Тэми Хоуг - Прах к праху
Кейт понимала: Джон просто не может этого не пообещать. В нем всегда была эта жилка, это стремление защитить от невзгод. Ее всегда глубоко трогало то, что он замечает в ней ранимость там, где другие видели железный характер. Чего не замечал даже собственный муж. Они оба всегда понимали тайные потребности друг друга, видели тайны сердца, как если бы изначально были созданы друг для друга.
— Последний раз я занималась любовью на этом диване, когда мне было семнадцать лет, — прошептала Кейт, глядя Куинну в глаза в неярком свете настольной лампы. Они лежали на боку, лицом к лицу, если не сказать, нос к носу.
Куинн улыбнулся акульей улыбкой.
— И как звали этого типа? Я, пожалуй, пойду и убью его.
— Ты мой необузданный дикарь.
— Который всегда с тобой. Был и есть.
Кейт оставила его слова без комментария, однако мысленно представила малоприятную сцену, когда Стив явился в ее кабинет, чтобы выяснить отношения с ней и Джоном. Надо сказать, он крайне удачно выбрал оружие: обвинения и угрозы. Куинн терпел их до тех пор, пока Стив не обратил свой гнев на нее. Дело кончилось сломанным носом и дальнейшим визитом к стоматологу, после чего муж перенес игру на другое поле и сделал все для того, чтобы поломать карьеру и Джону, и ей самой.
Куинн пальцем приподнял ей подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Он точно знал, что вспомнилось ей в эти минуты. Она видела это по его лицу, по тому, как он нахмурил брови.
— Не надо, — произнес Джон.
— Я знаю. Настоящее не подарок, так к чему ворошить прошлое?
Он нежно погладил ее по щеке и легонько поцеловал, как будто тем самым мог отогнать от нее тяжкие воспоминания.
— Я люблю тебя. Сейчас. Прямо сейчас. В настоящем. Даже если настоящее — не подарок.
Кейт зарылась лицом ему в шею и поцеловала в ямочку между ключицами. Какая-то часть ее жаждала спросить, что им теперь делать, однако она заставила себя сдержаться. Потому что сегодня это ровным счетом ничего не значило.
— Честное слово, мне жаль, что с твоей второй девушкой случилось такое, — прошептал Куинн. — Ковач говорил, что она работала в книжной лавке для взрослых. Возможно, это как-то связывает ее с убийцей.
— Возможно, но именно это и пугает меня, — ответила Кейт, машинально поглаживая ему спину — мускулистую и вместе с тем чересчур худую. Он явно махнул рукой на собственное здоровье. — Еще неделю назад я не имела никакого отношения к этому расследованию. И вот теперь я потеряла двух моих подопечных.
— Но во втором случае твоей вины нет вообще.
— Есть, и еще какая. Потому что я — это я.
— Ну, было бы желание…
— Неправда! — воскликнула Кейт. — Я могла бы позвонить Мелани в понедельник, как обычно делала. Но не позвонила, потому что была занята с Эйнджи. Если бы не она, точно обратила бы внимание на то, что Мелани мне давно не звонит. Ведь она сильно зависима от меня в эмоциональном плане. Я была ее единственной психологической опорой… Наверное, это звучит странно, но я должна была по крайней мере тревожиться за нее. Страшно подумать, через какие муки она прошла. При этом никто ее не ждал, никто даже не вспомнил о ней, никто не удивился тому, куда она пропала. Как это все печально!
Куинн привлек Кейт к себе и провел губами по ее волосам, подумав, что за броней упрямства скрывается нежное, ранимое сердце. Он видел, что Кейт всячески пыталась спрятать от окружающих эту слабость, хотя сам он раскусил ее секрет с первого взгляда.
— Пойми, мы были бессильны что-либо предотвратить, — прошептал он. — И все-таки ты и сейчас можешь ей помочь.
— Это как же? Тем, что стану заново прокручивать в голове каждый мой разговор с ней? В надежде, что услышу что-то такое, что, возможно, как-то связано с тем ужасом, который ждал ее впереди, но о котором она пока не догадывалась? Я провела всю вторую половину дня, занимаясь именно этим. С тем же успехом я могла все это время тыкать иголкой себе в глаз.
— То есть записи тебе ничего не дали?
— Повышенный уровень тревожности и депрессию, а кульминацией стала ссора с Робом Маршаллом. Боюсь, мне пора начинать читать в газетах колонку «Требуются».
— Я на твоем месте не стал бы расстраиваться.
— Понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Он отлично знает мои уязвимые места. А что бы ты мне предложил? Как, по-твоему, я могла бы сделать новую карьеру?
— Старую. Я привез тебе копии профилей жертв. У меня такое ощущение, что смотрю на какую-то ключевую деталь и в упор ее не вижу. Мне нужен свежий взгляд. Твой.
