Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
— Тёмно-зелёные, задумчивые и хитрые, — выставляя на кухонный стол пивные банки, усмехнулся Пашка. — Прямо как у нынешнего российского Премьер-министра…. А рыбку-то трескает с отменным аппетитом. Аж, за ушами пищит. Молодец…
— Ты же, наверное, очень-очень устал? — забеспокоилась Александра. — Усаживайся, сейчас я тебя буду кормить ужином.
— Как ты определила, что — «очень-очень»?
— По количеству банок с пивом. Не более того. Подумаешь, третий бином Ньютона…. Когда, любимый, ты приходишь с работы с двумя банками, то это означает — «начальство достало». Когда с тремя — «слегка перенервничал». С четырьмя — «устал». Ну, и так далее….
— Расскажи, как там всё было — у Марины, — вскрывая первую банку, попросил Сомов.
— Сперва не очень, — доставая из холодильника продукты, поскучнела Санька. — Извини, но полноценных разносолов предложить не могу. Времени не было. То одно, то другое…. Давай, я тебе отварю сарделек и разогрею магазинную пиццу в микроволновке? Сойдёт?
— Вполне. Ты, красавица, не увиливай. Рассказывай.
— Как скажешь, майор…. Значит, приехали. А Маринка не одна, а с подружкой — Татьяной Петровой, проживающей в соседнем доме. Посидели, кофейку попили с конфетами. Разговор о завтрашней погоде и о последних веяниях парижской моды откровенно не сложился. Даже некоторая тревожная напряжённость образовалась. Тут Ирка Хрусталёва, будучи девушкой простой и прямой, не выдержала и бухнула, мол, так и так: — «Бастарды устроили самую настоящую дуэль на пистолетах и, заигравшись, перестреляли друг друга. Причём, насмерть…». Оно и началось — вопли, пена на губах, удары головой о стену. Мы с Иришкой тут же навалились на Марину, повалили на диван. Ну, чтобы она не покалечилась. А Танька, вспомнив о соседке-докторше, побежала за ней. Объяснила всё, привела. Та прихватила с собой медицинский саквояж. Разжали Маринке рот, заставили проглотить две таблетки. Потом докторша сделала укол…. Наступило улучшение. Мария лежала неподвижно, только плакала, тихонько подвывала и бормотала всякую чушь. Потом Ирка вспомнила о спешном важном деле и ушла, мол: — «Не беспокойтесь, девчонки, не провожайте. Я дверь захлопну…». Минут через пятнадцать-двадцать Маришка уснула. Докторша пообещала, что будет за ней присматривать. Ну, мы с Татьяной и решили, что пора разбегаться по домам…. Поймала такси и поехала в Купчино — рыбу варить и котёнка покупать. Всё, доклад закончен…
Многообещающе зашипела пицца в микроволновке. Одновременно с этим затренькал телефон.
— Дома уже? — спросил из мобильника мужественный голос генерал-лейтенанта. — Отдыхаешь? Ужинаешь? Пиво пьёшь?
— Отдыхаю. Ужинаю. Пью, — подтвердил Пашка. — Вернее, пока только пью, а ужинать только собираюсь.
— Молодец…. Угадай с одного раза, кто сейчас, бросив все важные субботние личные дела, торопится из Москвы в Питер? То бишь, уже садиться в самолёт?
— Неужели, депутат Митрофаненко?
— Он самый. Более того…. Ты, майор, смотришь ваш купчинский телевизионный канал — «Дом»?
— Иногда.
— Завтра, в пятнадцать ноль-ноль, обязательно ознакомься. Наш беспокойный депутатик будет речь пламенную толкать.
— Понятно, ознакомлюсь. А вы откуда…
— Откуда я про это знаю?
— Ага.
— От одного знакомого и информированного верблюда, — многозначительно усмехнулся Тургаев. — В том плане, что от коллег из параллельной Конторы.
— Господа «фээсбэшники» подключились к расследованию?
— А ты как думал, голубь белокрылый? Два трупа высокопоставленных питерских чиновников, отнюдь, не шутка. Конечно, подключились. Как и положено…. Ладно, не буду больше отвлекать, ужинай.
— Ну, верная майорская жена, где мои питательные сардельки и ароматная пицца? — отключив мобильник и громко сглотнув голодную слюну, поинтересовался Сомов. — Давай, мечи всё на стол…
Снова зазвонил телефон — на этот раз в комнате.
— Это городской. Не беспокойся, милый, я подойду, — засуетилась Александра. — Сосиски в ковшике на плите. Пицца в микроволновке. Возьми сам. И, пожалуйста, смотри под ноги — чтобы случайно не наступить на Аркашу.
— Сам, так сам, — поднимаясь с табурета, пробормотал Пашка. — Первый раз, что ли? Мы люди привычные…. Аркадий, иди сюда. Давай я тебя — для пущего спокойствия — посажу на стол? Кыс-кыс-кыс!
— Мяу!
— Иди, не кочевряжься. Молодец…. Нюхаем пивную банку? Рановато тебе. Вот, когда подрастёшь — обязательно дам попробовать…. Так-с, сардельки. Будешь? Сейчас я тебе отрежу кусочек. А теперь подую для охлаждения, чтобы не обжёгся…. Держи, хвостатый. То есть, лопай…. Как оно тебе? Урчишь? Значит, нравится. А теперь и я слегка подкреплюсь, если не возражаешь. Пополню, так сказать, запас калорий, растраченный за долгий трудовой день…
— И-и-и, — раздалось сзади.
