Жан-Кристоф Гранже - Лес мертвецов
— А… А мать?
— Убивали. На месте. Первым звуком, который слышал ребенок, был хлопок выстрела.
Жанна сосредоточилась. Еще один-два вопроса — и медсестра замолчит. Вернется в свой призрачный мир.
— В семьдесят втором году вы уже были здесь?
— Да. Была.
— Вы помните, кто-нибудь из женщин рожал здесь в это время? До начала диктатуры?
— Да, самая первая. На которой опробовали штуку с трактором.
— Вам известно, как ее звали?
— Нет. Повторяю: никаких имен.
— А ребенка?
— Хоакин. Его усыновил офицер из казармы. Гарсия. Никчемный тип. Пьяница.
— Вы знаете, что потом случилось с его семьей?
— В семьдесят седьмом году Гарсия убил жену, а потом покончил с собой. Мальчик убежал. Говорят, он выжил в джунглях. Совсем одичал. Только настоящая дикость была не в лесу, а здесь. В Кампо-Алегре.
— Через несколько лет мальчика нашли. Вы помните, как это было?
— Я помню Альфонсо Палина. Он приезжал за мальчиком. В восемьдесят втором. Но Хоакин к тому времени уже покинул лагерь. Его увез с собой иезуит.
— Вы знали, что Палин был его отцом?
— Ходили всякие слухи. Болтали, что Палин спал с матерью мальчишки, еще в Буэнос-Айресе. И он хотел забрать ребенка себе. Пельегрини, который заправлял военной базой, чуть не помер со страху. Все знали, на что способен Палин.
— Что вы имеете в виду?
Катарина покачала головой. Нижнюю часть ее лица вдруг исказила гримаса, как будто по нему полоснули бритвой. Наверное, это означало улыбку. Но выражение глаз ничуть не изменилось. Впрочем, у нее не было глаз. Вместо них зияли черные провалы.
— Когда ему стало известно, что сделали с его любовницей, он выяснил, кто именно принимал участие в пытках. И всех их перебил. Каждому пустил по пуле в затылок.
— Пельегрини это стерпел?
— Пельегрини рыл землю, чтобы разыскать ребенка. Побыстрее отдать его Палину. И молился, чтобы адмирал больше не заглядывал на базу.
Что было дальше, Жанна уже знала.
Она кивнула Феро, силуэт которого едва угадывался в полумраке комнаты. Пора возвращаться. Надо найти лодку, пока совсем не стемнело.
Они уже стояли на пороге, когда Жанна, не удержавшись, задала последний вопрос:
— Что у вас с глазами?
Катарина ответила не сразу. Лежащие на коленях руки сжались в кулаки:
— Это кара.
— Вас ослепили солдаты?
— При чем тут солдаты? Я сама себя покарала.
Она приложила кулаки к пустым глазницам:
— Однажды утром я сказала себе, что видела достаточно. Пошла на кухню. Взяла ложку. Прокалила на огне и… Сама себе сделала операцию. С тех пор я живу с индейцами.
Жанна тихо попрощалась с женщиной и вытолкнула Феро в коридор. Тот едва не упал, поскользнувшись на каком-то корне.
— Подождите.
Жанна замерла в дверях.
— Куда вы теперь? — спросила медсестра.
— Мы идем дальше.
— Здесь некуда идти.
— Мы идем в Лес мертвецов.
Повисло недолгое молчание. Наконец своим бесцветным, отстраненным, словно чужим, голосом Катарина произнесла:
— Ну, значит, вы их увидите.
— Кого?
— Матерей. Матерей этих младенцев.
— Вы же сказали, что солдаты убивали их сразу после родов.
— В этом мире они умерли. Но не в Лесу мертвецов. Там они кочуют по зыбучим землям лагуны. У них души людоедов. Они питаются человеческой плотью. Это их месть. Когда встретитесь с ними, передайте от меня привет. Скажите, что я их не забыла.
80
Хоакин. Дитя Зла.
«Механизм отцов», доведенный до логического конца. Дело не только в том, что его воспитали в насилии. Дело в том, что насилие предшествовало его рождению. Вместо фей над его колыбелью склонялись садисты и извращенцы в военной форме. Потом он жил в семействе Гарсия, бок о бок со скорыми на расправу пьяницами. Потом попал к первобытному народу и познал его кровавые и каннибальские обычаи. Потом его усыновили обезьяны-ревуны. Потом забрал к себе Альфонсо Палин. На каждом этапе своей жизни ребенок встречался с жестокостью, она наслаивалась пластами, как прошлогодняя листва, образуя чудовищный субстрат, на котором предстояло взрасти новым ужасам.
Механизм отцов.
