефлекс. Забрать у трупа оружие. Второй рефлекс. Поискать обоймы в карманах у убитых. Заодно подобрать автоматический пистолет Роша-сына. Краешком сознания он определил модели. «Беретта-М9» из нержавейки с трехточечным прицелом. USP-45 «Хеклер amp;Кох» с тактическим фонарем и лазерным целеискателем. Он засунул оружие за пояс.
Третий рефлекс. Бежать.
Водителю удалось скрыться. Скоро они вернутся. Униженные. Разъяренные. Опьяненный победой, Касдан бросился вперед. Горизонт подрагивал у него перед глазами.
Что теперь? Человеческий разум пришел на смену звериному инстинкту. Он задумался. Вопреки себе. Вопреки всему. И заметил перемену. Равнина не была такой бескрайней, как ему показалось. Напротив, она обрывалась в нескольких сотнях метрах от него. Под скалистым обрывом, вероятно, располагалось нижнее плоскогорье, где раскинулись поля Колонии.
Касдан понял еще кое-что. Тогда в машине Роша ему не солгал. Проход действительно существует. Трещина в хрупком известняке. Фермопильское ущелье. Надо разыскать скалистую террасу, на которую выходит эта расщелина, и спуститься на другое плоскогорье, а если повезет, найти временное укрытие.
Заметив обрыв, он без видимой причины свернул направо, а не налево. Продолжая бежать, почувствовал, что почва под ногами уже другая. Трава сменилась голой скалой. Сероватое плоскогорье, изрезанное венами травы и усеянное каменными плитами, подобными огромному мегалитическому памятнику, своего рода Стоунхенджу, но образовавшемуся по естественным причинам.
Наверняка расщелина начинается где-то здесь.
Сбавив шаг, он продолжал бежать, оступаясь на неровной почве. Каким-то чудом через несколько метров он обнаружил известковый раскол. Тот оказался широким, по крайней мере вначале. Затем, ближе к краю скалы, он сужался.
Касдан спустился в него, разглядев на одной из стен природные ступени.
Через несколько минут Касдан коснулся дна. В прямом смысле слова. Он спустился по склону не меньше чем на двадцать метров. Поднял глаза.
Обе стены были неровными, местами они сближались, потом расступались, но здесь, внизу, туннель сохранял постоянную ширину около трех метров.
Касдан двинулся вперед, еще не зная, угодил ли он в ловушку или нашел проход, который позволит ему незаметно подобраться к Колонии. Или просто укрытие, чтобы дождаться ночи.
Он шел. Ему хотелось хотя бы испытать свою интуицию. Убедиться, что проход действительно ведет к нижнему плоскогорью, туда, где находится «Асунсьон». Возможно, его внимание ослабло, потому что он чувствовал себя в укрытии. Или усталость дала о себе знать. Но когда за спиной послышался шум, было уже поздно.
Через секунду он лежал на земле.
Ничком, раскинув руки, не успев даже коснуться своего оружия.
Следующее мгновение показалось ему вечностью.
Он почувствовал, как в спину ему уперлось колено и что-то острое укололо затылок. Кто-то шепотом выругался. Хватка ослабела.
Касдан приподнялся на локтях и через плечо бросил взгляд назад.
Позади стоял Волокин.
В сапогах. Ноги расставлены. Лицо зеленоватое.
Одетый в форменную полотняную гимнастерку и штаны, с первобытным копьем наперевес. Палкой, к концу которой шнурком был привязан кремень. Лицо покрыто зеленым лишайником, придававшим его глазам сходство с двумя изголодавшимися призраками.
Невероятно жалкий, но живой.
Касдан улыбнулся.
С их командой Колонии так просто не справиться.
82
Он не успел додумать эту мысль до конца, когда сверху донесся рев двигателей. Машины. Одна, две, может быть, три. Захлопали дверцы. На краю расщелины послышались шаги. Их обнаружили. Поймали в ловушку на дне прохода.
— Касдан!
Голос Хартманна отдавался от скал. Низкий. Уверенный. Но изменившийся. Гнев. Ненависть. Волнение. Главарю уже сообщили о смерти сына.
— Отвечай! Мы знаем, что вы здесь!
Касдан молчал, наблюдая за ошеломленным Волокиным.
Хартманн расхохотался.
Касдан представил, как этот смех сверкает в лучах солнца.
— Думаешь, я оплакиваю сына? Думаешь, его смерть причинила мне боль? Мой сын стал жертвой, и это ждет всех нас! Мы не в счет. Мы — первопроходцы. Предтечи. Естественно, что мы будем принесены в жертву. Мы служим логичному и необходимому прогрессу!
В точности те же слова Ханс Вернер Хартманн произнес перед американским психиатром в 1947 году в Берлине. Сын унаследовал безумие отца.
— Касдан!
Чилиец обращался только к нему. Как к старшему. Этим следовало воспользоваться. Поддерживать диалог с безумцем, пока Волокин очухается.
Касдан схватил парня за плечи. Покрытое зеленоватым мхом лицо напоминало жевательную резинку с хлорофиллом.
Он вытащил «Хеклер amp;Кох», вложил Волокину в руку. Взял снятые с трупов обоймы и рассовал по карманам его гимнастерки. Без единого слова указал на проблеск света у них над головой. Лезь наверх. И выразительным жестом пояснил: я буду заговаривать зубы этому психу.
Волокин заткнул оружие за пояс и бросился к скалистой стене.
В тот же миг наверху послышалось шипение. Они застыли. Переглянулись. Последним, что они видели, были их искаженные лица. По расщелине расползлось облако дыма. Потом второе. Третье. Слезоточивый газ. Классический прием, чтобы выкурить добычу из норы.
Касдан отступил. Застегнул куртку. Спрятал лицо в воротник и задержал дыхание. Со слезящимися глазами он отошел подальше от ядовитых испарений, надеясь, что Волокин уже взбирается наверх под прикрытием беловатого дыма.
Следя за туннелем, Касдан заметил еще одно преимущество. Воздух в его вертикальной части сгустился от дыма. В нем стали видны следы лазерных целеискателей. Косые красные лучи обшаривали колодец, нащупывая своих жертв. Тем самым выдавая расположение стрелков на поверхности.
Их было четверо, однако полагаться на это не стоило. Там могли быть и другие стрелки, но с оружием без лазерного прицела. Он снова отступил, на мгновение пораженный прекрасным зрелищем. Красные лучи казались струнами величественной багровой арфы. Вот-вот из нее польется волшебная музыка…
— Касдан!
Трудно было дышать. Он уже ничего не видел. Из последних сил прислушивался, дожидаясь выстрелов, которые станут сигналом, что ему пора подниматься наверх.
— Давай договоримся! — задыхаясь, выкрикнул он.
Снова послышался крик Хартманна. Громкий, как удар цимбал.
— О чем договариваться? И с кем? Все кончено, Касдан. Вы были для нас этапом. Испытанием, ниспосланным Господом. Последним перед победой.
— Какой победой?
— У нас теперь есть крик, Касдан. Отец, Сын и Крик. Вот наша Троица!
Касдан пошатнулся. Веки горели. Горло жгло. Выбраться отсюда. Подняться наверх прежде, чем он потеряет сознание.
— Ты понимаешь красоту замысла, Касдан? Убивать одной лишь силой голоса. Отпечаток чистоты в вашем ничтожном мире. Отметина благодати среди вашей мерзости! И сама ваша неспособность понять станет для нас наградой! Знаком вашего ничтожества!
Куда подевался Волокин?
Неужели их там так много, что нечего и думать об атаке?
