Илья Бушмин - Анабиоз

— Тебе лучше знать.

Я пропустил намек мимо ушей.

А потом открыл второй ящик и нашел кольцо. Квадратная коробочка, обшитая атласной тканью. Я открыл ее. Внутри лежало тонкое красивое кольцо из белого золота. Я медленно опустился на старенькое компьютерное кресло, созерцая блеск благородного металла. Кольцо для Жени.

— Не трогай, — подал голос отец.

— Что?

— Положи на место. Ты его не заберешь.

В голосе отца послышалась решимость, похожая на угрозу. Меня как ледяной водой окатили. Знаете, можно осознавать, что ты неуклюжий, но, когда падаешь и ломаешь ногу — это все равно очень неприятный сюрприз. Так и здесь. Я давным-давно знал, каких мыслей обо мне отец, но слышать подобное последнему намеку было все равно за гранью понимания.

— Ты сейчас серьезно?

— Просто положи.

Я так и сделал. Медленно. Чувствуя, как закипает злость.

— П…ц, — произнес я, не сдержавшись. А ведь я никогда раньше не выражался при родителях. — Это перебор, батя. Это серьезный перебор. Ты думаешь… Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы спереть что-нибудь? У собственного брата? За кого, б… дь, ты меня принимаешь?

Отец упрямо набычился. Он тоже сообразил, что момент для разбора полетов подходящий.

— А ты сам себя кем считаешь?

— Ты всю жизнь относился ко мне, как к существу второго сорта. Для тебя в семье было всегда только три человека: ты сам, мать и Сергей. Я был недоразумением, которое путалось под ногами и бесило.

Я ударил в точку. Отец чуть растерялся.

— Не ври.

— А знаешь, я специально бесил тебя, — я распалялся все больше. — Видел все это, поэтому многое делал специально. Знаешь, почему? Даже когда я был сопляком, я понимал — все мы интуитивно понимаем некоторые основные вещи, это в нас прошито — что так относиться к собственному родному сыну нельзя. Ты не представляешь, как хреново осознавать, что ты не нужен родителям.

— Перестань, — его голос хрипел.

— Дослушай меня. Ты мне намекнул, что лучше бы вместо Сергея пропал я. Хочешь правду? Я согласен. Я только за. Сергей был бы с вами, а я не видел бы твоей презрительной рожи. Но факты таковы, что пропал именно Сергей. Так карта легла. И сейчас, здесь и сейчас, перед тобой стоит только один твой сын. Который никуда, уж прости, не пропал. Этого сына ты терпеть не можешь, но это ничего не меняет.

— Хватит.

Теперь я чуть ли не орал, звонко чеканя каждое слово.

— Ни хрена не хватит! Я скорее сдохну, чем что-то возьму у Сергея. У тебя есть не только любимый сын, но и жена. А у меня есть только брат. Он — вся моя семья, которая действительно принимает меня. Можешь ненавидеть меня, вперед. Можешь желать мне что угодно, на здоровье. Меня это перестало задевать уже давно. НО, батя. Оскорблять меня не смей. Считаешь меня чужим — считай, но тогда уж помни, что чужие за оскорбление могут дать в морду. Так что следи за своим поганым старым языком. Я могу проглотить очень многое, но не все.

Я вышел из комнаты и быстро направился к двери. До меня донесся серый голос отца.

— Стой.

Я в сердцах, впервые в жизни, послал его и хлопнул дверью.

А потом напился. Так отчаянно, словно это был вопрос жизни и смерти. Не думая о деньгах, которых оставалось все меньше и меньше. Напился в нашем баре, находящемся на углу квартала, где я отирался денно и нощно все последние годы и где знал каждого человека и каждый штрих интерьера.

Я уже был на рогах, когда в баре нарисовался Тимур. Он принес мне сотовый, который я просил пару дней назад.

— Чистый?

— Обижаешь, — заявил Тимур и на самом деле принял обиженный вид. — Сам перепрошивал. Для себя хотел оставить.

— Ты так всем говоришь.

— Но теперь это правда.

— Так ты тоже всем говоришь. — Тимур зарычал, я с усмешкой отмахнулся: — Ладно, забей. Какой у меня номер?

— Понятия не имею. Позвони мне.

— Как-нибудь обязательно.

— Нет, в смысле, тогда твой номер…

— Не перегревайся, — привычно буркнул я и побрел к барной стойке. Заказал сразу три кружки. Две себе, одну Тимуру. Вернувшись, тяжело плюхнулся за стол, чокнулся с кружкой Тимура и залпом осушил половину своей. Однокашник с тревогой наблюдал за мной.

— Все нормально, да?

— Ни хрена. Все паршиво, Тим.

— Ну да, ну да, — закивал он. Поковырял в носу. — О, слушай. Я что тебе хотел сказать… У твоего брата своя страничка есть?

— У него целая книжная полка. Он любит читать.

