Джон Гришэм - Пора убивать
Джеральд Олт был одним из тех весьма немногих белых в округе Форд, кто действительно любил и уважал черных. На его карточке Джейк написал цифру «10».
В течение шести часов он работал таким образом со списком, надписывая карточки, внося в них информацию, собираясь с мыслями, представляя себе лица будущих присяжных, мысленно беседуя с ними. Ему нужно было все взвесить. Каждый негр автоматически получал десять баллов, с белыми дело обстояло сложнее. Женщинам отдавалось предпочтение, молодежь оценивалась выше стариков, люди с образованием шли чуть впереди тех, у кого его не было, а наивысший рейтинг был у тех, кто слыл либералом.
Двадцать фамилий Джейк вычеркнул сразу — это были те, кого Нуз собирался исключить из списка кандидатов. Стало быть, в данный момент Джейк располагал определенной информацией о ста одиннадцати претендентах. Конечно же, он оставил Бакли далеко позади.
Когда Джейк вернулся, Эллен сидела за машинкой. При виде своего босса она выключила машинку, закрыла справочники, которыми пользовалась, и повернулась к нему на вращающемся стуле.
— Где же обещанный обед? — спросила она с насмешкой.
— Нам нужно будет прокатиться на машине.
— Отлично! Куда?
— Тебе приходилось когда-нибудь бывать в Робинсонвилле, Миссисипи?
— Нет, но я готова. Это где?
— Там нет ничего, кроме хлопка, сои и замечательного маленького ресторанчика.
— Как мне одеться?
Джейк окинул ее взглядом. Эллен выглядела обычно: выцветшие, чуть подкрахмаленные джинсы, без носков, синяя рубашка из хлопка, размера на четыре больше, чем нужно, однако весьма живописно падавшая на безукоризненной формы бедра.
— Никаких изменений не требуется.
Выключив копировальную машину, они уселись в «сааб» и поехали прочь из города. Где-то в негритянском квартале Джейк остановил свой автомобиль, чтобы купить в винной лавке шесть банок «Коорса» и бутылку холодного «Шабли».
— Спиртное туда нужно приносить с собой, — пояснил он Эллен, трогая машину с места.
Садившееся солнце било ему в глаза. Чтобы лучше видеть дорогу, Джейк опустил солнцезащитные козырьки. Эллен открыла две банки с пивом.
— Это далеко?
— Полтора часа.
— Полтора часа! Да я умру с голоду!
— Заправься пока пивом. Поверь мне, оно отличное.
— Что у них там в меню?
— Жареное мясо, креветки в соусе, лягушачьи лапки, рыба.
— Ну что ж, посмотрим. — Она отхлебнула пива.
Джейк прибавил газу, они проносились по мостам и переездам через бесчисленные речки и ручейки, впадавшие в озеро Чатулла. Машина брала плавные подъемы холмов, покрытых густой и жесткой зеленой травой. Они обгоняли тяжело груженные древесиной прицепы, делавшие свою последнюю за день ездку. Джейк открыл люк в крыше, опустил стекла, в машину проник теплый вечерний ветерок. Откинувшись на спинку сиденья, Эллен прикрыла глаза. Врывавшийся сквозь окна воздух играл ее волосами.
— Послушай, Ро-арк, обед будет чисто деловым…
— Конечно, конечно.
— Я говорю серьезно. Я твой работодатель, ты — мой служащий, и разговор пойдет за столом только о деле. Не больше, но и не меньше. Так что в своем сексуально раскрепощенном мозгу не нужно лелеять никаких далеко идущих идей.
— Звучит это так, как будто далеко идущие идеи беспокоят именно тебя, Джейк.
— Нет. Просто я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
— Как это тебе удается знать то, о чем я сейчас думаю? С чего это ты взял, будто ты настолько неотразим, что я замыслила тебя совратить?
— Пожалуйста, помни о том, что я на удивление счастливо женат, что у меня замечательная супруга, которая будет готова убить, если решит, что я флиртую с другой.
— О'кей, сделаем вид, что мы просто друзья. Два друга за едой.
— На Юге это не проходит. Друг-мужчина не может просто пригласить в ресторан друга-женщину, если этот друг-мужчина женат. Здесь такого не бывает.
— Почему?
— Потому что у мужчины не может быть друга-женщины. Это невозможно. На всем Юге я не знаю ни одного человека, который был бы женатым и имел бы к тому же друга-женщину. Думаю, что так повелось еще со времен Гражданской войны.
— А я думаю, что это какое-то средневековье. И почему это южанки так ревнивы?
— Такими их сделали мы. Этому они научились от нас. Если бы моя жена отправилась пообедать или поужинать со своим другом, я оторвал бы ему голову, а потом подал бы на развод. Так что она научилась этому у меня.
— Но в этом нет абсолютно никакого смысла.
— Конечно, нет.
