Марк Олден - Демон
Она отвернулась от окна, взглянула на свой стол, разложенные там приглашения на сегодняшний вечер. Выбирать было особенно не из чего. Вашингтон последнее время приутих. Приемы в посольствах, прежде самые яркие пятна, потускнели от столкновения с реальной жизнью — экономический спад, терроризм, слабеющие валюты, революции… Стало слишком накладным принимать гостей. Город перешел с икры на арахисовое масло — а жаль.
Фрэн Маклис решила пойти на прием в шведское посольство, потом забежать во французское. И там и там принимали еще довольно хорошо, не экономили на мелочах. Да куда угодно, лишь бы не думать об Элен Силкс. Лишь бы с ней не встретиться.
Ее комплекс офисов еще гудел от деловой суеты. Телефоны не переставали звонить. Двадцать два сотрудника, и все энергично работали. Продолжаться это будет до десяти вечера. Кое-кто из ее людей хотел поговорить с ней, но она заставила всех ждать, сидела одна. Думала об Элен.
Фрэн Маклис села за стол, уставилась на свои телефоны, их было три. Все три кнопки горели, как обычно. Может быть, один из огоньков — звонок Элен? Она закрыла глаза, вспоминая их последнюю ночь вместе, вспоминая, как сплетались их тела. Их тела. Элен смеялась, когда они обнимались и вместе цитировали мадам де Севинье. «Мы занимаемся любовью как животные, но немного лучше».
Стук в дверь, и Фрэн Маклис открыла глаза. — Да?
Вошла Реджина Пек с пачкой машинописных листков и положила их на стол, пояснив — это только что доставили курьером от жокея: так она любила называть лидера сенатского большинства, который жокея напоминал маленьким ростом. Жаль, что он такой робкий и замкнутый, добавила Реджина. Можно лишь гадать, что он сделает, решив по-настоящему добиваться вашей поддержки в своей маленькой афере.
Реджина повернулась к двери, но помедлила, хмурясь.
— Да, ваша знакомая Элен Силкс…
Фрэн Маклис задержала дыхание. Она молча ждала продолжения.
— Она опять на линии. Голос взволнованный, если не сказать больше. Утверждает, что ей совершенно необходимо с вами поговорить. Думает, мы специально о ней не докладываем. Я заметила, что ее нет в списке тех, кому следует перезвонить, поэтому спрашиваю: может, есть нечто такое, о чем я должна знать?
Фрэн Маклис покачала головой.
— За нее просил Уоррен Ганис. Какие-то осложнения с визой в Японию, он хочет, чтобы я помогла. Она много времени проводит в Токио.
— Что мы будем делать?
— Ничего. Я сказала ей подать документы заново и прислать мне записку. Она хочет, чтобы я написала японским иммиграционным властям. А я считаю это неразумным. По крайней мере сейчас.
— Согласна. Ну и что ей сказать?
Фрэн Маклис осмотрела ногти на левой руке.
— По какому телефону она звонит?
— Четыре-шесть. Ваша личная линия. Предполагается, что ей пользуемся только вы и я.
Фрэн Маклис взглянула на телефон. Подумала, не поднять ли трубку. Сделать это хотелось.
— Скажите ей, что я сейчас занята. Если спросит когда… — Она не договорила.
— Предоставьте это мне. Что сегодня вечером?
— Шведы и французы, — сказала Фрэн Маклис. — Пусть машина будет внизу через пятнадцать минут.
Когда Реджина ушла, Фрэн Маклис сделала глубокий вдох и подняла трубку. Приблизила к уху. Ей почудилось, что сердце гулко бьется в груди. Потом она нажала кнопку, а услышав, как Элен умоляет, чтобы ее соединили, швырнула трубку обратно, закрыла глаза руками и расплакалась.
Глава 19
Нью-Йорк
Август 1985
Эдвард Пенни и Ники Макс вошли в фойе многоквартирного дома, где жил Уоррен Ганис, вскоре после заката. Оба были в летних костюмах, на Пенни светло-оливковый габардин, на Максе — шерсть с синтетикой. Чисто выбритый Ники также заткнул в кармашек голубоватый платок и повязал такой же галстук. И Пенни, и Макс несли новый атташе-кейс.
Надеть на Ники Макса галстук в такую жару оказалось нелегко. Слюна закипает, сказал он, так за каким хреном еще и душить себя до смерти? Пенни приказал — надень галстук. Эти детали являлись частью игры, которую они начали с Ганисом. Им необходимо было походить на капиталистов.
В фойе Пенни подал деловую карточку придвернику, высокому югославу с волосатыми ушами и нервным лицом.
— Миссис Ганис ждет нас, — заявил он. — Мы из Брюсселловской галереи, пришли в связи с гобеленами. — Югослав внимательно прочитал карточку, пощупал, будто проверяя подлинность. Когда он посмотрел на обратную сторону, пустую, Ники закатил глаза.