У Жанны не шли из головы сельскохозяйственные машины, крики рожающих женщин, заглушаемые рокотом моторов. Из этого кошмара миру явился монстр…
Ржавая баржа уже несколько часов скользила по ночной реке. Над палубой то и дело проносились летучие мыши, хлопая крыльями. Сильно похолодало. Пассажиры сбились в кучки вокруг костерков. Говорили вполголоса.
Жанна и Феро сидели рядом и стучали зубами от холода. Им дали одеяла. Накормили. Разобрать, чем именно их потчевали, в неверном свете костра было невозможно, да им и не хотелось разбираться. Они слишком вымотались, чтобы ощущать вкус пищи, тем более чтобы испытывать отвращение…
Сжавшись в комок под одеялом, Жанна вглядывалась в окружающую тьму. Смотреть, впрочем, было не на что. Прибрежные деревья обступали берега черной стеной, словно в одной ночи таилась вторая, еще более плотная и непроницаемая.
Сами берега как будто сдвинулись. Слышнее стали лесные шорохи, острее запахи. Индейцы запели песню, обращенную к луне. Жанну одолевало смутное ощущение чьего-то присутствия. А может, «неживые» уже здесь, на берегу, и следят за медленным продвижением баржи по глади реки? И Хоакин с ними? И его отец? Но как они добираются к своему народу?
Внезапно ее взгляд заметил в листве искристое мерцание — это светлячки танцевали свой ночной танец. Странно, что они так отчетливо видны. Она пригляделась получше. Нет, это не светлячки. Свет не движется. И тут вдруг тишину разорвал глухой рокочущий звук, который она узнала бы где угодно. Так шумит включенный на полную мощность электрический генератор.
Она встала и снова отправилась в капитанскую рубку. Капитан был на месте. И не один. На коленях у него устроились две молоденькие девушки. Он что-то нашептывал им на ушко. И кажется, никто никого не собирался насиловать… Скорее наоборот.
— Что это за свет в той стороне?
— Tranquila, mujercita…[85] Вы что, так и будете вскакивать каждый раз, когда заметите хижину?
— Какую хижину?
— Эстансия.[86]
— Откуда в лесу эстансия?
— Вы же в Аргентине. Здесь они повсюду.
— Кому она принадлежит?
— Не знаю. Какому-то богатею. Испанцу.
Мысли заработали с лихорадочной быстротой. Душ. Еда. Припасы в дорогу. Носильщики… Эта эстансия может стать для нее отличным плацдармом перед тем, как нырнуть в неизвестность. Наверняка она сумеет договориться с владельцем имения или его управляющим…
— Можно здесь остановиться?
— Слушайте, у вас с головой все в порядке? Это баржа, а не автобус. До Парагвая больше остановок не будет.
— Ну один-то раз я вас уломала…
Капитан испустил вздох. Христофор Колумб на его майке смотрел на Жанну с неодобрением. Девушки захихикали. Она порылась в карманах и выложила на приборную доску еще пачку купюр.
— Заберите свои деньги. Я все равно не могу остановиться. Течение слишком сильное. Мне горючего не хватит.
— А если взять лодку?
Капитан уперся в нее тяжелым взглядом.
— Возле эстансии наверняка есть понтон, — не сдавалась она. — Когда поравняемся с ним, вы меня предупредите. Я сяду в лодку вместе с тем же гребцом. Он высадит меня и догонит вас. Вам даже останавливаться не придется.
Капитан протянул руку и спрятал деньги в карман:
— Дам вам знать, когда подойдем к молу.
— Через сколько это будет?
Он бросил взгляд в иллюминатор, словно мог видеть в темноте:
— Через десять минут.
Дальше все произошло очень быстро. Они прыгнули в лодку. Затарахтел мотор. С палубы им бросили их сумки. Меньше чем через пять минут лодка добралась до выступающих из-под воды столбов, исполнявших роль причала. Они выскочили на трухлявые доски настила. Феро опять покачнулся и едва не сверзился в воду. Вместо прощания моторка, развернувшись, обдала их фонтаном ледяных брызг. Она быстро удалялась, оставляя за собой быстро тающий пенный след, почти неразличимый в темноте.
Жанна осмотрелась и нашла тропинку, которая, очевидно, вела к эстансии. Разумеется, она отдавала себе отчет в дикости их теперешнего положения. Одни, без карты, без снаряжения, без проводника. За тысячи километров от цивилизации. И — ни малейшей идеи о цели пути. У нее за плечами рюкзак, а в нем — ноутбук, папка с материалами следствия и «Тотем и табу». Феро пытался тащить через грязь чемодан на колесиках. Умора.
— Жанна.
Она обернулась. Ее спутник порядочно отстал.
— Я ничего не вижу.
— Я тоже.
— Нет. Правда…
Она вернулась назад. Психиатр стоял, вцепившись в свой чемодан. Она подошла поближе и вгляделась в его лицо — они были одного роста. Даже в темноте было видно, что белки глаз у него затянуло кровавой пленкой. Какая-то инфекция.
