Том Клэнси - Живым или Мертвым
Взрыв был мощным и смертоносным. Хвостовое оперение и турбины оторвало от фюзеляжа. Проходившие под полом топливопроводы выплеснули в небо керосин, образовавший подобие метеоритного следа за самолетом. Будь поблизости от «Фалкона» какой-нибудь другой самолет, с него наверняка заметили бы случившееся, но в это ночное время небо было пустынно, а сдвоенный огненный хвост угас через несколько секунд.
Пилоты в кабине не поняли, что произошло. Естественно, они услышали страшный грохот, тут же на пульте вспыхнуло множество лампочек, извещавших о неполадках, зазвучали тревожные звонки, и самолет перестал подчиняться управлению. Летчиков специально готовят для того, чтобы они умели справляться с разными неприятностями, случающимися на борту. И лишь через пять, если не десять секунд, до них дошло, что они обречены. Утратив хвостовое оперение, «Дассо» полностью перестал подчиняться их воле — физические законы непреодолимы. Самолет начал стремительно снижаться к непроглядно черной воде. Пилоты не отказались от борьбы за жизнь, даже понимая ее безнадежность. Благодаря многим годам подготовки, бесчисленным часам, проведенным за электронными авиаимитаторами, они инстинктивно делали все, что положено делать, если самолет не слушается управления. Они испробовали все, что знали, но так и не смогли заставить машину поднять нос. На то, чтобы понять, что все их усилия при отсутствии двигателей не дадут ровным счетом ничего, у них попросту не хватило времени. Затянутые привязные ремни не позволили ни одному, ни другому оглянуться и посмотреть, что происходит в пассажирском салоне, тем более что оба вскоре начали задыхаться из-за взрывной разгерметизации, распахнувшей дверь кабины. И сообразить, что оказалось причиной катастрофы, у них не оказалось возможности.
На все ушло не более минуты. Нос самолета немного приподнимался и вновь опускался, отклонялся то вправо, то влево, повинуясь воздушным течениям, и, в конце концов, вонзился в воду на скорости в 240 узлов, не оставлявшей ровно никаких шансов на спасение. К этому времени недавние пассажиры самолета уже добрались до своего конечного места назначения и думать забыли о самолете и тех, кто его пилотировал.
Глава 05
Азан, призыв на молитву, раскатившийся над крышами Триполи и долетевший до кафе, где сидел, попивая чай, Дирар-аль-Карим, показался ему знаком от самого Аллаха, одобрявшего выбранный им путь. Он точно знал, что совпадение не было случайным. Он настолько сосредоточился на операции, так и этак проигрывая ее в голове, что даже не заметил, как солнце спустилось к горизонту. Неважно. Аллах, несомненно, простит ему это упущение — особенно если он справится со своей задачей. Тем более что оплошал только он сам, и никто другой, а уж к добру это или к худу, будет видно. То, что командиры ошиблись с оценкой расходов на операцию, было, конечно, досадной неприятностью, но Дирар не придавал этому особого значения. Инициатива, если она проявляется по воле Аллаха и с соблюдением исламских законов, это благословение, и можно не сомневаться, что командиры учтут это, когда задание будет выполнено. Останется ли он в живых, чтобы воспринять их похвалу, мог знать только Аллах, но награду он получит наверняка, если не в этой жизни, то после смерти. От этой мысли Дирару становилось теплее, и проходили неприятные ощущения в животе.
До самого последнего времени его участие в джихаде ограничивалось чисто вспомогательными функциями — он передавал информацию, обеспечивал перевозки, предоставлял кров своим товарищам-солдатам и от случая к случаю собирал какие-нибудь сведения и помогал проводить рекогносцировки. Конечно, он умел обращаться с оружием, но, к своему великому стыду, никогда еще не обращал его против врагов. Скоро все изменится — еще до ближайшего рассвета. Но, как он усвоил в учебном лагере в Факхе, от наличия оружия и умения им владеть исход операции зависит лишь частично. В этом, по крайней мере, американские военные были правы. Сражения по большей части выигрываются еще до того, как армии выйдут на поле боя. Планирование, планирование, еще раз планирование и тройная проверка каждого плана. Ошибки — это результат плохой подготовки.