— И у твоей жены нет друзей?
— Мне они, во всяком случае, неизвестны. Если ты о ком-нибудь услышишь, дай мне знать.
— У тебя тоже нет никаких подруг?
— Зачем они мне? Поговорить о футболе они не могут, об охоте не могут, о политике или юриспруденции — тоже нет. Они не могут говорить о том, что меня интересует. Зато они будут рассуждать о детях, об одежде, кулинарии, о мебели, в чем я абсолютно не разбираюсь. Нет, никаких друзей-женщин у меня нет. Да они мне и не нужны.
— Вот что мне так нравится в южанах. Какие они все терпимые люди!
— Благодарю.
— А евреи у тебя среди друзей есть?
— Не знаю ни одного еврея в нашем округе. У меня был друг-еврей в колледже, Айра Таубер, из Нью-Джерси. Мы были очень близки. Я люблю евреев. Ведь и Иисус был евреем, ты же знаешь. Я никогда не понимал антисемитизма.
— Боже, да ты либерал! Ну а как, гм, насчет гомосексуалистов?
— Мне жаль их. Они даже не знают, чего лишены. Но это их проблемы.
— А ты мог бы иметь друга-гомосексуалиста?
— Думаю, да — до тех пор, пока он не сказал бы мне об этом.
— Нет, все-таки ты республиканец!
Она забрала у него пустую банку, бросила ее на заднее сиденье, открыла две новых. Солнце уже село, и густой, влажный воздух, врывавшийся в машину на скорости девяносто миль в час, нес прохладу.
— Значит, мы не можем быть друзьями?
— Нет.
— Любовниками тоже?
— Прошу тебя. Я все-таки за рулем.
— Тогда кто же мы?
— Я — юрист, ты — студентка юридического колледжа. Я — работодатель, ты — наемный служащий. Я — босс, ты — подчиненный.
— Ты — мужчина, я — женщина.
Джейк скосил глаза на ее джинсы и синюю рубашку.
— В этом не может быть никаких сомнений.
Эллен покачала головой, глядя на проносящиеся мимо заросшие зеленью холмы. Джейк улыбнулся, отхлебнул из банки и прибавил скорости. Они миновали несколько перекрестков со старыми, заброшенными дорогами, и холмы внезапно кончились. Местность стала совершенно плоской.
— А как называется ресторан? — вдруг спросила Эллен.
— «Голливуд».
— Как?
— «Голливуд».
— Откуда такое название?
— Когда-то ресторанчик находился в маленьком городке под названием Голливуд, это здесь же, в Миссисипи. Потом там случился пожар, и владелец перебрался в Робинсонвилль, но решил сохранить старое название.
— Чем же этот ресторан так примечателен?
— Там отличная еда, отличная музыка, и до Клэнтона сотни миль, так что меня никто не увидит в обществе очаровательной, но совершенно чужой женщины.
— Я не женщина, я — подчиненный.
— Странный и очаровательный подчиненный.
Эллен улыбнулась, провела рукой по волосам. На следующем перекрестке Джейк свернул влево, и вскоре они оказались у поселка рядом с железной дорогой. По одну сторону улицы стоял ряд деревянных домов, по виду давно покинутых хозяевами, на противоположной стороне располагался небольшой бакалейный магазин — из окон его доносилась негромкая музыка, а перед входом стояло с десяток машин. Подхватив с сиденья бутылку «Шабли», Джейк взял своего подчиненного под руку, и вдвоем они прошли внутрь здания.
Рядом со входом находилась небольшая сцена, на которой за роялем сидела царственного вида пожилая негритянка и напевала какой-то шлягер. Столики были установлены в три длинных ряда, доходящих почти до самой сцены. Занятыми оказались всего несколько, и официант в черном, наливавший из кувшина пиво, сделал им знак проходить. Он усадил Джейка и Эллен в углу за маленьким столиком, накрытым скатертью в красную и белую клетку.
— Жареный укроп будете? — обратился он к Джейку.
— Да! Две порции.
Эллен наморщила лоб и посмотрела на своего спутника.
— Жареный укроп?
— Ну да. А что, в Бостоне его не готовят?
— Вы здесь все жарите?
— Все, что стоит есть. Если тебе укроп придется не по вкусу, я сам с ним справлюсь.
Восторженный вопль раздался со стороны столика, находившегося через проход. Сидевшие за ним четыре по виду супружеские пары, попробовав что-то, разразились восклицаниями удовольствия и радостным смехом. С этого момента шум и оживленный гомон в ресторане не смолкали.
— Самое замечательное здесь то, — пояснил Джейк, — что ты можешь вытворять что хочешь, шуметь как угодно, сидеть сколько вздумается, и никому до этого не будет никакого дела. Когда ты садишься за столик в «Голливуде», то он твой до утра. Увидишь, сейчас начнут танцевать.
