Том Нокс - Клуб адского огня
Роб посмотрел на изваяние. Определенно лицо каменного человека выражало печаль и сожаление.
Кристина указала на статую.
— Глаза из обсидиана.
— Вы правы. Это изумительно.
— Ну вот, — ответила Кристина, — я и убедила вас!
— Но какого черта эта статуя здесь делает? Я имею в виду — если она такая знаменитая, то почему не в Стамбуле? Почему о ней не трубит по всему миру пресса? Я никогда не слышал об этой скульптуре.
Кристина пожала плечами; от ее движения ярко сверкнул на фоне загорелой кожи серебряный крестик.
— Может быть, курды и правы. Может быть, турки и впрямь не хотят, чтобы они слишком уж гордились своим наследием. Кто знает?
Пока они прогуливались по пышному саду музея, Роб рассказал своей спутнице о том, как заметил во взгляде землекопа самую настоящую ненависть. Спросил о странной атмосфере на раскопках.
Кристина нахмурилась. Несколько минут она демонстрировала Робу выставленные в саду различные экспонаты из далекого прошлого: римские надгробные плиты, оттоманскую резьбу по камню. Когда же археолог и журналист направились к машине, женщина указала на другую статую, изображавшую мужчину-птицу с распростертыми крыльями. Узкое лицо с раскосыми глазами было исполнено устрашающей жестокости.
— Его отыскали возле Гёбекли. Я думаю, это ассирийский демон пустыни. Возможно, Пазузу, злой дух ветра. У ассирийцев и других жителей Месопотамии были сотни демонов — ужасающий пантеон. Губительница Лилит, Адрамалех, демон жертвоприношений. Многие из них ассоциировались с ветрами и птицами пустыни.
Роб был уверен, что женщина тянет время. И терпеливо ждал, когда же она ответит на его вопрос.
Внезапно Кристина повернулась к нему.
— Ладно, вы правы. Насчет… атмосферы на раскопках. Даже смешно. Я прежде не сталкивалась ни с чем подобным, а ведь я копала по всему миру. Рабочие как будто в обиде на нас. Мы хорошо платим, но все же они… недовольны.
— Это как-то связано с турецко-курдским противостоянием?
— Нет. Не думаю, что дело в нем. Или, по крайней мере, не только в нем. — Кристина направилась к автомобилю, стоявшему под большим фиговым деревом. — Тут кроется что-то еще. Постоянно происходит что-нибудь неприятное. Падают лестницы, портится оборудование, ломаются автомобили. Слишком много всего, чтобы можно было говорить о случайностях. Иногда я всерьез думаю, будто курды хотят, чтобы мы прекратили работы и убрались отсюда. Как будто они…
— Что-то скрывают?
Француженка вдруг покраснела.
— Глупо, но — да. Больше всего похоже на то, как если бы они старались что-то утаить. Но и это еще не все. Я, пожалуй, скажу вам…
Роб остановился, не открыв до конца дверцу машины.
— Что?
Кристина промолчала. И лишь когда оба сели в лендровер, тихо сказала:
— Франц. Он копает. По ночам. Сам по себе, с двумя-тремя рабочими. — Она включила мотор и добавила, тряхнув головой: — И я не имею ни малейшего понятия, почему.
7
Форрестер сидел за своим захламленным столом в Новом Скотленд-Ярде. Перед ним лежало несколько фотографий изуродованного человека, Дэвида Лоримера. Жуткое зрелище! Два грубо вырезанных на груди знака, кровь, стекающая по коже…
Звезда Давида.
Лоример. Никакой не еврей, чистокровный шотландец. Может, налетчики решили, что он еврей? Или они сами были иудеями? Или нацистами? Что там говорила журналистка? Могли ли это быть неонацисты? Форрестер повернулся и в который раз принялся рассматривать сделанные криминалистами на месте преступления фотографии подвала: черно-бурую кучу земли, которую расковыряли лопатами и заступами. Яму налетчики вырыли глубокую. Определенно что-то искали, и искали очень упорно. Интересно, нашли они то, что хотели? Но если они что-то искали, зачем было тратить время и терзать так некстати побеспокоившего их старика? Почему бы не оглушить его, или связать, или, на худой конец, просто убить? Зачем понадобилась такая сложная, отдающая ритуалом жестокость?
