Станислав Гагарин - Альфа Кассиопеи
— Ты не слушаешь?
— Знаешь, я так замерзла.
— Дай мне свои руки, вот так.
— Спасибо.
— Хочешь кофе?
— Да… Пойдем?
— Возьми мой плащ?
— Нет, нет я уже согрелась. Дай сигарету.
— Не кури натощак. Два кофе и бутерброды. Тебе с икрой?
— Лучше с сыром.
— Вот здесь, у окна.
— Горячо. А в кино пойдем?
— Пойдем. Пей.
— Ты знаешь, о чем я думаю?
— Ты согрелась?
— Я хочу большой и пушистый ковер. Чтобы ноги тонули по щиколотку. И одеяло. Пуховое.
— Выпьешь еще кофе?
— Ты не понял меня.
— Не сердись…
И она не сердилась. А ковер… Ну чем плох этот ватный чехол от мотора? Правда, техники маслом изрядно залили, а так хоть куда… И греет ее сейчас.
«Дочки что-то хандрят. Завтра в детсад не пущу. Пусть Андрей посидит с ними, у него выходной завтра».
Андрей, конечно, рад-радехонек будет. Любит он дочек. И ее любит Она это знает. Очень ее любит муж…
15
— Здравствуй, Элильгин! Показывай жену.
Оленеводческая бригада подкочевала к промежуточной базе. В распадке пульсировало темное пятно стада. Яранги стояли поодаль.
Она вошла в дом, Элильгин, было, следом.
— Ладно, покури, сами справимся.
Мария стонала. Рядом у ее ложа суетился молоденький фельдшер красной яранги. Бросился к врачу.
— Вера Васильевна, ничего не мог сделать. Нужна операция, кесарево…
— Сейчас посмотрим. Помоги.
Звякнул замок зеленого сундучка.
— Загрустил, парень? — спрашивал Вася Хромых Элильгина. — Не волнуйся, наш доктор и не такие штуки умеет делать. Курить хочешь?
Элильгин взял у него две сигареты, аккуратно снял с них бумагу и набил табаком трубку.
— Хороший доктор Вера, — сказал он.
— Ребята…
Она вышла из дома.
— Как со временем? Надо слетать в поселок за кровью. Успеете вернуться? Ее нельзя увозить с собой…
— Сколько надо? — спросил Хромых.
— Я написала записку.
— Хорошо. Крути, Сережа.
…Когда улетали совсем, Элильгин тронул ее за плечо.
— Рад, Элильгин? — сказала она. — Еще оленевод родился…
— Старший сын будет оленевод. Этот хочу, чтоб на вертолете каюрил. Как думаешь, доктор Вера, может он на вертолете?
— Не только на вертолете. Он и к звездам полетит, твой парень.
— Шибко хороший каюр у вас есть, Виноград-летчик. Нас хорошо выручал в гололед. Хочу сына Виноград назвать.
— Об этом я обязательно Виноградову расскажу.
— Расскажи, доктор. И подарок от меня дай. — Элильгин протянул ей большой охотничий нож с рукояткой из моржового клыка.
— Шапка у тебя плохая совсем. Возьми пыжик, хорошие шкурки, доктор, шапку делай…
…Андрей был дома. Он затопил печь и приготовил ужин. Рассказал, что Юра Виноградов вырвался из Океанска, пощелкал языком и завистливо покачал головой, увидев нож — подарок Элильгина.
— Позвони Виноградову. Пусть придет за ножом, — сказала Вера.
— Везет людям! — вздохнул Андрей. — А ведь он и не охотник…
Юрий принес с собой охапку мороженого чира. «Куда мне его, холостяк ведь, берите». Помогал делать строганину, под нее пропустил с Андреем по стопке, спорил с хозяином на извечную тему: техники или пилоты важнее в авиации, поставил Андрею два мата, а третью партию милостиво свел вничью.
Девочки возились с куклами. Температура у них, кажется, спала. Вера открыла банку с малиновым конфитюром и пила в кухне чай. И ей казалось, что пьет она кофе.
16
Виноградов разжал ладонь. Ветер рванул белые клочки и принялся весело гнать их вдоль полосы. Было поздно. С аэродрома уходили техники. Ему махнули рукой и окликнули. Но он не слышал. Высоко прошли гуси. Юрий удивился. Обычно аэропорт они обходили. А сейчас шли косяк за косяком.
«Приспособились, — подумал, — а я вот не могу».
…День сегодня работал на авиацию. Разрывая морозный воздух, уходили тяжелые «Илы», на недавно открывшуюся площадку нового прииска — стартовали «Ли-2». Одна за другой срывались с полосы «аннушки», шли по маршрутам и без маршрутов, по расписанию и просто так: спецрейсом или на санзадание. Они садились на небольшие площадки колхозных поселков и полевых геологоразведочных партий. И в тундре у оленеводов, они откочевали сейчас к отдаленным пастбищам.