— Не-не-не. Я про социальные сети. Где-нибудь у него есть аккаунт? Вконтактыш, мордокнига, одноклассники?

Я задумался. Голова к этому времени соображала уже плохо. Хотелось просто сидеть и пить до беспамятства. Потом, может быть, подраться с кем-нибудь, заслуживающим того, чтобы излить на него свою ярость. А вот думать не хотелось.

— Вообще не в курсе. Ты знаешь, я всем этим делам не доверяю.

— Знаю-знаю. — Сегодня, судя по всему, у Тимура была новая фишка: повторять каждое слово два-три раза. Это было отвратительно. — Большой брат следит за тобой и все такое.

Я хмыкнул.

— Если бы большой старший брат следил, кое-кто был бы сейчас дома.

Тимур запнулся на полуслове.

— Не бей меня.

— Хватит пороть чушь, Тим.

Я залпом допил пиво и побрел в туалет. И, пока я гонял по дну унитаза чей-то бычок, меня вдруг осенило. Еле дождался, чтобы вернуться. А когда водрузил свое почему-то пошатывающееся тело на стул, выпалил:

— Ты можешь достать распечатку звонков?

Тимур поперхнулся пивом. Откашлявшись, моргнул.

— Чего?

— Ты же у нас чертов компьютерный гений. Один раз ты уже это делал, помнишь? Я тебе даю номер сотового Сергея. А, погоди, ты же знаешь его номер… Ты пробиваешь его и достаешь мне распечатку звонков. Кому Сергей звонил в последний месяц. И кто звонил ему.

Тимур вздохнул. И принялся ломаться, за что мне сразу захотелось двинуть ему.

— Ну не знаю… Это не так просто… Нужно звонить тому пацану в офис, да еще и бабла ему сунуть…

— Тимур, — с нажимом сказал я.

— Хорошо, я все сделаю, — быстро откликнулся тот.

…Проснулся я около полудня. Как добрался до матраца на полу квартиры Тимура и даже до самой этой квартиры, я понятия не имел. Осмотрел костяшки — царапин нет. Драки не было. Уже хорошо. Я отругал себя за слабость. Пока мой брат черт знает где, я нажираюсь в кабаках.

Умывшись и ради разнообразия даже побрившись, я порылся в подаренном Тимуром сотовом телефоне. Нашел календарь. Когда ты нигде не работаешь, тебе, по существу, плевать, какой сегодня день недели. Ты выпадаешь из времени и дрейфуешь сам по себе. Сегодня, оказывается, была суббота. Женя не работала. Поэтому я вышел на свет божий и с сигаретой в зубах побрел к метро.

На звонок в домофон Женя ответила сразу.

— Женя, это я.

Я услышал, как она вздохнула.

— Сейчас выйду.

В ожидании Жени я закурил. Когда она с сумочкой на плече вышла из подъезда, я хмуро покосился на девушку.

— Не хочешь пускать даже? Тебе мой отец, что ли, звонил?

— При чем здесь твой отец?

— Наш с Сергеем отец.

— При чем здесь ваш отец?

— Должна же быть причина, почему ты даже в подъезд меня впускать отказываешься.

— Я тебя не боюсь, — заявила Женя.

— И не должна.

Она выдохнула. Разговор получался странным.

— Хочу родителей проведать, к ним собираюсь. Ты меня как раз в дверях застал. Так что не принимай на свой свет. Ты что-нибудь узнал или просто так пришел?

Вкратце я пересказал свой вчерашний разговор с Щербаковым.

— Сергея не вызывали ночью в офис. Не было такого. У них так не принято.

Женя, пораженная, медленно села на лавочку и пробормотала себе под нос:

— Так…

— Ты не смотрела, с какого номера ему звонили?

— Так…

— Женя?

Она вздрогнула, подняла глаза, вернулась в реальность.

— Я не проверяю телефон своего парня, как некоторые. Я ему верю.

— И верь дальше. Он тебя любит. Когда он приходил ко мне, говорил только о тебе. И сверкал при этом, как обсосанный со всех сторон леденец.

— Так… — снова сказала Женя. — Он на самом деле во что-то вляпался, да?

— И потому решил уехать, — согласился я. — Он сам вызвался, так сказал его шеф.

— Так…

— Закругляйся, пожалуйста.

— Ты думаешь… Думаешь, эти его непонятные неприятности… догнали Сергея?

Пришлось признаться:

— Я пока вообще не знаю, что думать. Но я узнаю. Обещаю тебе. Для меня это так же важно, как и для тебя.

Я хотел сказать правду — для меня это гораздо более важно — но решил поберечь ее чувства. Сейчас, как ни странно, она была единственным, кто не хотел плюнуть мне в рожу. Можно было даже сказать, что мы с Женей были заодно.

Она посмотрела на меня и кивнула. В ее глазах промелькнуло нечто, смахивающее на признательность. Потом Женя закусила губу.