Форрестеру вдруг захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Вместо этого он отхлебнул чая из щербатой кружки, украшенной изображением британского флага, встал и подошел к окну. С высоты десятого этажа открывался отличный вид на Вестминстер и центральную часть Лондона. Громадное стальное велосипедное колесо обозрения с его неземного облика застекленными кабинками. Готические шпили Парламента. Детектив присмотрелся к новому зданию на набережной Виктории и попытался решить, к какому стилю его можно отнести. Форрестер всегда испытывал тягу к архитектуре, подростком даже поступил в архитектурную школу, но сбежал оттуда, узнав, что обучение продлится семь лет. Семь лет без нормального заработка? Такая перспектива не устраивала родителей, да и его самого тоже. Вот он и пошел в полицию. Однако ему до сих пор нравилось думать, будто он обладает солидными для профана познаниями в области зодчества. Он мог безошибочно отличить настоящий ренессанс от ренессанса Кристофера Рена, постмодерн от неоклассицизма. Одной из причин, по которым ему нравилось жить и работать в Лондоне, невзирая на все минусы, было богатство архитектуры.
Детектив допил чай, вернулся к столу и перебрал документы, которые старший следователь раздал на «утренней молитве» — состоявшемся в девять часов совещании по поводу происшествия на Крэйвен-стрит. Телекамеры наружного наблюдения не запечатлели на прилегающих улицах ровно ничего подозрительного. На призывы полиции не откликнулся ни один свидетель. Первые двадцать четыре часа всегда были «золотым» этапом любого расследования: если за это время не удается найти существенных зацепок, значит, дело будет трудным. И на сей раз примета подтверждалась. Криминалисты не могли ничего отыскать: преступники тщательно уничтожили свои следы. Злодеяние было продуманным и умело осуществленным. И все же налетчики, не пожалев времени, жестоко пытали беднягу смотрителя. Почему?
В растерянности Форрестер открыл Google, набрал в окне ввода «Дом Бенджамина Франклина» и выяснил, что здание было построено в 1730-1740-х годах. Это означает, отметил про себя Форрестер, что оно из старейших в районе. Там сохранились первоначальные панели, карнизы и зал первого этажа с «зубцами». В доме имелась крутая многопролетная лестница с резными перилами и «стойками в дорическом стиле».
Он открыл на экране другое окно, чтобы выяснить, какие стойки имелись в виду и, кстати, что такое «зубцы».
Ничего интересного.
В таком же духе оказалась выдержана и остальная часть описания. Крэйвен-стрит была уцелевшим кусочком раннего георгианского Лондона. Закоулком пристрастного к джину небольшого города восемнадцатого века, зажатым между современным Ковент-Гарденом с его словенскими глотателями огня и новозеландскими оперными певцами и неприглядным Чаринг-Кросс, где непрерывно бибикают бесчисленные такси.
От всего этого было немного толку. Так, а что сказано о самом Франклине? Нет ли какой-нибудь связи между ним и неведомыми садистами? Форрестер ввел в Google имя «Бенджамин Франклин». Он смутно помнил, что этот тип обнаружил электричество с помощью воздушного змея или что-то в этом роде. Google сообщил кое-какие подробности.
«Бенджамин Франклин, 1706–1790 гг., был одним из самых прославленных отцов-основателей Соединенных Штатов. Знаменитый писатель, политик-теоретик, государственный деятель, типограф, ученый и изобретатель. Как ученый, он навсегда вошел в историю физики благодаря своим теориям и открытиям, связанным с электричеством».
Форрестер прокрутил текст дальше, ощущая, будто топчется на одном месте.
«Франклин родился в Бостоне, Массачусетс, научился ремеслу печатника у старшего брата, поселился в Филадельфии, где стал газетным редактором, печатником и торговцем. Провел много лет в Англии и Франции, говорил на пяти языках. До конца жизни состоял в масонской ложе вместе с такими либеральными деятелями, как ботаник Джозеф Бэнкс и канцлер британского казначейства сэр Френсис Дэшвуд. На протяжении многих лет он был также тайным агентом…»
Форрестер вздохнул и закрыл «окно». Выходит, этот человек был большим эрудитом. Ну и что? Зачем рыться в его погребе спустя два с лишним века? Зачем пытать смотрителя музея? Детектив взглянул на часы в углу экрана монитора. Пора поесть, а он пока ничего не нарыл.
Он терпеть не мог такое состояние — целое утро ходишь вокруг да около, но так ничего и не нашел. Это раздражало его на глубинном, экзистенциальном уровне.
«Ладно, — подумал он. — Может, попробовать с другой стороны? Окольным путем».
Он набрал в Google «Бенджамин Франклин музей подвал».
И вот оно, почти сразу же! Форрестер почувствовал прилив адреналина. На первом же сайте из списка была помещена статья из «Таймс», датированная 11 февраля 1998 года.
