Кен Бруен - Мученицы монастыря Святой Магдалины

Я шел по дальнему концу Эйр-сквер. Под фонарем стояла женщина в накинутой на плечи шали.

— Мелочи не найдется, мистер? — обратилась она ко мне.

Женщина была из тех средиземноморских цыган, которые крутились вокруг заведений фастфуд. Рот у нее был полон золотых зубов. Свет фонаря придавал зловещий вид ее силуэту. Я подумал: «Какого черта?»

И полез в карман. Но не нашел ни одной монеты — оставил сдачу на прилавке.

— Извините, денег нет.

— Дай мне что-нибудь.

— Я же сказал, у меня ничего нет.

Она заметила бумажный пакет и показала на него пальцем.

— Размечталась, — ухмыльнулся я.

И прошел мимо. Цыганка зашипела. Я оглянулся. Она стояла прямо на моей тени. Откинув голову, набрала в рот слюны и плюнула на темную фигуру на асфальте.

— Ты всегда будешь есть свой хлеб в одиночку, — выпалила цыганка.

Мне захотелось свернуть ей шею, но она быстро ушла. Я суеверен не больше, чем обычный провинившийся ирландец. Я подошвой попытался стереть мокрое пятно, которое она оставила. Едва не выронив бутылку, я пробормотал:

— Теперь и она будет проклята.

Люк Санте в своей книге «Дно жизни» писал:

Ночь — это коридор истории. Не истории знаменитостей или значительных событий, но истории маргиналов, всех проклятых, угнетенных и непризнанных; истории зла, страха, смятения, ошибок, нужды; истории интоксикации, тщеславия, обмана, разложения, бреда. Это срывает с города пелену прогресса, современности и цивилизации и открывает скрывавшуюся там дикость.

Я пробормотал «аминь» в знак согласия.

У гостиницы я заметил весьма примечательную машину. Ее разглядывал пожилой человек Он сообщил:

— Это «ягуар» нового образца.

— Ваш?

— Нет, к сожалению.

Глаза мужчины горели, когда он оглядывал гладкую, изящную черную тачку. Он проговорил как продавец-консультант:

— Самое главное, при всей мощности, роскоши и экономичности мотора даже деловые поездки доставят вам удовольствие.

Затем, робко улыбнувшись, добавил:

— Этой детке не нужна реклама.

Я было сделал шаг к входу, но пожилой человек спросил:

— Вы представляете, сколько она стоит?

— Думаю, много.

Я почти видел в его глазах кассовый аппарат. Он сказал:

— Вам понадобится половина выигрыша в очень хорошей лотерее.

Я присвистнул и заметил:

— Это очень много.

Незнакомец бросил на меня почти презрительный взгляд, изрекая:

— Так ведь и машина первый класс!

Я вошел в гостиницу и постарался проскользнуть незамеченным мимо конторки. Но не был достаточно прыток, потому что миссис Бейли меня окликнула:

— Мистер Тейлор.

— Да?

— К вам пришли.

— Вот как

Я вошел в холл. У открытого камина сидела Кирстен Бойл. В черных джинсах, черном свитере и длинном темном пальто она выглядела вестницей беды. Увидев меня, она произнесла:

— Сюрприз.

От жара камина щеки Кирстен порозовели, казалось, что она возбуждена. А может, она и в самом деле возбуждена. Она заметила бутылку и спросила:

— Вечеринка на одного?

— Угу.

Кирстен встала, и я удивился — она оказалась очень высокой. Улыбнувшись, она заметила:

— Плохо пить одному.

— Откуда вы знаете?

— О, я-то знаю.

Самым умным было бы сказать: «Катитесь отсюда».

Но когда это я поступал по-умному? Я сказал:

— У меня очень скромная комната.

Снова улыбка.

— С чего вы взяли, что я ожидала чего-то необыкновенного?

Лифты в гостинице «Бейли» живут своей особенной жизнью.

Единственной надежной их чертой была их ненадежность. Я нажал на кнопку и сказал:

— Это может занять порядочно времени.

— Перестаньте ворчать.

Миссис Бейли улыбнулась нам из-за конторки. Я кивнул, а Кирстен заметила:

— Я ей понравилась.

Я повернулся, чтобы взглянуть на хозяйку:

— Не будьте так уверены.

— О, я уверена. Я постараюсь.

— Вы этим занимаетесь — стараетесь понравиться людям?

— Только некоторым.

Я не сдержался и спросил:

— Как насчет меня?

— Тут и стараться не надо. Я вам и так нравлюсь.

— Не рассчитывайте на это.

— Я уверена.

Со скрипом прибыл лифт. Я открыл дверь и посмотрел на Кирстен:

— Рискнете?

