Виктор Точинов - Неопознанные летающие убийцы (из сборника "Темные игры")

Не кончается ничего. Десятый взрыв… И тут же — одиннадцатый и двенадцатый, слившиеся почти в один. Вой бомб не смолкает.

Неподалеку что-то вспыхивает. Яркие всполохи пламени. Становится светлее.

Взрыв — совсем рядом. Земля встает дыбом. Ударная волна сбивает с ног. Еще взрыв. Что-то падает сверху. Боль в плече. Рядом лежит человек. Черноволосая женщина. Кеннеди не помнит, как и когда она появилась. Она поворачивается к нему, рот распахнут криком. Он не слышит. С трудом узнает — это Гретхен. На ней лишь ночная рубашка.

Взрывы гремят — снова чуть в отдалении. Гретхен придвигается, Кеннеди прикрывает ее левой рукой — инстинктивно, словно это может защитить и спасти. Они плотно прижимаются друг другу — как спящие в одной кровати дети, начитавшиеся на ночь страшилок.

Кошмар никак не может закончиться. Бомбы падают и падают — кажется, уже много часов. Гретхен что-то говорит, губы шевелятся. А может быть, она молится. Кеннеди не слышит слов — лишь грохот разрывов и пронзающий душу вой. Но правой ладонью ощущает грудь Гретхен — большую, упругую. И — ему это странно и дико — чувствует сильнейшее возбуждение. Защитная реакция?

И тут прямо на них падает бомба. Это Кеннеди кажется, что прямо на них. Удар отдается по всему телу. Невесомость. Тела нет. Звуков тоже — исчезли. Нет воя, нет грохота — лишь хрустальный звон в ушах. Рядом что-то беззвучно рушится. И на Кеннеди — тоже рушится. Ударяет жестко, но совсем не больно — по спине, плечам. На лицо — что-то мягкое и теплое… Он плотнее прижимается к податливой Гретхен. Перед глазами кружатся фантомные пятна — все быстрее и быстрее. Потом все исчезает.

…Голоса — далекие и нереальные — доносятся сквозь бесконечный космический вакуум. Кто-то трогает его за плечо — через толстый-толстый слой ваты и шлет акустический сигнал в другую Галактику: «…готов… все мозги наружу… грузим?…»

«Это я готов, — думает Кеннеди равнодушно, — это мои мозги…» И пытается разлепить веки — взглянуть сверху, оттуда , на свое мертвое тело. Но загробная жизнь заканчивается, так толком и не начавшись. Удивленный голос инопланетника: «Смотри-ка, моргает!» — причем расстояние до чужой Галактики сократилось вдвое.

Кеннеди собирает всё, что от него осталось, в один комок, — и пробует придать собранному вертикальное положение.

Удается это ему лишь отчасти — теперь он стоит на коленях, поддерживаемый с двух сторон. Прожектора заливают сквер перед отелем мертвенным светом. Рядом лежит Гретхен — голова расплющена, раздавлена здоровенным бетонным обломком. Кеннеди понимает, чьи мозги увидели на нем, приняв за труп. Желудок рвется наружу. Кеннеди ему не препятствует.

Кеннеди, госпиталь св. Тересы

7 августа 2002 года, около 18:00 (часов нет)

«К черту, никаких больше уколов!» — подумал Кеннеди, увидев входящую сестру милосердия — наряд ее представлял из себя несколько эклектичное сочетание монашеского одеяния и медицинской униформы.

У Кеннеди имелось сильное подозрение, что именно здешние инъекции привели его мышцы в наблюдаемое состояние: руки и ноги реагировали на любое движение тупой ноющей болью — и это не считая истерзанного иглами седалища. Остальные последствия контузии средней степени более-менее рассосались за те шестнадцать часов, что он провел на больничной койке. Но, похоже, имелся негласный приказ об изоляции всех пострадавших от повторной бомбардировки Гамильтонвилля — эскулапы уверяли, что ни о какой выписке не может идти и речи.

Оставалась слабая надежда, что направленное Элис послание нашло адресата. Но нельзя было исключить и вариант, что тайком пронесенные Кеннеди в палату сто долларов просто пополнили бюджет вызвавшейся помочь санитарки — а текстовое сообщение на мобильник Элис так и не ушло. Либо она находится где-то поблизости — и не в состоянии его принять. Здесь, в госпитале (и, похоже, во всем Гамильтонвилле) мобильная связь до сих пор не действовала, режим секретности соблюдался неукоснительно.

…Сестра — молоденькая, застенчивая — не предприняла попыток достать спрятанный за спиной шприц, и Кеннеди слегка расслабился. Сказала:

— К вам супруга, мистер Джонсон. Я понимаю, как вам сейчас хочется увидеться — и, чуть позже, не захочется с ней расставаться, особенно в ее положении… — Тут сестра-монахиня зарумянилась — весьма, по мнению Кеннеди, мило и обаятельно. Затем она продолжила: — Но я очень прошу — двадцать минут, не больше. У меня и без того могут быть неприятности.

