Уоррен Мерфи - Укол мафии
Привлекательная хозяйка была занята беседой с Вилли-Сантехником.
– О Боже! – воскликнула она. – Сколько посетителей! Это чудесно! Я знала, что это случится именно так.
Она тряхнула копной рыжих волос, откинув голову назад, и положила руку на бедро, обтянутое заляпанными краской джинсами.
– Этот натюрморт вот здесь, у дверей, – сказал Вилли-Сантехник. – Вот здесь. Да, вот этот. А вот деньги. Только я хотел узнать, чего тут моди… моги… Ну, как же это… а, мотивация!
– Мотивация, – поправила женщина.
– Ага, чего это такое и что вы думаете про себя и этого… Гагина?
– Гогена?
– Ага, его.
– Я рада, что вас это интересует, – сказала женщина. Она возбужденно вертела головой вслед шествовавшим мимо нее посетителям, направлявшимся в заднюю комнату, где стояли картины с ее парижскими зарисовками.
– Мне следует помочь им, как вы считаете?
– Нет, – успокоил ее шофер, – они просто зашли посмотреть. Я покупаю этот, ну как его, так что занимайся мной.
– Конечно. Знаете, я вам открою одну тайну. Вы мой первый покупатель. Все так внезапно, – она кивнула в сторону задней комнаты. – Они что, банкиры?
– Они из «Америкэн Киваниз Интернейшнл».
– Забавно. Такие вежливые! Так вот, Гоген видел жизнь, Гоген видел цвет по-другому…
И рыжеволосая художница пустилась в объяснения, что такое цвет как форма искусства, а Вилли-Сантехник соглашался, стараясь не забыть четыре других, приготовленных заранее, вопроса. Он должен их задать, как только она притормозит. Но до этого так и не дошло.
В это время в задней комнате дон Доминик Верильо поднял руки, призывая к тишине и давая понять, что времени на формальности нет. Он стоял перед зелено-голубым полотном с изображением ночного парка.
– В прошлом году я уже говорил вам, что наркотики становятся серьезной проблемой. Я говорил, что по всей Америке мелкие оптовики ввозят и продают героин. Этим бизнесом занимаются многие ваши люди. И они больше занимаются наркотиками, чем работой на вас. Многие потеряли к вам всякое уважение и утратили чувство долга, потому что независимая торговля стала приносить им больше денег.
– Сколько героина вы можете достать? Чемодан? Не больше. Ни один из вас не смог бы наполнить героином багажник автомобиля. Качество тоже сомнительное. Вам продают сахар, песок, муку. Подмешивают стрихнин. А если приходит чистая неразбавленная партия, клиенты с непривычки хватают смертельные дозы. Чтобы достать денег, наркоманы воруют все, что попадает под руку. Растет преступность. Растет число полицейских. А чем больше фараонов, тем больше приходится давать отступных. Если дела с героином пойдут так и дальше, это нас прикончит.
Послышались возгласы одобрения. Кое-кто из присутствующих с тревогой стал поглядывать за дверь. Их вполне могла услышать хозяйка салона.
– Не обращайте на нее внимания, – сказал дон Доминик.
– Но она может услышать, – возразил Толстяк О'Брайен.
– Она сейчас в иных мирах. Эти художники тоже себя одуряют, только на свой манер. Итак, мы собрались, чтобы поговорить о героине. В прошлом году я посвятил вас в свои планы. Встречи проходили в ваших так называемых безопасных офисах и домах, но не прошло и недели, как информация попала туда, куда не должна была попасть. Я говорил, что смогу поставить тонны героина. Вы сомневались. И вот теперь я готов принимать заказы.
– Вы хотите сказать, героин действительно должен прибыть? – спросил Франсиско Салваторе.
– Он уже здесь, – сказал дон Доминик Верильо. – Сорок семь тонн. Очищенный на девяносто восемь процентов. Мы собираемся формовать из него таблетки, чтобы их можно было делить на части, и фасовать в пузырьках – пусть смахивает на лекарство. Будем продавать по дешевке, чтобы его можно было даже курить, как во Вьетнаме.
– Вам надо в корне разрушить существующую структуру рынка наркотиков, а когда избавитесь от независимых торговцев, вы сможете взвинтить цену. Вы полностью завладеете целыми городами! Да, именно, завладеете. Америка распрощается с блестящими целлофановыми пакетиками.
– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – послышались восторженные возгласы «капо мафиози».
Пьетро Скубичи поцеловал Доминику Верильо руку, но дон Доминик понимал, что это не столько дань уважения, сколько желание поскорее начать торговаться.
– И ведь никто из вас не знал, так? Сорок семь тонн, а никто не пронюхал! Теперь понимаете, кого остерегаться, а кого нет, где безопасно, а где нет? Я готов принять от вас заказы, а через шесть месяцев мы встретимся опять. Таким же образом, как и сегодня.
– У вас, должно быть, здорово все налажено! – восхитился Пьетро Скубичи, который имел почетное право заказывать первым.
– Лучше не бывает, – ответил дон Доминик.
И Скубичи заказал тонну для Нью-Йорка. Семьсот фунтов было заказано для Лос-Анджелеса, двести для Бостона, шестьсот для Детройта, триста для Далласа, триста для Нового Орлеана, семьсот для Филадельфии, тонна для Чикаго. Кливленд заказал триста, Колумбус – сто и Цинциннати – сто. Сан-Франциско заказал двести фунтов, Канзас-Сити – столько же. По пятьдесят фунтов заказали Денвер, Феникс, Норфолк, Роли, Чарлстон, Лас-Вегас и Уиллинг.
Дон Доминик подсчитывал в уме. Почти четыре тонны. Шестимесячная норма, обычно потребляемая всей страной. Он был доволен. Объем заказов вырастет, как только он подтвердит делом, что может выполнить их.
– Мы доставим вам героин, – сказал он. – На нем будут этикетки местных аптек. Вы не отличите его от аспирина, пенициллина или питьевой соды. Господа, это отличная сделка, – он улыбался, как и подобало человеку, который только что продал товара на сто шестьдесят миллионов тем, кто продаст его за восемьсот.
– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – на дона Доминика Верильо снова хлынул поток восторга и лести. Он прощался с каждым, стоя на пороге, пока они выходили в зал салона, а потом на улицу, где их ждали машины. Художница лишь мельком глянула на них.
Скубичи вышел последним.
– Пьетро, – сказал дон Доминик, – я люблю вас как отца. Я испытываю к вам величайшее уважение и хочу дать один совет.
– Семья Скубичи всегда принимала советы дона Доминика Верильо.
– Как я уже говорил остальным, если сразу не слишком завышать цену, потом можно будет все полностью взять под контроль. Я говорю это потому, что желаю вам блага.
– Хороший совет, но только если будет и следующая партия.
– А почему вы сомневаетесь, что будет?
– Я старый человек, дон Доминик. Кто знает, доживу ли я до второй партии?
– На самом деле вас не это волнует, – сказал Верильо.
– Если я скажу, что меня волнует, вы будете смеяться. Я сам смеялся. По-моему, это просто недостойно вашего слуха.
– Я высоко ценю все ваши слова.
Старик медленно кивнул.
– Моя Анджела верит в звезды. Звезды тут – звезды там. У нее свои игры. А я слушаю. Помните, она сказала, что вы женитесь? И вы женились. И что ваша жена умрет. И, добрая ей память, она умерла. А помните, как она сказала, что вы станете капо всех капо? Вы им стали. Может, это совпадение. Ведь еще она говорила, что у вас родится дочь, но детей так и не было. Вы знаете, так говорили звезды.
Дон Доминик непроизвольно схватил старика за плечи. Но тут же спохватился и отпустил.
– Так вот, – продолжал Пьетро Скубичи, сжимая в руках пакет с жареным перцем. – В этот раз она точно рехнулась. Я ведь говорил вам в прошлом году, что это дело, которое вы задумали, – не самое лучшее.
– И что? – спросил Верильо.
– Знаете, бывает, Анджела говорит, что такой-то день надо переждать, и если ее слушать – придется ждать целую вечность. Я и не ждал, потому что звезды – это звезды, а бизнес – это бизнес. Но на этот раз Анджела очень боится, Она говорит… обещайте не смеяться. Она говорит, что вы идете против какого-то бога.
Дон Доминик не мог сдержать смеха, но поспешил извиниться, как только справился с приступом веселья.
– Это ерунда, конечно, – сказал Пьетро.
– Расскажите мне об этом боге.
– Это не совсем Бог, а вроде как святой. Такие боги были давно.
– Зевс, Юпитер, Апполон?
– Нет, вроде как китайский, – сказал Скубичи, – с ума сойти. Анджела ходила к этой старой леди в Гринвич-Виллидж, потому что сама не смогла толком разобрать расположения звезд. А вернулась совсем сбитая с толку. Как это называется у евреев, когда они оплакивают умерших? Ну, сидят на ящиках, не бреются и все такое?
– Шива, – сказал Верильо.
– Да. Это он. Так и звучит.
– Шива? Что ж, буду остерегаться восточных богов, – сказал Верильо.
Пьетро Скубичи улыбнулся и пожал плечами.
– Я же говорю, все это глупости. Просто иногда Анджела… – и его голос постепенно стих, потому что они вышли из салона, где Вилли-Сантехник заплатил за выбранную картину пять тысяч долларов.
Дон Доминик Верильо решил вечером посмотреть в энциклопедии, что это за бог – Шива.