— Обязательно.

Разумеется, лифт был тесным, мы прижались друг к другу. Я почувствовал запах ее духов и проговорил:

— Это пачули?

— Да.

— Старые хиппи не умирают.

Кирстен взглянула мне в глаза:

— Эта бутылка в меня упирается или вы куда больше рады меня видеть, чем готовы признаться?

Наверное, можно было что-то ответить. Но я ничего не придумал.

* * *

Это не своеволие Господа, это в природе человека, что факты завтрашнего дня скрыты от нас занавесом, потому что душа не хочет, чтобы мы могли расшифровать что-либо, кроме причины и следствия.

Я включил телевизор и попал, слава богу, как раз на тот момент, когда Анри на восемьдесят второй минуте забил «Спартаку» потрясающий гол. Он сделал это практически в ту же секунду, когда я включил телик. Я с замиранием сердца произнес:

— Мать твою.

Кирстен села на кровать и сказала:

— Это означает, что вы довольны?

— Ага.

Она помолчала, взглянула на экран и произнесла:

— Жаль, что «Лидс» тоже проиграл.

— Вы следите за футболом?

— Я слежу за мужчинами.

Она улыбнулась непонятной улыбкой. Оглядела комнату и заметила:

— Мебели маловато.

— Я простой парень.

— Да нет, Джек, вы кто угодно, но не простой. Пьяницы никогда не бывают простыми.

Я все еще держал в руке бутылку. Ее замечание задело за живое, тем более что оно было горькой правдой. Кирстен почувствовала мое настроение и спросила:

— Что, наступила на больную мозоль? Я принес из ванной комнаты два стакана, протянул один ей:

— Что желаете?

— Наливайте.

Я послушался.

Она похлопала ладонью по кровати рядом с собой:

— Не стесняйтесь.

Я сел в кресло, стоявшее в другом конце комнаты, поднес стакан к губам и сказал:

— Slainte.[4]

— И вам того же.

Вне всякого сомнения, она была привлекательной женщиной.

Я отпил глоток виски. Ах, как будто я никогда и не бросал. Кирстен кивнула:

— Соскучились, так?

— Да.

Я допил виски, ожидая, когда тепло достигнет желудка. Она сунула руку в сумку, достала оттуда маленький прозрачный целлофановый пакетик и сообщила:

— Я принесла вам подарок на тот случай, если вы еще не пьете или уже пьете.

Кирстен бросила мне пакетик с кокаином. Я не сделал попытки его поймать, поэтому он упал на пол. Казалось, она не обратила на это внимания.

— Расскажите мне про кокаин, — попросила Кирстен.

Мне было что сказать, поэтому я начал:

— Это Чарли и Музыкальная фабрика, вот только в конечном итоге он отнимает музыку. Думается, мне больше всего нравится замечание Джорджа Клуни: «Он оденет вас для вечеринки, на которую вы так и не попадете».

Она задумалась, потом проговорила:

— Вы, верно, знаете и насчет теории.

Я не был уверен, что правильно ее расслышал. После длительного перерыва первая рюмка сильно ударяет по мозгам.

— Теории… нет, не знаю.

— Вы что-то начинаете, затем снова и снова продолжаете возвращаться к началу. Так действует кокаин.

Я шумно выдохнул:

— Вот вы уже знаете историю моей жизни. Меня пора звать гуру?

Кирстен громко рассмеялась. Довольно приятный смех. Когда женщина ведет себя таким образом — ни о чем не задумываясь, не боясь, что будет выглядеть как-то не так, — это очаровательно. Она сказала:

— Расскажите еще.

— В начале кокаин заставляет вас полюбить себя. Для меня это было очень важно. Притом ему сопутствует прилив сил. Вам кажется, вы можете все. Он также ограничивает поступление крови к глазам, и они начинают блестеть. Я однажды видел, как брали интервью у Мика Хаутона.

Я встал, чувствуя, что алкоголь уже подействовал и на ноги, взял бутылку и налил себе еще, предложил Кирстен. Она покачала головой:

— Спасибо, мне хватит. Кто такой Мик Хаутон?

— Он был продюсером группы «Эхо и Беннимен», а также Джулиана Коупа и группы «Эластика».

Кирстен была совершенно потрясена:

— Откуда вы все это знаете?

— Иногда сам путаюсь.

— Немудрено.

— Ну, так он сказал: «Кокаин хуже героина. Героин тебя убивает, а кокаин превращает в развалину. Можно бросить героин, пока он не успел тебя убить и пока не загублена твоя карьера. О кокаине такого не скажешь».

Кирстен встала с кровати и подошла к валявшемуся на полу пакетику: