Смертельно безмолвна - Эшли Энн Дьюал
Ари становится у алтаря и кладет локти на деревянную установку.
– Простите, что отвлекаю вас от чтения псалмов. – Тишина: люди не отрывают глаз от девушки, которая воплощает собой красоту и молодость, но они знают, уверен, они чувствуют, что эта красота убивает, а молодость истощает и поглощает. Они знают, что Ариадна не просто прекрасна – она смертельно прекрасна, и им страшно. – Я приехала в этот городок не так давно. Я отлично помню, как вы приняли меня. Точнее, как вы меня не приняли. Это расстраивает.
В замешательстве оглядываю толпу. Отец, как и все в церкви, парализован и скован.
– Мне осточертел весь этот шум, эти разговоры… – признается Ариадна. Создается впечатление, будто в ее голове действительно не умолкает чей-то голос.
Я напряженно выдыхаю и медленно приближаюсь к ведьме. Она не видит, с какой невероятной осторожностью я ступаю по половицам, искренне надеясь, что ни одна из них не скрипнет под моим весом. Я подхожу все ближе и ближе.
– Возможно, я не должна быть такой подлой, – говорит Ари, а я замечаю красные искры, отскакивающие от ее пальцев. – Не все из вас насолили мне, я знаю. Но мы в храме Божьем. – Она всматривается в лица прихожан. – Мы не должны врать. Давайте признаем, что каждый из вас заслуживает смерти.
Что-то меняется. Напряжение становится осязаемым, оно валится на плечи грубо и безжалостно, прижимает к земле невидимыми сильными лапами.
Черт возьми! Ариадна растягивает губы в ядовитой ухмылке, а я осознаю, что мне не справиться с ней, не остановить ее, но все равно иду вперед, потому что не вижу другого выхода. Мне остается метров десять, как вдруг Ари восклицает:
– Давайте же сделаем то, за чем вы пришли сюда! – Люди складывают перед собой руки и начинают молиться. Будто безвольные куклы, они повторяют ее движения.
Я замираю, испугавшись, что сейчас принуждение подействует и на меня, но нет… Возможно, Ари даже не предполагает встретить меня в церкви. Уж она-то точно знает, что я скорее пересмотрю все части «Сумерек», чем пойду с родными на службу. Она не берет меня в расчет, и сейчас в этом мое преимущество.
– Да упокой Господь души грешников, что находятся в этом зале. Прими их глухими и немыми, слепыми, сожми в объятиях и пообещай прощение, – разносится слабый шепот по помещению. – Аминь!
«Аминь!» – повторяет толпа, и внезапно за спиной Ариадны появляется пастор Хью.
Я замираю с занесенной ногой. Я уверен на сто процентов, что пастор достанет из-за спины нож и нанесет Ари смертельный удар, но оказываюсь неправ. Пастор ровными движениями обвязывает свои запястья джутовой веревкой. Его лицо ничего не выражает. Мужчина не смотрит в зал, не видит перекошенные от шока и недоумения лица людей. Он только делает то, что считает нужным, понятия не имея, что именно он делает и почему. Он не отдает отчета в собственных поступках.
– Эта веревка… – Ариадна задумчиво хмыкает и отходит от алтаря. – Месяц назад пастор Хью и его приспешники привязали меня этой же самой веревкой к потолку в его подвале, где они, как он сам тогда выразился, избавлялись от нечестивцев. Тогда я была хорошей, я была слишком хорошей, чтобы почуять запах гнили от помешанных святош.
Глаза ведьмы закрываются. Она беспомощно зажмуривается, и в ту же секунду окна в церкви распахиваются, а небо разрывает на части сверкающая молния.
– Ари, – шепчу я.
У каждого злодея есть своя история. Никто не становится злым просто так.
Счастливым концом считают свержение врага. Но никто не понимает, что злые люди иногда вынуждены становиться такими, что иногда что-то или кто-то их меняет. Ломает. Они знали жизнь до того, как стали ужасом в наших глазах. Они доверяли и надеялись до того, как у них отняли эту возможность. Мы читали сотни книг, смотрели сотни фильмов и каждый раз думали, что смотрим на счастливый конец. На то, как злодей превращается в пыль, падает со скалы или валится на колени, поверженный копьем. Но ведь это трагедия. Злодей прошел путь, полный предательства и боли, а потом проиграл, и люди посчитали его смерть чудом. Что в этом счастливого или правильного? Счастливой считалась бы та концовка, в которой злой становится хорошим, а хороший принимает зло, что находится у него внутри, ведь зло есть в каждом из нас. Любой способен на чудовищные поступки, но почему-то только некоторые из нас расплачиваются за это.
Ариадна взмахивает рукой – и пастор Хью взмывает над полом, словно распятый.
– Вы сделали мне больно, мистер Хью, – шепчет ведьма. От ее пальцев отскакивают искры, она словно рождена, чтобы внушать ужас и лишать жизни. Но я-то знаю правду – Ариадна не хочет убивать. Она просто забыла, каково быть человеком.
– Ариадна, остановись. Не надо! – кричу я, и она оборачивается.
Ари не ожидала меня увидеть. На секунду в ее взгляде что-то меняется, но затем там просыпается знакомая уже мне ярость. Силой мысли она отбрасывает меня в дальний угол церкви, и я ударяюсь спиной о стену так сильно, что перехватывает дыхание.
Хотелось бы мне встать, но такой боли я давненько не испытывал.
– Мэтт, – неожиданно меня поднимают крепкие руки.
Сквозь мутную пелену я вижу лицо Джейсона. Они приехали!
– Ари убьет его, – невнятно лепечу я. – Мы должны…
Меня шатает, я едва не падаю, но оборотень решительно придерживает меня.
– Эй, мальчик, сейчас не время для обмороков.
– Что она делает? – спрашивает Норин в ужасе. – Я поговорю с ней… попытаюсь.
– Но это же безумие, дамочка! – злится Джейсон.
– Я поговорю с ней! – повторяет Монфор, расправив плечи. – А вы…
Тут разносится мужской гортанный крик, и, выглянув из-за плеча Джейсона, я вижу, как Ариадна прикладывает ладонь к груди пастора. Из ее пальцев летят искры.
– Она его…
– О нет.
Тело священника загорается. Ведьма прижимает к себе руки, но взгляда от горящего тела пастора не отводит. Она смеется. Я смотрю, как пастор Хью в муках и агонии дергает ногами, а Ариадна не прекращает хохотать.
– Она завершила ритуал, – шепчет Норин Монфор, зажимая рот ладонями.
Пламя, что пожирает отца Джиллианны, становится все ярче, а я вспоминаю о ящике Пандоры. Что же делать?! Что нам делать?!
Я ощущаю запах, мерзкий запах, который распространяется по церкви.
Я не остановил ее раньше. Крепко зажмуриваюсь. Я позволил ей убить его.
– Нет! – разносится по помещению неистовый крик, и, обернувшись,
