Роберт Ладлэм - Ледовый апокалипсис
– Поскольку радио работает, я полагаю, проблем возникнуть не должно.
– Тогда летим на корабль. Пусть на острове Среда приберется кто-нибудь другой.
– Поняла, командир!
Смит закрыл боковые люки и рухнул на пол, прислонившись спиной к креслу пилота. Его глаза закрылись сами по себе, и он лишь частичкой сознания улавливал согревавшее его тепло. Голова Валентины лежала на его плече.
Остров Вознесения
В Южной Атлантике стояла ранняя весна, но с заходом солнца пришел шторм. Сквозь влажную дымку призрачно светили голубые огни взлетно-посадочных полос Уайдвейк-Филд, струи дождевой воды стекали с крыльев двух огромных самолетов, замерших рядом друг с другом на самой дальней стоянке этой американо-английской базы военно-воздушных сил. На борту первого, «Боинга-747», красовался бело-голубой герб президента Соединенных Штатов Америки, второй, «Ил-96», нес на себе государственную символику Российской Федерации.
Весь мир пребывал в блаженном неведении о присутствии тут этих двух самолетов и о встрече двух государственных лидеров, которые на них прилетели. Лайнеры, стоявшие на мокром бетоне, были оцеплены вооруженными солдатами, а в звуконепроницаемом, защищенном электронными системами помещении «Борта номер 1», как чаще всего называют самолет американского президента, происходил конфликт – без свидетелей и протокола.
– Я признаю, что иногда президент вынужден лгать своим избирателям, – холодным тоном говорил Сэмюэл Кастилла своему собеседнику – подтянутому, аристократичного вида мужчине, сидевшему напротив него за столом для совещаний. – Но я чертовски не люблю пользоваться этой властной привилегией. И особенно мне не нравится лгать людям относительно того, каким образом погибли их близкие. У меня после этого остается тошнотворный вкус во рту.
– А что нам оставалось делать, Сэмюэл? – терпеливо ответил президент Потренко. – Снова бередить уже заживающие раны «холодной войны»? Отбросить укрепляющиеся отношения между нашими странами на десятилетия назад? Сыграть на руку «ястребам», которые есть в обеих странах и которые твердят, что Россия и Америка обречены быть врагами?
– Ты очень ловко развиваешь этот тезис, Юрий, как и мои советники, и Государственный департамент, но даже если я соглашусь с ним, мне он все равно не по душе.
– Это я понимаю, Сэмюэл. Я знаю, что ты – совестлив и честен, – уголок рта у русского чуть дрогнул, – возможно, даже слишком совестлив для человека нашей профессии, живущего в современных реалиях. Но нам нельзя торопиться. Нужно дождаться, когда на тот свет отправится побольше крестоносцев «холодной войны», а страх канет в прошлое. Но можно утешать себя хотя бы сознанием того, что рано или поздно правда все равно выйдет на поверхность.
– О да, Юрий! В этом можешь не сомневаться! Мы же договорились о том, что через двадцать лет все документы, связанные с происшествием на острове Среда и «Событием пятого марта», будут без изъятий обнародованы правительствами обеих стран?
– Договорились!
– Эта договоренность должна быть скреплена нашими подписями. Ответственность как за сохранение секретности, так и за очковтирательство будет лежать на нас обоих.
Потренко опустил глаза, но потом кивнул:
– Согласен. А до тех пор пусть члены научной экспедиции на острове Среда считаются жертвами взрыва топливного склада и возникшего в связи с этим пожара на станции. Бойцы взвода нашего спецназа погибли в результате трагического инцидента в ходе военных учений. Членов экипажа «Миши-124» попросту не нашли – они исчезли, превратившись в еще одну загадку Арктики, а сам самолет взорвался, когда случайно была активирована старая система самоуничтожения. Кажется, предусмотрена каждая мелочь.
– Сомневаюсь, что все пройдет так гладко, – сухо ответил Кастилла. – Шила в мешке не утаишь. Наверняка вокруг острова Среда возникнет очередная теория заговора, которая станет разгуливать по Интернету.
Кастилла сделал глоток простой воды из стоявшего перед ним бокала, хотя на самом деле ему хотелось хватить бурбона, который тоже присутствовал на столе.
– Почему ты не рассказал мне правду с самого начала, Юрий? Мы бы что-нибудь придумали, и тогда бы никто не погиб! Зачем нужно было врать, будто вас больше всего на свете беспокоит груз сибирской язвы и судьба человечества?