— Но ведь в твоем распоряжении силы всего ФБР! Зачем тебе мое мнение?
— Затем, — ответил Куинн, — что я тебя хорошо знаю. Потому что тебе это нужно самой, а по части квалификации ты заткнешь за пояс любого спеца из Бюро. Я отправил копии всех профилей в Куонтико. Не здесь есть ты, и я тебе доверяю. Ну что, посмотришь?
— Уговорил, — ответила Кейт, причем именно по той причине, какую назвал Куинн. Потому что это нужно ей самой. Она потеряла Эйнджи. Она потеряла Мелани Хесслер. И если в ее силах сделать хоть самую малость, что способно хотя бы как-то уравновесить эти потери, что ж, она это сделает.
— Давай для начала оденемся, — сказала она и, сев, натянула на себя плед.
— Черт, я так и знал, что непременно будут какие-то условия, — изобразил недовольство Куинн.
Кейт в ответ одарила его кислой улыбкой, после чего подошла к письменному столу, на котором по-прежнему мигал огонек автоответчика. В янтарном свете лампы она казалась волшебным видением — разметавшаяся по плечам огненно-красная грива волос, спина — мечта любого скульптора. Джон смотрел как зачарованный. Господи, как же ему повезло, что он снова с ней!
Из автоответчика донесся капризный голос:
— Кейт, это Дэвид Уиллис. Хочу поговорить с тобой. Позвони мне сегодня вечером. Ты ведь знаешь, что днем меня дома не бывает. У меня такое чувство, будто ты нарочно избегаешь меня. Причем сейчас, когда мой уровень уверенности в себе такой низкий и мне без тебя никак…
Кейт нажала на кнопку быстрой перемотки вперед, чтобы прослушать следующее сообщение, а про себя подумала: «Если бы все были такими, как он, я бы давно пошла работать кассиршей в супермаркет».
Следующее сообщение от главы группы женщин-предпринимателей. Ее просили выступить на собрании.
Затем долгое молчание.
Кейт посмотрела на Куинна и встретилась с ним глазами.
— Пара точно таких же звонков была прошлым вечером. Тогда я подумала, что это Эйнджи. По крайней мере, так я решила тогда.
Это может быть кто угодно, подумал Куинн. Например, тот, в чьи лапы попала Эйнджи. Коптильщик.
— Кейт, на твой телефон нужно поставить прослушку. Потому что если Эйнджи в его лапах, то и твой номер — тоже.
Было видно, что Кейт такая мысль даже не приходила в голову. Куинн заметил, как в ее глазах мелькнуло удивление, а затем и досада на себя за такое упущение. Впрочем, в этом вся Кейт. Разве может она представить себя в роли потенциальной жертвы? Ведь она сильная, стойкая, несгибаемая. Но никак не ранимая или беззащитная.
Джон поднялся с дивана, не одеваясь, подошел к ней и обнял сзади.
— Боже, ну и кошмар, — прошептала она. — Ты думаешь, что она еще может быть жива?
— Вполне, — ответил Куинн, прекрасно понимая, что это именно то, что она хочет услышать. Впрочем, знал он и то, что нельзя исключать самый жуткий сценарий. Она допускает, что Эйнджи Ди Марко жива, хотя неизвестно, что с ней и во благо ли ей эта жизнь.
Я мертва,Но желание живо,Толкает к немуИ дарит надежду.Хочет ли он меня?Жаждет ли он меня?Ранит ли он меня?Любит ли он меня?
Слова резали по живому. Музыка царапала нервы. Но он вновь и вновь проигрывал запись. Пусть ему будет больно, но он должен прочувствовать эту боль сполна.
Питер сидел у себя в кабинете. Единственный свет проникал в комнату из окна, его хватало лишь на то, чтобы превратить черное в серое. Тревога, раскаяние, тоска, боль, желание — эти чувства владели им постоянно, хотя он и не мог дать им названия, не мог выразить. Он загнал их внутрь себя, и они копились до тех пор, пока давление не стало невыносимо. Казалось, он сам вот-вот взорвется и от его тела не останется ничего, кроме налипших на стену и на потолок ошметков плоти и волос, и осколков стекла от фотографий, на которых он изображен с самыми главными людьми в своей жизни за последний десяток лет.
Он не мог сказать, хватит ли ему смелости дотронуться до фотографий Джиллиан, занимавших небольшой уголок этой выставки. Загнанных туда специально, чтобы не привлекать внимание. Потому что, глядя на них, ему становилось стыдно — за нее, за себя, за свои ошибки.
Темные фрагменты жутковатой картины, которую он не желал выставлять на всеобщее обозрение.
