Лиза Скоттолине - Каждые пятнадцать минут
– Она и так нервничает из-за нашего расставания, а теперь и из-за переезда.
– Дети легко приспосабливаются, Эрик.
– Не все дети легко приспосабливаются. – Эрику не нравился скептицизм в голосе Сьюзан. Дети с тревожными расстройствами страдают от душевной боли, и он знал это лучше, чем кто-либо. И некоторые не выдерживают этой боли, слетают с катушек. Интересно, сколько еще случаев стрельбы в школах должно произойти, чтобы люди наконец-то это поняли?
– Эрик, я предлагаю следующее. Посмотри, как пойдут тренировки. Дай ей попробовать, один или два раза. И тогда тебе уже будет с чем выйти в суд, если мы решим это делать.
Но Эрику в голову пришла еще одна мысль – очень смелая мысль.
– Послушай… Я тут с этим домом как-то выпустил из виду одну очень важную вещь… Ведь вся эта ситуация с продажей дома дает мне возможность поднять вопрос об опекунстве. По соглашению Ханна должна проживать с Кейтлин. Но если Кейтлин со своей стороны собирается так много изменить в ее жизни, то получается, что она уже действует не в ее интересах.
– И что ты собираешься с этим делать?
– А мы можем обратиться в суд с иском? С иском по определению места жительства ребенка? О приоритетной опеке[3]?
– Ты серьезно? – В голосе Сьюзан звучало удивление.
– Да, а почему нет?
– Но вы же с Кейтлин уже договорились по-другому. У нас уже есть подписанное соглашение, и по нему Ханна живет у нее.
– Но это было до того, как я узнал, что она продает дом. – Эрик отпил из банки еще немного пива – «Бад лайт» словно добавляло ему решимости. – Давай подумаем непредвзято. Почему Ханна не может жить со мной? Я работаю меньше часов в неделю, чем Кейтлин, я более мобилен. Да черт возьми, если я захочу – я вообще могу оставить работу в больнице и принимать больных только на дому!
– Попридержи коней, Эрик. Мы говорим о глобальных изменениях в твоей жизни.
– А может быть, мне как раз и нужны глобальные изменения в жизни. – Эрик почувствовал, как сердце у него замерло. Оказывается, эти несколько месяцев, когда он не мог быть отцом в полной мере, дались ему тяжелее, чем он себе признавался. – Время перейти в наступление, не так ли? Кейтлин же перешла.
– Но это не соревнование, Эрик, не битва между тобой и Кейтлин. Речь идет об интересах Ханны.
– Я это знаю. И я знаю, что в интересах Ханны жить со мной. Теперь я точно это знаю.
– Но почему? Только потому, что твоя бывшая решила продать дом?
– Нет, не поэтому. Просто этот ее поступок заставил меня задуматься. Я все время шел на уступки, чтобы как можно меньше травмировать Ханну, но в результате эта цель не была достигнута. Если она хочет уехать – пусть уезжает. Но одна. А дочь пусть останется со мной, – Эрик сделал еще глоток из банки. – Я думал, так будет лучше для Ханны, если мы не будем спорить из-за нее, но теперь я не собираюсь стараться любой ценой избежать конфликта. Я буду бороться за то, что считаю важным и правильным.
– И ты считаешь важным и правильным добиваться права приоритетной опеки? Это довольно необычно, ведь у вас девочка.
– Я очень близок с Ханной. Гораздо ближе, чем Кейтлин. Я ее понимаю гораздо лучше – Кейтлин ее вообще не понимает. – И Эрик действительно был в этом уверен, хотя Кейтлин, конечно, никогда бы не признала это. – Думаю, если бы ты спросила Ханну, она бы выбрала жить со мной, а не с Кейтлин, но я с ужасом думаю о том, что Ханне придется решать это самой. Ей придется?
– Нет. Конечно, судья спросит ее в кулуарах, с кем она хотела бы жить, но она еще слишком маленькая, чтобы ее мнение было решающим. Если ты всерьез намерен бороться, я должна отозвать наши документы, прямо сейчас.
– И что потом?
– Мы начнем переговоры, и если не достигнем согласия – перенесем наш спор в суд. Это неприятно, но если ты действительно хочешь этого добиться – мы это сделаем. – В голосе Сьюзан явственно слышалось сомнение. – Знаешь, мы можем сначала рассмотреть компромиссный вариант.
– Это какой?
– Мы можем просить равной опеки, пятьдесят на пятьдесят. Ханна тогда жила бы неделю у тебя, неделю у Кейтлин.
– Нет, это идея мне не нравится. Из-за Ханны. Ей придется привыкать к двум новым домам одновременно, а дети с тревожными расстройствами очень тяжело воспринимают перемены – любые перемены. Ей будет очень трудно адаптироваться, это создаст массу новых проблем.
– Ладно, давай так. Обдумай все хорошенько на выходных. А в понедельник позвони мне и скажи, что ты решил.
– Если мы подадим иск – у нас есть шансы?