Сегодня аэропорт работал. Летчики успевали за весенний день сделать по нескольку рейсов. Иногда начинали трещать рамки санитарной нормы, но в такие дни на это закрывали глаза.
…Ему не досталось машины. Сегодня летал Марков, Юрий решил посвятить день внутриэскадрильным делам. Бумаги, отчеты, то-се…
Вышел из будки размять кости. Напротив — «две пятерки, два нуля» — машина Маркова.
«Вернулся с Красной», — подумал Виноградов.
На реке Красная стоят буровые. Геологи нефть ищут.
Машину Маркова заправляли. Потом, сердито рыча, бензозаправщик неуклюже отполз в сторону, и важно покатился в конец полосы.
Из-за вагончика авиатехников вывернул Марков.
— Загораешь, Юра? — весело спросил он.
— Загораю…
— Денёк-то, а?
— Хороший денек, Андрей Михайлович.
— Слетаем вместе? — спросил Марков.
— Отчет надо, — с сожалением сказал Виноградов.
Техник сунул под брюхо машины стеклянную банку на проволочной ручке. Упал столбик желтой жидкости.
«Отстой горючего сливает», — подумал Виноградов.
Марков стоял у дверцы, оббивая снег.
«Подожди… Какой к черту отстой? Ведь машину только заправили горючим…»
— Андрей Михайлович! — крикнул он. Тот не расслышал.
Протиснулся в дверцу. Виноградов подбежал к кабине. За стеклом показалась фигура Маркова. Он садился в кресло. Увидел Виноградова и открыл форточку кабины.
— Что ты, Юра?
— Андрей Михайлович, отстой техник слил сразу после заправки, — крикнул он. — А ну-ка сюда.
И Виноградов махнул рукой.
Молодой парень подошел к Виноградову.
— Почему не выждал срока? — спросил Юрий.
— Комэск торопился, — сказал техник, — Быстрее, говорит.
— Что вы там спорите? — крикнул Марков.
— Срока отстоя не выдержали, Андрей Михайлович. Надо подождать.
— Что за чушь! — Крикнул командир эскадрильи. — Отстой сливал?
— Сливал, — сказал парень.
— Но ведь время… Сливать сразу пустая формальность! — крикнул Юрий.
— Ладно тебе. От винта! — крикнул Марков. Четырехлопастный винт превратился в круг, потом исчез вовсе. Вильнув стабилизатором, машина мягко сошла с места и, увеличивая скорость, направилась к старту.
«Я обязан задержать вылет. Я обязан, — подумал Виноградов. — Но он — командир эскадрильи…» Техник стоял рядом, опустил голову и ковырял снег носком сапога.
— Э, — махнул рукой Юрий. — Идите работать.
Машина приблизилась к старту. Сейчас развернется… Задыхаясь от быстрого бега, он рванул дверь командно-диспетчерского пункта.
— Аллея, Аллея, я — пятьдесят пять два нуля. Прошу вылет.
Виноградов поднял руку, чтобы схватить диспетчера за плечо. Диспетчер склонился к микрофону.
— Я — Аллея, я — Аллея… Пятьдесят пять два нуля, пятьдесят пять…
Виноградов опустил руку.
— Вам вылет разрешаю. Вам вылет разрешаю…
Диспетчер повернулся назад.
— Ты чего, Юрий Иванович? Шефа провожаешь?
— Так… Ничего… Да, провожаю.
Прикрыл дверь и пошел вниз, осторожно нащупывая ступеньки.
17
Рапорт писал долго. Тщательно рвал варианты. Мелкие клочки ссыпал в банку из-под сухого молока, служившую урной.
Смял в руке очередной листок. Сунул его в карман. Достал новый и изложил просьбу об освобождении от должности заместителя командира эскадрильи.
Командир прилетел последним, и Юрий встретил его у самолета. В штабе эскадрильи, куда они вошли вдвоем, никого не было.
— Ну что ты там суетился? — сказал Марков.
Виноградов протянул ему рапорт.
Командир удивленно вскинул глаза на Юрия, медленно развернул бумагу, не поднимал глаза, пока не прочитал до конца, свернул листок и положил на край стола. Юрий поразился бледности его лица. Он увидел глубокие морщины на лбу, лиловые мешки под глазами, и розовые паутинки сосудиков на щеках.
— Хорошо излагаешь, парень. Грамотно, — сказал Марков. Втянул в себя воздух. Сдержался. Так же спокойно и тихо:
— И фактаж подобрал. Что ж, согласен с тобой, заместитель командира эскадрильи… Лежачего бьешь? Этому тебя учил? На мое место метишь, щенок?
— Андрей Михайлович!
— В душу ты мне плюнул, ученик!
И хлопнул дверью.
18
Замполит Громов сидел у себя в кабинете. Стол завалили бумаги. Федор Никитич снял тужурку и был в одной рубашке. Мурлыча под нос, замполит делал пометки в лежащей перед ним ведомости.
— А, Юрий Иванович! Входи, входи… Закончились полеты?
