Майкл Маршалл - Мы здесь
В лицо мне как будто моментально направили паяльную лампу. Повинуясь безотчетному инстинкту, веки тотчас стиснулись от жары. Тело намертво сковала железная судорога. Я был парализован, совершенно лишен возможности двигаться.
А поверх могучего гудения огня нарастал тот новый звук, становясь все громче и громче. Подобное я слышал впервые в жизни.
Выставив руку как упор, я приоткрыл глаза. Вокруг бесновалось лишь дымное пламя. Черное перемежалось с ослепительно-ярким, и, может, поэтому мой мозг искрами пронизывали зрительные импульсы, которые складывались в изменчивые образы, словно мои глаза пытались уловить смысл в бесчувственном и бессмысленном.
Я ощущал, что с той стороны к углу приближается Райнхарт. Он выглядел непринужденно. И был рад, что я пришел. То, что вокруг огонь, было ему в радость. Страха пожар у него не вызывал. Он знал, что пламя необходимо для преображения.
Между нами поднимался розоватый столб дыма, который теперь был полон людей. Как будто бы огонь высвечивал тех, кто лежал и сидел на этом отрезке коридора, круглился клубками эмбрионов или стоял лицом к стене. Среди них была фигура с гротескно большой головой и женщина с косичками, одетая, как куколка. Здесь были дети или что-то подобное им по форме. Был лев с золотыми глазами.
Звук… я не знаю, что это было. И не узнаю никогда. Нестерпимо пестрый гам, гул, гром. То ли шум умирающих созданий, то ли визг нарождающихся на свет. Ужас кромешный или бездумное безудержное веселье, гулкий грохот захлопывающейся навсегда темной двери или же распахивание двери белой, из которой, выйдя из бархатистого забытья, слитно выплывает сонм душ, расправляя свои слежавшиеся от сна невесомые конечности.
Это было ужасно. Это было прекрасно. Вместе с телом то ли на мгновение, то ли на вечность замерло и мое обостренное внимание.
И после того, как я закашлялся снова, это ощущение из меня не ушло. Во всяком случае, оно изошло не полностью. Грудь моя, полная дыма и яростного зноя, никак не могла расслабиться и выдохнуть.
Мой ум заполнило лицо, никак не связанное с тем, что сейчас происходило здесь. Это было лицо моего оставшегося в живых сына, Тайлера – такого, каким я его напоследок запомнил, – и я с невыразимой печалью понял, что оставил его, как какого-нибудь воображаемого мальчика, к которому я при уходе из его жизни повернулся спиной. Повернулся в страдании, с единственной целью – сохранить рассудок, но он-то этого не знал и не понял. Он знал лишь то, что позабыт и брошен своим отцом.
Те тени в дыму по-прежнему двигались. Встать я никак не мог. Так и лежал, припав щекой к шершавой половице, ощущая, как над ними поднимается медленный жар, и слыша звуки невнятных существ, обставших коридор впереди.
Чувствовалось и то, как ко мне – распростертому, с оплавленным зноем умом, расколотым на черное и оттенки золотистого – приближается Райнхарт. Подходил он как будто не один, а целым скопищем. Может, так казалось оттого, что его сопровождала сила всех остальных, кто находился в коридоре, или же сила и концентрация Райнхарта исходила из сонма людей, которых он извел со свету: потерянных душ, согнанных в единый сосуд и теперь согнутых под одну волю. Ведь если на то пошло, любой из нас содержит множество разных личностей: кто мы есть и кем были, а еще, возможно, кого мы любим или убиваем.
Он присел передо мной на корточки. Одежда на нем пламенела. Поддев мне пальцем подбородок, Райнхарт приподнял мою голову.
– У меня есть план, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты вертелся вокруг меня как назойливая муха или бездомный пес. Ты… можешь просто умереть. Это мой дар тебе.
Он поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь. Улыбнулся, встал и отступил в огонь и дым, пока не слился с ними.
Я понял: добраться до ключа – это лишь часть проблемы.
Надо добраться еще и до этого человека.
Я попробовал подняться: не получилось. И снова внутри послышался тот глубинный голос, призывающий к осмотрительности, умоляющий не корчить из себя героя. Безусловно, это была Кристина.
– Все нормально, – прошептал я. – Со мной все будет хорошо.
Хотя и не уверен, что словам удалось благополучно выпорхнуть у меня из головы.
Отведя руки, я сделал очередную попытку вдохнуть. На этот раз мне удалось вобрать в легкие достаточно воздуха, чтобы в краткий проблеск ясности уяснить: надо уносить отсюда ноги, причем сейчас же, иначе Райнхарт действительно получит то, чего хотел.