Первая из целей, о которой он задумался, оказалась недоступной; не только потому, что его группа была малочисленной, но также из-за местоположения этой самой цели. Гостиница (из числа самых свежих новостроек Триполи) была многоэтажной, имела столько входов и выходов, что для того, чтобы взять их все под контроль, потребовалось не меньше двух дюжин людей. Она имела также (чего поначалу не учли при планировании операции) собственную охрану, состоящую из бывших офицеров полиции и армии, в распоряжении которой имелось современное оружие и самая совершенная система теленаблюдения. Располагая временем и силами, Дирар, без всякого сомнения, смог бы выполнить свою задачу, но ни того, ни другого у него не имелось. Во всяком случае, пока что не имелось. Может быть, в следующий раз…
Вместо этого он выбрал второстепенную цель, которая предназначалась для другой группы — группы из Бенгази, как предполагал Дирар. Некоторое время спустя сверху дали отбой этой операции. Без всяких объяснений, не дав ничего взамен. И Дирар, как и многие его товарищи, скучал без дела, а Запад тем временем беспрепятственно продолжал свое наступление. Неудивительно, что ему легко удалось отыскать других членов группы, испытывавших те же настроения. Впрочем, вербовка сторонников была довольно опасным делом. Дирар никак не мог знать заранее, какая информация о его плане попадет к тем, кому не предназначается, как внутри организации, так и вне ее. В прошлом году «Хайат Амн аль Джамахирия» — разведка Каддафи — сумела внедрить своих агентов в несколько групп, одну из которых возглавлял друг детства Дирара. Девять человек, все отважные бойцы и преданные последователи истинной веры, очутились в казармах Баб-аль-Азизия и так и не вышли оттуда — во всяком случае, никто из них не вышел оттуда живым.
До второстепенной цели было гораздо легче добраться, к тому же она могла считаться лишь косвенно причастной к той акции, за которую ей предстояло получить возмездие. Зато, если у Дирара все получится, мир получит совершенно ясное сообщение: у воинов Аллаха крепкая память и длинные ножи. За убийство каждого из наших вы ответите сотней своих жизней. Правда, он сомневался, что тут наберется сотня, но это было не так уж важно.
Вместе с несколькими другими посетителями кафе Дирар поднялся, подошел к стене и взял один из лежавших там свернутых молитвенных ковриков. Как и следовало ожидать, коврик был чистым, без всякого мусора. Вернувшись к своему столику, он развернул коврик на кирпичном полу, обратив его верхним краем по кибле в сторону Мекки, встал прямо, опустив руки по сторонам тела, и, за неимением муэдзина, который произнес бы икамат вслух, прошептал икамат — призыв на молитву, — и начал молиться. Он сразу же ощутил, как его разум погружается в покой, усиливавшийся с каждым следующим ракаатом, и завершил молитву салаватом:
О Аллах! Благослови МухаммадаИ род егоТак же, как Ты благословил ИбрагимаИ род его,И ниспошли благословение МухаммадуИ роду егоТак же, как Ты ниспослал благословение ИбрагимуИ роду егоПоистине, вся Хвала и Слава принадлежит Тебе![3]
Завершая молитву, Дирар бросил быстрый взгляд через плечо, не сомневаясь, что за спиной каждого правоверного ходят ангелы, записывающие каждое доброе и каждое дурное деяние, а затем сложил руки чашей перед грудью и провел ладонями по лицу, будто умывая его.
После этого он открыл глаза и глубоко вздохнул. В мудрости своей Аллах пожелал, чтобы правоверные творили молитву не менее пяти раз в день — перед рассветом, в полдень, перед вечером, на закате и ночью. Как и большинство мусульман, Дирар был уверен, что частые регулярные молитвы не только показатель почитания могущества и величия Аллаха, но и средство для того, чтобы собрать душевные и умственные силы. Он никогда не делился этой мыслью с другими, опасаясь, что его могут обвинить в кощунстве, но в глубине души сомневался, что Аллах сочтет такое отношение к молитве грехом.
Он посмотрел на часы. Пора идти.
Оставался один-единственный вопрос — будет ли он в живых, когда наступит время последней на этот день молитвы. Это знал один Аллах, великий и всемогущий.
Хотя Дрисколл, конечно, не считал эти переходы по Гиндукушу альпинизмом, но в его памяти крутилась фраза кого-то из восходителей на Эверест — достигнув вершины, ты пройдешь только полпути. Общедоступное толкование: спуститься иной раз бывает не легче, а то и труднее, чем подняться. Для него самого и его группы эта истина была истиной вдвойне — альпинисты, как правило, возвращаются с вершины той же дорогой, по какой поднимались к ней. Дрисколл и его рейнджеры не могли так поступить, поскольку слишком велика была опасность попасть в засаду. Положение усугублялось тем, что они тащили с собой двух пленников, которые пока что выполняли все, что им приказывали, но их настроение могло измениться в любую секунду.