Кеннеди ничего не понял насчет «ее положения», но заверил, что двадцати минут для общения с женой ему вполне хватит. Он и в самом деле рассчитывал управиться. Однако насчет будущего отсутствия неприятностей никаких гарантий дать не мог.

Сестра вышла. Через пару минут в палате появилась миссис Джонсон. Вернее, сначала появился ее огромный живот, свидетельствующий о последнем месяце беременности. Затем вошла сама миссис — и оказалась ни кем иным, как агентом ФБР Элизабет Рейчел Блэкмор.

Кеннеди и Элис, там же

7 августа 2002 года, чуть позже

— А тебе к лицу беременность, — отпустил комплимент Кеннеди.

Терлецки — лежавший на соседней койке и напоминавший неразбинтованную египетскую мумию — тоже промычал что-то одобрительное.

— Может, стоит попробовать всерьез, не для маскировки? — продолжил Кеннеди.

Элис на подколки не отвечала. Торопливо избавилась от халата и длинного, до пят, бесформенного платья для беременных — под ним обнаружился камуфляжный комбинезон. Отстегнула крепившийся на ремнях объемистый мешок, извлекла обувь и одежду для напарника — армейские ботинки и такой же камуфляж.

Кеннеди стал снимать пижаму, хотя конечности настойчиво протестовали против любых попыток ими двигать.

— И что же они тебе кололи… — пробормотала Элис, изучая карандашные записи на табличке, укрепленной на спинке кровати. — Садисты… Ничего, сейчас мы приведем тебя в норму. Ложитесь на живот, больной!

— А в руку нельзя? — тоскливо спросил Кеннеди.

— Нельзя, — безжалостно отрезала Элис, выбирая нужный шприц-тюбик из набора, хранящегося в кожаном футляре.

— Интересный ты костюмчик подобрала, — удивился Кеннеди несколько минут спустя, натягивая на себя камуфляж (мышцы уже реагировали на движения практически безболезненно). — Буду виден в больничных коридорах за милю.

— Не будешь, — успокоила Элис. — Сейчас сам увидишь, что тут творится…

Терлецки вновь замычал — громко и требовательно.

— Ах, да… — вспомнил Кеннеди. — Ты не забыла про третий пункт списка?

Судя по тому, что имитировавший беременность мешок опустел отнюдь не до конца, Элис даже перевыполнила просьбы коллеги.

Она кивнула, извлекла полупинтовую бутылочку виски — и продолжила шарить в своём бездонном мешке.

Кеннеди перевернул бутылку и вставил во второе — пустое — гнездо штатива для капельниц, высящегося над койкой Терлецки. Разорвал лежавший на прикроватной тумбочке пакет с одноразовой системой для переливания. Размотал прозрачную трубочку, проткнул толстой иглой пробку бутылки. Второй конец, отломив иглу, вставил в рот Терлецки. Удовлетворенно осмотрел дело рук своих и повернулся к Элис.

Та занималась странным делом — раскладывала на койке Кеннеди здоровенную надувную куклу, явно прикупленную в дешевом секс-шопе. Зашипел сжатый воздух, выходя из небольшого баллончика. Формы резиновой дамочки приятно округлились. Рот тоже удивленно округлился в виде буквы «О» — словно его обладательница никак не ожидала очутиться в мужской палате госпиталя святой Тересы, известного своими строгими порядками.

Элис нахлобучила на голову кукле темно-каштановый парик, весьма напоминающий шевелюру Кеннеди, — и прикрыла до самых волос одеялом.

С койки Терлецки вновь послышались недовольные звуки.

— Извините, коллега, — сказал Кеннеди, пряча под одеяло пижаму и шлепанцы. — Но разместить эту изображающую меня мисс на вашей койке мы никак не можем. Нашу милейшую сестру попросту хватит удар от такого попрания моральных устоев.

Терлецки замычал еще громче.

— Элис, а ему не стало хуже от виски? — забеспокоился Кеннеди. — Может, оно не сочетается с каким-нибудь лекарством?

— Мой отец говорил: виски сочетается со всем на свете… — Элис повернулась к койке страдальца. — А ты, Кеннеди, просто бы прикончил соседа, если бы ставил ему настоящую капельницу. Убил бы воздушной эмболией. Ему же никак не добраться до виски — мешает воздушная пробка!

Она быстро и уверенно произвела необходимые манипуляции. Терлецки радостно зачмокал.

…Выйдя из палаты, Кеннеди понял, отчего Элис выбрала для них такие костюмы — людей в камуфляже так и сновали по коридорам госпиталя.