Попытка рывком подняться на всех конечностях сразу (может, хоть одна из них произведет более-менее слаженное движение?) ни к чему не привела. И тут я понял, что это была последняя крупица сил, которая у меня оставалась. Так сказать, последний выстрел.
Я навзрыд закашлялся, с каждым новым спазмом кашля чувствуя себя все слабее и слабее.
Затем кто-то дернул меня за руку – жестко, так жестко, что грудь у меня отнялась от пола, а из лежачего положения я сразу переместился в мешковато-сидячее. Чьи-то сильные руки взволокли меня в стойку на полусогнутых, и тогда я понял, что эти руки всамделишные.
На ухо мне что-то вещал голос, на удивление безмятежный.
Щурясь сквозь дым, я чувствовал, как все те же руки волокут меня обратно по коридору, и различил лицо Джефферса.
– Идите, – бросил он торопливо.
Перешагнув через меня, священник шагнул в толщу дыма и сквозь медленно клубящиеся тени стал углубляться в конец коридора, за которым бушевал огонь и затаилось в ожидании нечто – то ли человек, то ли исчадие ада, то ли еще какая-то сущность, именовавшая себя Райнхартом.
Пока я всползал по ступеням, на отдалении послышалось, как в двери снаружи кто-то ломится, да так сильно, что теперь они точно не выдержат. Вот одна из них с грохотом упала, и помещение мгновенно наводнили голоса и крики.
Меня хватило примерно до половины лестницы.
Глава 71
Следующий час пролетел урывками, в какой-то пестроте. Помнится, я сидел на бордюре, закутанный в одеяло и с кислородной маской на лице. Кристина неотступно дежурила рядом и все это время стискивала меня так, что дышать мне было еще затруднительней, чем в том угаре. Ну и ладно, я не против – особенно с учетом того, что она спасла мне жизнь.
Глазами я, кажется, следил за вереницей пожарных, которых вызвала Крис и которые теперь сновали то внутри, то снаружи церкви. Поначалу у них все вроде как ладилось, но затем в подвале воспламенилось еще что-то, и успех стал от них ускользать. Было много шума, криков и беготни. Но в конце концов огонь был все же обуздан и сбит.
Пожарным я рассказал, что видел в подвале священника. Позже я слышал, как один из них в разговоре с коллегой пробросил, что, когда он пробирался через самое пекло внизу, ему показалось, что где-то в дальнем конце подвала он видит двоих, но тут жар заставил его отступить. Однако наутро газеты сообщили, что с пожарища в итоге извлекли останки лишь одного тела. В заметке указывалось, что отец Роберт Джефферс погиб, защищая свой храм, при попытке спасти то, во что искренне верил. Эту оценку я считаю объективной.
Тем временем Лидию – мертвенно-бледную, но живую – на носилках погрузили в «Скорую». Пока я находился в подвале, часть пола в церкви обвалилась, так что им с копом тоже пришлось несладко. Рол Брук, едва лишь открылась дверь, бежал, покинув место происшествия. Судя по всему, он, нетерпеливо поскуливая, топтался, выжидая момента освобождения, и, едва тот настал, дал деру. Свою пожилую товарку по несчастью он без всякой мысли о помощи бросил на произвол судьбы.
Ну да ладно. Его имя мне известно. Расплаты ему не миновать. Возможно, она нагрянет по официальным каналам. А может, и помимо них.
Вместе с тем, как в голове у меня стало проясняться, я начал сознавать присутствие на улице и других людей. Увидел того парня, Дэвида, рядом с какой-то женщиной (Кристина пояснила мне, что это его жена Доун). К Дэвиду бочком, застенчиво, приблизился Медж, и Доун, оставив их вдвоем, отошла туда, где сидели мы.
Пауза была долгой и полновесной, как между двумя давным-давно знакомыми людьми, которые встретились снова и теперь пробуют замостить разрыв шириной в сотни лет, но глубиной всего в ладонь.
– Это я так представлял слово «имидж», – сказал Дэвид, словно отвечая на вопрос. – Сокращенно.
– Ну ты и грамотей, – хмыкнул Медж.
– Извини. Мне лет-то было всего ничего! А вообще надо было выдумать имя получше. Ты определенно заслуживал большего.
– Да я уж привык, – сказал Медж. – Пусть лучше так, чем совсем без имени.
С минуту оба неловко молчали.
– Тебе необязательно было это делать там, наверху, – сказал Медж. – Подхватывать меня за руку.
– Я знаю.
– Да нет, я не про то. Я бы, если бы упал, все равно не умер.
– Это не значит, что людям надо давать падать.
Медж кивнул. Они впервые открыто поглядели друг другу в глаза.
– Ну что, Дэвид, – сказал его воображаемый друг. – Пора прощаться.