– Это, конечно, не рядовой случай, поэтому я не знаю. Единственное, что я могу тебе сказать – если ты решишь все-таки ввязаться в эту битву, я сделаю все, что в моих силах.
– Спасибо. – Эрик почувствовал теплую волну благодарности.
– А пока на всякий случай не выходи за рамки. Не звони Кейтлин и отпусти ситуацию с софтболом. Не звони Ханне и не спрашивай ее, как ей понравилось. Затаись. Оставь их пока вдвоем.
– Но я ведь могу позвонить Ханне просто так, да? Я звоню ей каждый вечер, чтобы пожелать спокойной ночи. Мы купили ей мобильник, поэтому она всегда может поговорить со мной.
– Да, это можно, но не выпытывай у нее ничего – судьи это очень не любят.
– Я никогда так не делаю.
– Да понятно. Но ведь раньше и обстоятельства были совсем другие. Кейтлин не готова к такому развитию событий. Мне ведь не надо предупреждать тебя, что не надо ставить ее в курс дела?
Эрика не надо было предупреждать.
– И учти: каждое твое движение отныне под микроскопом. Суд будет учитывать все, любую мелочь. – Сьюзан заторопилась. – Ты меня понимаешь?
– Да, спасибо.
– Пожалуйста. Все, до понедельника. Мне пора – игра окончена.
– Они выиграли?
– Когда они выигрывают, я громко визжу. Спокойной ночи.
– Ладно, береги себя. Пока.
Эрик нажал кнопку отбоя и сделал еще глоток, прикончив банку. Поставил банку на стол и взглянул на экран телефона: там светился красный квадратик – сообщение от юной Кристин.
Эрик направился в душ – обдумывать свое решение.
Глава 7
Эрик намылился и подставил струям горячей воды шею и плечи. Мысли неслись у него в голове потоком, свободным и быстрым, хотя и слегка беспорядочным, что было для него нехарактерно. Тот энтузиазм, который он испытал при мысли о возможности жить вместе с дочерью, его самого немного пугал, поэтому он решил разложить все по полочкам. Он ужасался тому, что Ханне придется пройти через все эти судебные заседания, которые настроят ее против матери. Если суд спросит ее, с кем она хочет жить, и она выберет его, ее отношения с Кейтлин никогда уже не будут прежними.
Эрик повернулся другим боком, и вода заструилась у него по спине. Мозг его продолжал лихорадочно работать. В этой войне, где родители будут биться за право жить с ней, Ханна в любом случае проиграет: она потеряет либо мать, либо отца. Эрик не хотел становиться в этой игре третьим лишним, но он знал, что даже в этом случае он вел бы себя лучше, чем Кейтлин. Если Кейтлин проиграет в битве за Ханну, она никогда не простит его. И он потеряет ее навсегда, пусть хотя бы как друга. До конца дней. Так что и он в любом случае проиграет.
Эрик выключил воду, продолжая напряженно размышлять.
Как и все супруги, они с Кейтлин хорошо знали все секреты и болевые точки друг друга. Большинство секретов Кейтлин касались ее матери, которую она с иронией называла Мать Тереза: у них были прохладные отношения, ее мать всегда была сдержанной и отстраненной, и Кейтлин очень волновалась, что у нее тоже недостаточно развит материнский инстинкт. Она испытывала постоянное чувство вины за свое критическое отношение к окружающим и до сих пор сомневалась, что ее послеродовая депрессия действительно была вызвана гормональными изменениями в организме. Она не хотела сидеть дома и заниматься ребенком, ни одного месяца – поэтому в возрасте двух недель у Ханны появилась няня.
Открыв стеклянную дверцу душевой кабины, Эрик взял полотенце и стал вытираться. Теперь он был почти уверен, что его совместное проживание с дочерью – это очень правильная идея. Ну и что, что он отец, а не мать? Разве это имеет значение? Какая разница, мужчина он или нет? Он же отец! Но хватит ли у него духу оставить работу в больнице и ограничиться частной практикой на дому? А как же его честолюбивые устремления стать главным врачом больницы? И что вообще будет с его карьерой? С его профессиональным статусом? С его частными клиентами?
Эрик обернул полотенце вокруг талии и вдруг столкнулся взглядом со своим отражением в зеркале. Глаза у него были ярко-голубые, близко и глубоко посаженные; Кейтлин всегда говорила, что у него жалобный взгляд, но он предпочитал думать, что на самом деле взгляд у него выразительный – это по крайней мере не звучало как симптом. Короткие светлые волосы вечно топорщились у него надо лбом, как щетка, но Кейтлин раньше считала, что это мило. Прямой нос с небольшой горбинкой, тонкие губы – когда-то она любила его улыбку. Он был высоким и сильным, с развернутыми плечами, развитой грудной клеткой, узкими бедрами и мускулистыми от занятий бегом ногами. Кейтлин когда-то говорила: «У тебя самое красивое тело среди всех мужей на свете!»