Некоторое время Потренко продолжал молча рассматривать крышку стола из красного дерева, а потом заговорил:
– Без сомнения, можно было найти более… эффективный способ разобраться со всеми этими делами. Но я не стану извиняться за то, что являюсь частью российского бюрократического аппарата, или за правила, введенные моими предшественниками. Мы во многом до сих пор продолжаем оставаться рабами государства и, боюсь, еще не скоро перестанем ими быть. Могу извиниться лишь за то, что мы позволили событиям выйти из-под контроля. Кое-кто из политического и военного руководства плохо справился со своими обязанностями, и с этими людьми сейчас, гм, разбираются.
– Могу себе представить… – внезапно севшим голосом откликнулся Кастилла. – Осталось обсудить последнюю деталь. Когда наша группа поддержки заняла остров, тело одного из известных нам людей не удалось обнаружить. Я говорю о майоре Григории Смыслове, русском офицере, входившем в состав разведывательной группы. Ты располагаешь какой-нибудь информацией о нем?
Потренко наморщил лоб.
– На этот счет беспокоиться не стоит, господин президент.
– Подполковник Смит, начальник нашей экспедиции, придерживается противоположного мнения. Во время нашего с ним разговора он с особой настойчивостью просил меня выяснить судьбу майора Смыслова, и я намерен удовлетворить его просьбу. Итак, что с ним случилось, Юрий?
– Майор был… ранен во время событий на острове, но он выжил и был эвакуирован на нашей подводной лодке. Сейчас он находится под судом по целому ряду обвинений.
– На основании того, что он встал на сторону подполковника Смита и таким образом выступил против вашего правительства? – Голос Кастиллы упал до зловещего шепота. – Это неприемлемо, господин президент! Вы должны лично проследить за тем, чтобы с майора Смыслова были немедленно сняты все обвинения, а сам он – восстановлен в правах. Если вы считаете, что сделать это вам неудобно, передайте майора нашему послу в Москве для последующей отправки его в Соединенные Штаты. Если вам он не нужен, его с радостью примем мы.
– Это невозможно! – взорвался Потренко. – Майор Смыслов обвиняется в мятеже и нанесении ущерба национальной безопасности! Это очень серьезные вещи! И предупреждаю вас, господин президент: все это является исключительной компетенцией и внутренним делом Российской Федерации!
Кастилла только улыбнулся – невесело, но с видимым удовольствием.
– Я только что вмешался во внутренние дела Российской Федерации, Юрий, но в последнее время мне слишком часто приходится совершать поступки, которые не нравятся мне самому. Одним больше, одним меньше – что из того?
– Этот человек является гражданином России и офицером Российской армии!
– Подполковник Смит до сих пор считает майора членом своей команды, и я – на его стороне.
– Это не подлежит обсуждению!
– В таком случае забудем обо всем! – Кастилла начал вставать с кресла. – Сделка отменяется! По возвращении в Вашингтон я собираю пресс-конференцию и рассказываю журналистам обо всем: о едва не начавшейся по вашей вине ядерной войне, об убийстве Сталина, о сибирской язве, о нападении на нашу поисковую группу. Обо всем!
От лица Потренко отхлынула кровь.
– Ты с ума сошел! Ты не посмеешь так поступить! Ты не допустишь катастрофы в отношениях между двумя нашими странами из-за судьбы одного человека!
Кастилла опустился в свое кресло и откинулся на спинку.
– Юрий, – холодно заговорил он, глядя на своего собеседника поверх стекол очков, – в последнее время у меня чрезвычайно скверное настроение. Подари мне хоть немного оптимизма!
Международный аэропорт Сиэтла Такома
Водитель такси посмотрел в зеркало заднего вида на высокого, спокойного мужчину в зеленой военной форме и черном берете. После 11/9[25] ему часто приходилось возить военных в аэропорт. Одни возвращались домой, другие – куда-то еще. Ряды разноцветных нашивок на кителе этого человека говорили о том, что в его жизни этих «куда-то еще» было предостаточно, а, судя по усталости, залегшей в складках его лица, сейчас он как раз возвращался из одного из таких мест. Но, подобно большинству остальных, он не рассказывал об этом.
Таксист улыбнулся себе под нос, вспомнив о собственных «куда-то еще», в особенности об одном местечке среди рисовых полей Вьетнама, где ему пришлось обменять правую руку, на стальной крюк.
