Итан Блэк - Мертвые незнакомцы
– Есть возможность, что этот, м-м, несчастный случай связан с какими-то разногласиями в движении?
– Полиция штата проверяла такой вариант. Эти ребятки регулярно палят друг в друга и уверяют, будто из-за политики, но на самом деле это просто дурацкие разборки из-за того, кто с чьей женой переспал. Если хочешь знать мое мнение, смерть Алана Кларка была счастливой случайностью.
– Ты, часом, не можешь послать нам отчеты по факсу?
– Позвоню лейтенанту Боттомли. Ну, Воорт, твоя очередь. Стряслось что-то, из-за чего мне здесь надо побеспокоиться? Ну, ребятки, давайте. Услуга за услугу.
– Пока ничего, но если я что-то узнаю, то позвоню.
Вздох.
– Надеюсь. А пока Мэгги показывает этот журнал, и там говорится, что у тебя в гостевой спальне на третьем этаже есть картины голландского Возрождения, стоящие около полумиллиона долларов. А статуэтка в ванной была украдена с британского корабля во время Войны за независимость. Очень милая статуя.
– Это был законный трофей, – отвечает Воорт. – То же самое, что конфисковать машину у пьяного.
– Ты это серьезно – насчет приглашения в Большое Яблоко?
– Конечно. – Воорт только надеется, что ко времени, когда «люди с Запада» воспользуются приглашением, Мэтту станет лучше.
Слышно, как Эйбел говорит жене: «Похоже, весной ты сможешь пройтись по Бродвею».
Они кладут трубки. Микки стоит у окна и смотрит на залив Лонг-Айленд.
– Ты говорил, Мичум служил в армии.
– Как и его отец, и дед, и все остальные начиная с Гражданской войны.
– Ты говорил, он разочаровался из-за чего-то и ушел. Думаешь, тут могла быть связь?
– Вряд ли это связано с тем, что Гитлер провалился под лед.
Микки кивает.
– В любом случае он уволился два года назад, а Алан Кларк погиб год спустя.
– Мы понятия не имеем, беспокоился ли Мичум именно из-за несчастного случая. Может быть, из-за подключения к Интернету или правоэкстремистского движения. Может быть, это никак не связано с фактом, что Кларк умер.
– Одно имя проверено. Один человек мертв.
Еще сильнее забеспокоившись о Мичуме, Воорт тянется за телефонной трубкой.
– Какой телефонный код Чикаго?
По телевизору начинаются новости. На экране пожарные борются с огнем, титры гласят: «Королевский отель».
Жаркие языки пламени вырываются из окон на уровне третьего этажа.
– Пожар, – стонет Микки. – Господи. Один из худших на свете способов умереть.
Глава 3
В час ночи, расстроенные и измученные, Воорт и Микки дремлют в бильярдной. Телевизор выключен, в камине дымятся тлеющие угли. На улице пошел дождь; струи, сбегая по тонированному стеклу, еще сильнее искажают свет береговых прожекторов, размывают пейзаж за окнами: начинающую волноваться воду у камней, далекие ажурные мосты, само небо, где самолеты, такие крохотные и уязвимые, рвутся ввысь, пока нервничающие пассажиры пытаются отвлечься от болтанки при помощи журналов «Тайм» и «Ньюсуик».
Воорт во сне беззвучно шевелит губами. Он в постели с Камиллой. Она лежит под ним и улыбается – соблазнительная, роскошная, нагая. Он опускается, чтобы войти в неё. Во сне он не может устоять перед ней.
Детектив Сантос Бриош из Чикаго отправился на мальчишник, сказала час назад по телефону его жена. Джек Розен из Сиэтла был «на дежурстве, на месте происшествия». Доктор Джилл Таун из Нью-Йорка, найденная в телефонном справочнике, по словам оператора из службы секретарей-телефонистов, «сегодня отсутствует».
– А можем мы добраться до нее сейчас? Это звонят из полиции, – сказал Воорт.
– Желаете поговорить с доктором, заменяющим ее?
– Мой звонок не связан с медициной.
– К сожалению, я не могу передать сообщение на пейджер доктора Таун, она за границей. Но если вы оставите номер телефона, она будет здесь утром. Я передам, что это срочно. Большего я не смогу сделать.
Когда Воорт повесил трубку, Микки сказал:
– По крайней мере она жива. Если это та Джилл Таун.
– Та. Рабочий телефон записан на автоответчике.
Громко звонит черный телефон. Воорт хватает трубку и слышит невнятный бруклинский говор бывшего нью-йоркского детектива Джека Розена.
– Ну-ну, сообщение от мистера Гетти и мистера Рокфеллера. Чем вы заняты в такой час? Я думал, мне ответит дворецкий.
– Как там Сиэтл?
– Настоящий рай, если любишь дождь и кафешки, – смеется Розен. На заднем плане Воорт слышит голоса, видимо, других копов. – Ребята передают вам привет. И это обычные ребята, не психи. У нас тут тарарам, но ты просил позвонить, когда я получу сообщение. Что стряслось?
– Можешь проверить для нас одно имя? В Сиэтле.
– Сейчас?
– Возможно, этот человек в опасности. У меня есть адрес и номер карточки социального страхования.
– Диктуй, и посмотрим, не проявится ли чего. Кстати, Воорт, мой сын собирается летом в Нью-Йорк и…
– Разумеется, Джек. Он может остановиться у меня.
– Спасибо.
Воорт слышит щелканье клавиш компьютера.
– Между Сиэтлом и Миннеаполисом есть железная дорога, – говорит тем временем Розен. – Какие-то кретины вскакивают в поезд в Миннеаполисе, гадят здесь и едут обратно на восток. Мы из-за них скоро рехнемся. Ага. Леви. Таки вот он. Лестер Леви. Умер.
– Как умер? – спрашивает Микки по параллельному телефону.
– Сердечный приступ, – говорит Джек. – Три месяца назад. Мы отправили туда машину; где-то в деловой части города, вероятно, на работе. Но в нашей системе подробностей по таким звонкам нет. Спрашивайте в «Скорой помощи». Хотите, я вас переключу? Я знаком с начальником их ночной смены. Мы обычно играем в покер в одиннадцать утра по четвергам. Его соседка считает нас безработными лодырями. На прошлой неделе она спросила его, намерен ли он когда-нибудь найти работу.
Дождь на улице усиливается, стучит в окна, а в камине потрескивает огонь. Через несколько минут в трубке возникает другой голос, на этот раз с густым южным акцентом.
– Ни один житель Сиэтла не родился в Сиэтле, – весело говорит приятель Розена Роберт Коллинс. – Афины в штате Джорджия. Вот где я вырос.
Проверка по компьютерной базе занимает у Коллинса меньше минуты.
– Лестер Леви, – читает он с экрана. – Сорок пять лет. Избыточный вес. Сердечный приступ случился в лифте по дороге на работу в «Ансельмо фудз». Умер по дороге в больницу.
– У него и раньше были проблемы с сердцем?
– Здесь не сказано.
– В лифте он был один?
– Не знаю.
– Вскрытие проводилось?
– Судебно-медицинский эксперт не делал, но семья могла заказать сама.
– Ну а телефон ближайшего родственника есть?
– Это есть. – Роберт Коллинс диктует Воорту имя жены – Сандра – и номер ее телефона. – По крайней мере такой номер у нее был пять месяцев назад. У вас есть что-то по этому типу?
– Процитирую вас: «Не знаю».
Воорт вешает трубку, набирает номер, который дал Коллинс, и слышит гудки. Значит по крайней мере им по-прежнему пользуются.
– Алло?
Это жена, но, напоминает себе Воорт, телефон – не слишком надежный инструмент для расследования. По телефону нельзя увидеть лицо собеседника. Нельзя увидеть, отводит ли он взгляд, услышав вопрос, или краснеет, или начинает нервно постукивать мизинцем. Нельзя сказать, одет он аккуратно или модно, кричаще или скромно. Нельзя зайти в его гостиную и увидеть, дешевая она или роскошная. Телефон похож на радио. Обо всем, что окружает собеседника, приходится догадываться по голосу.
И теперь, не имея понятия, представляет ли приятный женский голос на другом конце провода личность или скрывает ее, Воорт называет свою фамилию и должность, извиняется за звонок в столь позднее время и за цель этого звонка – задать вопросы по теме, обсуждать которую будет тягостно: смерть ее мужа пять месяцев назад.
– Не понимаю. – В голосе Сандры Леви слышится скорее недоумение, чем горе. – Вы детектив из Нью-Йорка?
– Да.
– В Сиэтле?
– Нет, я звоню из Нью-Йорка. Имя вашего супруга возникло во время следствия по делу другого человека, по совершенно второстепенному вопросу. Я не знал, что он скончался. Позвольте выразить вам сочувствие.
Всхлип. Но сидящий в Воорте профессионал обязан усомниться, искреннее это проявление чувств или уловка.
– По крайней мере вы не сказали «соболезнование». Ненавижу это слово, – говорит она. – Такое формальное, такое холодное.
– Вы не возражаете, если я задам пару вопросов? Это могло бы по-настоящему помочь нам с делом, которым мы занимаемся здесь, в Нью-Йорке.
– Лестер никогда не бывал в Нью-Йорке. Он вообще нигде не бывал. А потом мы собирались переехать в Париж, но он умер.
– Простите. Я плохо объяснил. На самом деле нас интересует не Лестер, а другой человек, которого ваш супруг, возможно, знал. Имя Лестера было в его записной книжке. Мы обзваниваем всех, кто там упомянут. За сегодня это для меня тридцатый звонок.
