Том Клэнси - Государственные игры

Немец все еще не пришел в себя.

– Я…, я пытался, хотел зависнуть для вас…, дважды.

– Спасибо, – поблагодарил Огаст. – А теперь давайте, действуйте…

Хаузен медленно начал забираться в кресло второго пилота.

– Чуть быстрее, пожалуйста! – крикнул ему Огаст. – Я понятия не имею, что тут делаю!

Постанывая, Хаузен рухнул в кресло, провел рукавом по налитым кровью глазам и взялся за ручку управления.

– Нормально, – пробормотал он едва слышно. – Я…, я ее держу.

– Выскочив из кресла пилота, полковник со злостью зашвырнул Доминика в салон и вернулся к открытой двери. Он высунулся наружу. Буасар мужественно пробирался к Маниготу.

– Мы здесь уже в безопасности! – прокричал Огаст Буасару. – Когда выручишь Манигота, отцепи трос?

Буасар дал знак, что понял, и Огаст снова нырнул в вертолет.

– Эй, там, наверху, как вы там? – прокричал он Хаузену.

– Мне уже лучше, – неуверенно ответил немец.

– Удерживайте вертолет на месте, пока не получите команду, – приказал ему Огаст. – Потом вернемся на фабрику.

Хаузен показал, что понял. Полковник поднял Доминика с пола и теперь уже швырнул в кресло.

– Не знаю, что ты там натворил, – сказал Огаст, стоя перед французом, – но надеюсь, что что-то достаточно серьезное, чтобы избавиться от тебя навечно.

Еще не придя до конца в себя, с окровавленным лицом, Доминик через силу поднял взгляд на полковника, его губы растянулись в злой улыбке.

– Вы можете остановить меня, – процедил он сквозь зубы, – но всех нас вам остановить не удастся. Нетерпимость…, расовая нетерпимость – это дороже золота.

Огаст фыркнул. И снова оглушил француза ударом по голове.

– Значит, на моем счету кое-что завелось, – заключил полковник.

Когда голова Доминика завалилась набок, Огаст вернулся к открытой двери. Дрожащими от напряжения руками он помог Маниготу попасть в салон. Когда Буасар избавился от троса, Огаст помог и ему. Затем полковник закрыл дверь и тяжко рухнул на пол.

Самое грустное заключалось в том, что этот выродок был прав. Расизм продолжал расцветать махровым цветом, как и его проповедники. Полковник свыкся с борьбой против этих нелюдей. И справлялся с этим очень неплохо. Да и сейчас получается не хуже, признался он себе. И хотя на то, чтобы его разум прислушался к голосу сердца, потребовалось время, полковник уже знал, что, когда они приземлятся, ему нужно будет сделать телефонный звонок.

Глава 73

К тому времени, когда “оспри” вернулся, люди из жандармерии уже зачистили всю фабрику. “Якобинцев” захватили и на них надели наручники. Их по двое препроводили в отдельные офисные помещения. К каждой паре приставили по два охранника. Байон был убежден, что все мученики и герои являлись либо эксгибиционистами, либо марионетками в руках трусов. Они были менее склонны что-либо совершить, если на них некому было смотреть или их никто не провоцировал. Быстрый развал обороны “якобинцев” только укрепил определенные убеждения полковника относительно террористов. И прежде всего, что это трусливые стадные животные, которым не хватает духу сражаться, как только они остаются сами по себе или сталкиваются с равной или превосходящей их силой.

Какова бы ни была истина, но к тому времени, когда были затребованы полицейские автобусы, чтобы забрать арестованных, всякое сопротивление уже прекратилось. Были вызваны и машины “скорой помощи”, хотя Байон настоял на том, чтобы ему оказали помощь на месте и он остался здесь до возвращения “оспри” и “лонгрейнджера”. Вместе с остальными полковник наблюдал за происходившей в воздухе борьбой. До тех пор пока пилот самолета не доложил, что Доминика взяли, никто не знал, чем кончится затея Огаста.

Когда “оспри”, а вслед за ним и “лонгрейнджер” приземлились, Огаст взялся лично передать Доминика жандармерии. Они появились из вертолета бок о бок, полковник удерживал предплечье француза в болевом замке. Попытайся тот сбежать, Огаст простым движением руки вызвал бы нестерпимую боль в кисти задержанного.

Доминик бежать не пытался. Он едва передвигал ноги. Огаст тут же сдал его жандармам. Сам полковник сел в микроавтобус вместе с Байоном и четырьмя его людьми.

– Передайте герру Хаузену, что он может получить свои заголовки в газетах, – попросил Байон Огаста, прежде чем они тронулись с места. – Скажите, я даже напишу их для него сам!

Огаст заверил полковника, что непременно передаст.

Пилот “оспри” заранее предупредил медиков на базе НАТО. Несмотря на то что синяки и ссадины Буасара и Манигота носили в основном душевный характер, но их было слишком много. К тому же у Манигота были сломаны два ребра.

Хуже всех обстояло дело с Хаузеном. Силясь остаться в сознании и сосредоточить остатки энергии на обратном полете, он все же рассказал Огасту, что сначала Доминик пытался его удавить. И каждый раз, когда Хаузен приходил в себя, он хотел овладеть управлением вертолета, но Доминик снова душил его и избивал ногами. Не успел вертолет приземлиться, как Хаузен рухнул ничком на панель управления.

Худ забрался в “лонгрейнджер”, чтобы приглядеть за заместителем министра, пока того не увезут в больницу. Пол уселся рядом с ним в кресло пилота в ожидании, когда натовские медики разберутся с ранеными.

Худ окликнул немца по имени. Хаузен посмотрел в его сторону и слабо улыбнулся.

– Мы его взяли… – проговорил он.

– Это вы его взяли, – поправил немца Худ.

– Я готов был погибнуть, только бы при этом он погиб вместе со мной, – признался Хаузен. – Я…, остальное меня не волновало. Простите.

– Какие могут быть извинения, – успокоил его Худ. – Все нормально.

Американец встал и посторонился, уступая место врачу и ее ассистенту. Женщина осмотрела раны на шее, на черепе и нижней части лица Хаузена, чтобы убедиться, не нужно ли остановить кровотечение. Затем она проверила его глаза и пульс и бегло прошлась по позвоночнику.

– Нервный шок средней тяжести, – сообщила она помощнику. – Давайте его забирать.

Быстро доставили носилки, и Хаузена вынесли из “лонгрейнджера”. Худ вышел вслед за ними.

– Пол! – позвал Хаузен, когда носилки спускали из вертолета.

– Я здесь, – откликнулся Худ.

– Пол, но наше дело еще не закончено, вы понимаете?

– Я знаю. Мы сделаем так, чтобы региональный центр заработал. Берите инициативу в свои руки. А сейчас вам лучше не разговаривать.

– В Вашингтоне… – начал Хаузен, когда его стали загружать в “скорую помощь”, и слабо улыбнулся. – В следующий раз мы встретимся в Вашингтоне… И без такого шума…

Худ улыбнулся в ответ и, прежде чем захлопнулась дверца, сжал руку Хаузена.

– Может стоит его пригласить на финансовые слушания в Конгрессе, – предложил Мэтт Столл, стоявший за спиной Худа. – Сегодняшний день показался бы ему отдыхом на пляже.

Худ повернулся к компьютерщику и положил руку ему на плечо.

– Мэтт, сегодня вечером ты был настоящим героем. Спасибо.

– Бросьте, шеф, ничего особенного. Поразительно, на что становишься способен, когда что-то угрожает твоей заднице и у тебя нет никакого выбора.

– Ну, это не всегда так, – возразил Худ. – Находясь под обстрелом, очень многие впадают в панику. А вы не запаниковали.

– Ерунда, – ответил Столл. – Я просто не показывал виду. Однако мне кажется, что у вас еще остались незавершенные дела. А поэтому я на цыпочках удаляюсь и ухожу в нервный срыв.

Столл направился к машине.

Нэнси стояла чуть поодаль в полумраке прямо напротив Худа.

Прежде чем подойти, Пол какое-то время смотрел на нее. Ему хотелось сказать ей, что она тоже вела себя геройски, но он этого не сделал. Нэнси всегда недолюбливала комплименты с похлопываниями по плечу. И еще Пол знал, что это было не то, что ей хотелось бы от него услышать.

Худ взял ее за руки.

– Пожалуй, мы с тобой ни разу нигде так поздно не задерживались, – заметил он.

Нэнси хмыкнула, коротко улыбнувшись. Из глаз ее катились слезы.

– Тогда мы были старомодными чудаками, – сказала она. – Ужин, чтение в постели, новости в десять часов, ранние киносеансы по уик-эндам.

Пол неожиданно ощутил тяжесть бумажника в кармане от лежавших в нем билетов. Нэнси этой тяжести не чувствовала. Она смотрела ему прямо в глаза с тоской и любовью и не собиралась облегчать этот груз.

Пол большими пальцами погладил ее ладони и положил руки ей на плечи. Потом поцеловал в щеку. Когда он ощутил теплоту ее солоноватых слез, ему захотелось придвинуться ближе, обнять ее и поцеловать за ухом.

Он отступил на шаг назад.

– Будет много вопросов, масса комиссий и судебных разбирательств. Мне хотелось бы предоставить тебе адвоката.

– О'кей, спасибо.

– Я уверен, когда все это кончится, кто-то подберет собственность “Демэн”. У моих людей хватит связей, чтобы надавить где угодно. Я позабочусь, чтобы тебя устроили. А до тех пор Мэтт найдет, чем тебе заняться.