Это Сашенция, обняв дверной косяк, самозабвенно рыдала:
— И-и-и…. Маринка повесилась…
Глава восемнадцатая Одной загадкой больше
На приведение Александры в чувство ушло около пятнадцати минут, две банки с пивом, одна аппетитная сарделька, полтора десятка поцелуев и громкое урчание Аркадия.
— Ну, окончательно пришла в себя? — отправляя пустую алюминиевую банку в мусорное ведро, уточнил Сомов. — Можешь членораздельно говорить и внятно отвечать на вопросы?
— Кажется, м-могу, — крепко прижимая котёнка к груди, выдавила Сашенция. — С-спрашивай…
«К безумно-аппетитной и совершенной груди», — уточнил педантичный внутренний голос. — «Третьего с половиной размерчика…».
— Кто тебе звонил?
— Соседка-докторша. Ик…. Она немного посидела со спящей Мариной, а потом, заперев входную дверь ключами, найденными в сумочке, спустилась в свою квартиру — готовить обед. У неё, по её же словам, старенькая больная мама и прожорливый любовник. Ик…. Потом поднялась. Посидела. Опять спустилась. Ик…
— Ещё пивка?
— Давай. Ик…. Спасибочки. Полегчало. Так вот…. Примерно полчаса назад она снова поднялась на этаж выше. Смотрит, а дверь в квартиру Бокиев не заперта…
— Врачиха уверенна, что в последний раз, уходя, заперла дверь? — не удержался от вопроса Пашка.
— Клянётся и божится. Мол, на оба замка, точно помнит…. Короче говоря, соседка посомневалась немного и вошла. А там…. Маринка висит. Сняла в одной из комнат старинную люстру и повесилась — на поясе от халата, привязанном к чугунному крюку. Вот, и всё. Доклад закончен.
— Ну-ну, — задумчиво пробурчал Сомов. — В «Скорую» и в полицию твоя докторша, надеюсь, догадалась позвонить? Аркадий, отстань, пожалуйста. Нет у меня больше сарделек. Рыбку кушай.
— У меня есть. Иди сюда, котик. Кыс-кыс-кыс! Кушай, родной, кушай…. А врачиха, между прочим, она не моя, а общественная. Не лепите лишнего, гражданин начальник. Позвонила, конечно…. Слушай, может, надо поставить в известность генерал-лейтенанта?
— Поставим, понятное дело. Передай, пожалуйста, мобильник…
— Жалко деваху, — искренне огорчился Тургаев. — Симпатичная была. Фигуристая и длинноногая. А глаза — просто замечательные. Сиреневые, миндалевидные и чуть-чуть влажные. Как у пугливых горных лам. Эх, жизнь наша — жестянка…. Придётся, судя по всему, снова подключать «фээсбэшников». Их высоколобые эксперты — нашим нечета. Сильнее и продвинутее на порядок. Если не на два.
— Сомневаетесь, что имело место банальное самоубийство? — удивился Пашка.
— Сомневаюсь, майор. Сомневаюсь. Должность у меня такая, генеральская насквозь. А ещё чутьё имеется. Всё, что связано с вашим дурацким купчинским прудом — дурно пахнет…. Заканчиваем с лирикой. Выезжай, Павлик, на место. Хорошенько осмотри квартиру, понюхай воздух, опроси свидетелей. Я отзвонюсь в Красногвардейское РУВД, попрошу, чтобы они не препятствовали. Вернее, прикажу…. Ещё одно. Найди семейный архив этих Бокиев. Помнишь, Сашутка рассказывала про старинные фотографии всяких и разных раритетов?
— Помню.
— Это хорошо. Сложи все найденные документы и фотографии в отдельную коробку и передай её «фээсбэшным» экспертам. Ладно, конец связи. Работай…
Отключив мобильник, Сомов многозначительно покашлял в кулак и вопросительно уставился на жену.
— Что такое? — забеспокоилась мнительная Сашенция. — Я очень растрёпанная? Глаза покраснели?
— Ты, радость моя, безумно-симпатичная, — заверил Пашка. — Симпатичней просто не бывает…. Продолжаем нашу познавательную беседу. Итак, вы — совместными усилиями — разжали Маринке рот и заставили её проглотить две цветные таблетки. Потом докторша сделала успокаивающий укол. Наступило улучшение. Мария лежала неподвижно, только плакала, тихонько подвывала и бормотала всякую чушь…. Кукую — конкретно — чушь она бормотала? Запомнила?
— Конечно. Ты же сам велел мне по телефону, мол: — «Запоминай всё, что услышишь. И вообще, посматривай там. Вдруг, не дай Бог, что…». Сперва Маринка клялась в вечной и пламенной любви к «Николаше» и к «Глебчику». Рассказывала (обрывочно и бестолково, понятное дело), о том, какими они оба были внимательными, заботливыми и нежными. Потом переключилась на какие-то несметные сокровища. Мол: — «Будь он проклят, этот семейный клад. Я так и знала, что добром это не закончится. Может, и нет никаких сокровищ? Зачем, зачем мы ввязались в эту мутную историю?»…. Уже в самом конце, прежде чем уснуть, она принялась угрожать: — «Убью Митрофанова. Сволочь депутатская, сладкоголосая. Уговаривал меня развестись с Коленькой. Обещал сделать Первой леди Санкт-Петербурга. Это он, тварь очкастая, виноват во всём…».