Наконец югослав, которого сделали вечно мрачным почечные камни и распутная пятнадцатилетняя дочь, подошел к настенному телефону, набрал номер пентхауса и стал ждать.
Пенни смотрел в окно через Пятую авеню на музей искусства, заднее и западное крыло которого выдавались в Центральный парк. То, что он увидел, его обеспокоило. И даже очень. Множество людей входило в музей в такой час, когда он должен быть закрыт.
А Центральный парк наполняли совсем уж толпы людей, многие с одеялами, крытыми корзинами для пикника, охладителями для воды и фонарями. Собрались на шоу под открытым небом и хотят смотреть с комфортом. От раздражения Пенни стал грызть ноготь. Слишком много людей рядом с этим зданием. Могут помешать. Некоторые даже погибнуть. У Пенни появилось нехорошее предчувствие.
Ники подошел к нему, спросил шепотом — откуда толпа, чтоб их? Пенни то же самое спросил у югослава, которого звали, судя по металлической планке, Иосип Душан. Закрыв трубку рукой, Душан ответил, что раз в неделю музей открыт допоздна. Ники Макс озлился. — Даже не говори мне. Сегодня тот самый вечер, да?
Пенни поинтересовался:
— Что происходит в парке? — Бесплатная опера и бесплатный Шекспир, — сообщил Душан, потом сразу же проговорил в телефон: — Пентхаус? Это Иосип внизу. Пришли мистер Уоллач и его ассистент из Брюсселловской галереи в Вашингтоне. Говорят, им нужно повидать миссис Ганис по поводу каких-то гобеленов. Да, я подожду.
Пенни рассматривал толпы на улице, когда за его спиной Ники Макс прошептал:
— Дело за тобой. Я играю как ты.
Пенни отвернулся от окна. Толпа людей отвлекала. Нужно сосредоточиться. Руки у него вспотели, и не от погоды. И мигрень начиналась — будто ему запихивали куски стекла в мозг. Он закрыл глаза от боли. Когда Ники Макс коснулся его руки, Пенни открыл глаза.
Оба смотрели на Иосипа Душана, тот стоял к ним спиной и по-прежнему прижимал трубку к уху. Наконец Душан повесил ее и повернулся. Показал на лифты.
— Первый слева.
Пенни чувствовал на себе взгляд Ники Макса, Ники определенно ждал от него каких-то слов. Но он молча оглядел толпы людей через улицу, погладил свой бородатый подбородок, почему-то затаивая дыхание. Потом, тоже без единого слова, Пенни повернулся и пошел к лифту. Ники Макс быстро последовал за ним.
* * *У двери пентхауса их встретил стройный светлокожий негр с Ямайки в черном пиджаке и широком галстуке, волосы в укладке, глаза чуть подкрашены. Ему тоже вручили деловую карточку, но в отличие от югослава, он ее смотреть не захотел. Взяв карточку двумя пальцами, будто дохлую крысу, он сунул ее в нагрудный кармашек. Отставляя при этом мизинец, заметил Пенни.
Из мраморного фойе негр повел Эдварда Пенни и Ники Макса вверх по лестнице в красном ковре и через прихожую, где находилось нечто вроде коллекции японских часов семнадцатого века. Поворот направо, и все трое пошли по коридору — ковер серый — мимо этажерок с японской утварью. Посреди коридора негр остановился и рукой в белой перчатке открыл дверь вишневого дерева, ведущую в кондиционированный кабинет, полный книг.
— Пожалуйста подождите здесь, — проговорил он с британским акцентом. — Миссис Ганис сейчас присоединится к вам. Кто-нибудь из вас, джентльмены, желает выпить? — Пенни отказался за себя и за Ники Макса. Негр ушел, оставив запах одеколона «Ив Сен-Лоран».
Пенни оглядел кабинет. Роскошный и очень комфортабельный. И кондиционированный, слава Богу. Жаль, сейчас не до книг в дорогих переплетах. Некогда рассматривать и эту картину девятнадцатого века, портрет гонконгского купца, висящую над золоченым столиком. Однако же антикварный стол из черного дуба он просто не мог не осмотреть, глаза буквально сами липли к нему. Какое великолепие. Вероятно, стоит его годичного жалованья. А складные японские ширмы у камина казались еще более дорогими. У Ганиса вкус не отставал от финансовых возможностей.
Ники Макс показал на японскую бронзу и китайский фарфор девятнадцатого века.
— Угадай, кто продал ему эти штучки.
Пенни подошел к черному дубовому столу, положил свой атташе-кейс рядом с зеленой «банкирской» лампой и сказал — давай делать. Ники с мрачным видом последовал за ним, свой атташе-кейс положил рядом с интеркомом.
Открыв кейс, Пенни вынул пару хирургических перчаток и натянул их. Затем достал из кобуры под пиджаком «Браунинг» привинтил к нему взятый из кейса глушитель. Действуя еще быстрее, Ники присоединил глушитель к принесенной в кейсе «Беретте». Глаза у него стали жесткие, не мигали.
