Джеффри Дивер - Холодная луна
— Это все?
— Да.
Он заметил, как застыло ее лицо.
— И что вы думаете? — спросил криминалист.
После некоторого колебания Кэтрин произнесла:
— Мне представляется, что дело не только в истории с убийством его друга. У меня такое ощущение, что все, что он здесь говорил, ложь от начала и до конца.
Воцарилось гробовое молчание.
Наконец Райм отвел глаза от картинки с Джеральдом Дунканом на экране и сказал:
— Продолжайте.
— Я определила его базовый уровень, когда он воспроизводил для нас детали своего плана, нацеленного на арест Бейкера. Нам известно, что определенные аспекты этого вполне соответствуют истине. Потом стрессовые уровни начали меняться, и у меня возникло подозрение, что он лжет. Наиболее сильные отклонения от базового уровня я заметила, когда он говорил о своем предполагаемом друге. И кстати, я думаю, что зовут его вовсе не Дункан. И живет он не на Среднем Западе. Да и заботит его совсем не Деннис Бейкер. Он не проявил никакого эмоционального интереса к аресту полицейского. Здесь есть что-то еще, гораздо более значимое для него.
Она бросила взгляд на экран и кивнула:
— Можно перемотать на середину? Там есть место, где он касается щеки.
Купер переключил на реверс.
— Да, вот здесь.
«Я никогда никому не причинял настоящего вреда. Я просто не способен ни на что подобное. Конечно, я тоже могу немного нарушить закон…»
Дэнс покачала головой и нахмурилась.
— Ну что? — спросила Амелия.
— Его глаза… — прошептала Кэтрин. — Вот в чем проблема.
— Почему?
— Я думаю, что он опасен, очень опасен. Я провела несколько месяцев, изучая записи допросов Теда Банди, серийного убийцы. Он был чистейший социопат, считавший, что может обмануть любого полицейского, не оставив ни малейших внешних следов. Но единственным, что я заметила в Банди, была незначительная на первый взгляд реакция глаз, когда он говорил, что никого никогда не убивал. Реакция не была типичной для обмана. В ней скорее проявлялось разочарование в самом себе. Он пытался отрицать что-то очень существенное для его личности и самооценки. — Кэтрин кивнула на экран: — В точности то же самое делал сейчас и Дункан.
— Вы уверены? — переспросила Амелия.
— Конечно, не на все сто процентов. Но мне кажется, вы должны задать ему еще ряд вопросов.
— Что бы он там ни замышлял, пока мы не выясним все до конца и не избавимся от оставшихся сомнений, лучше перевести его на третий уровень задержания.
Так как считалось, что Джеральд Дункан задержан за незначительные ненасильственные преступления, его отправили в тюремное помещение на Сентрал-стрит, охрана которого оставляла желать лучшего. Сбежать оттуда было трудно, но при определенной смекалке вполне возможно. Райм попросил, чтобы его соединили с начальником тюрьмы на Манхэттене.
Райм представился и предложил перевести Дункана в более надежно охраняемую камеру.
Собеседник ничего не ответил. Райм подумал, что он не желает выполнять приказы гражданского лица.
Ох уж эта бюрократия…
Он скорчил кислую мину и взглянул на Амелию, подразумевая, что перевод Дункана должна санкционировать она. Но тут стала понятна истинная причина молчания тюремного начальника.
— Извините, детектив Райм, — запинаясь, произнес тот в трубку, — он у нас находился всего несколько минут. Мы ведь даже не зарегистрировали его.
— Что?!
— Прокурор… ну, в общем, он, кажется, с кем-то там договорился, и вчера вечером Дункана отпустили. Я думал, вы знаете.
Глава 35
10.03
Чарлз Веспасиан Хейл, человек, выдававший себя за Джеральда Дункана, Часовщика, ехал на метро. Он бросил взгляд на наручные часы (карманный брегет, который он успел полюбить, для его нынешней роли не подходил).
Все в точности соответствовало его плану. Охваченный предвкушением давно ожидаемого, немного волнуясь и в то же время пребывая в почти полной гармонии с самим собой, он сел на метро в Бруклине, там, где с самого начала и располагалась его квартира.
Очень немногое из того, что Хейл рассказал Винсенту Рейнольдсу о своем прошлом, соответствовало действительности. Да и с какой стати он стал бы говорить ему правду? Хейл планировал большую и яркую карьеру в своей профессии и прекрасно понимал, что жирный насильник все разболтает полицейским при первой же угрозе.
Хейл родился в Чикаго в семье школьного учителя латыни (отсюда и его второе имя — в честь благородного римского императора) и управляющей отделом детских вещей в пригородном магазине «Сиэрс». Родители почти не общались между собой. Каждый вечер после тихого немногословного ужина все расходились по своим углам: отец возвращался к книгам, мать — к швейной машинке. Вместе они собирались еще только перед маленьким телевизором, устраиваясь в двух креслах подальше друг от друга, и смотрели ситкомы и вполне предсказуемые полицейские сериалы. Телевизор предоставлял им уникальную возможность делать комментарии по поводу увиденного и выражать в них свои желания, злобу и зависть, которые у них никогда бы не хватило мужества проявить напрямую.
Тишина…
Мальчик большую часть жизни провел в одиночестве. Он, несомненно, был одаренным ребенком, родители же проявляли в общении с ним апатичное равнодушие, ограничиваясь демонстрацией хороших манер, и некоторое любопытство, словно он был редкостным экзотическим растением, правил ухода за которым они точно не знали. Часы скуки и одиночества в детском возрасте стали причиной неизбывной тоски, которая, в свою очередь, породила острое желание как-то занять время, чтобы не задохнуться от жуткой тишины дома.
Почти целый день Чарлз проводил на улице, бродил по пригородам или лазал по деревьям. Почему-то так получалось, что одиночество на улице не казалось ему столь мучительным, как дома. Здесь всегда находилось что-то интересное, за каждым холмом тебя ожидало нечто новое и неизведанное, так же как и на каждой ветке старого клена. В школе он записался в биологический кружок. Отправляясь в экспедиции, всегда первым переходил канатный мост, прыгал в реку со скалы, спускался на веревке со склона горы.
Если же мальчику приходилось по каким-то причинам оставаться дома, то он занимал свое время, приводя вещи в порядок. Расстановкой и раскладыванием письменных принадлежностей, книг и игрушек он мог заполнять мучительные часы вынужденного заточения. Отдаваясь этому занятию с головой, Чарлз не страдал от скуки и не боялся тишины.
Он не терпел беспорядка, необязательности или халтуры, приходя в неистовство даже от совсем незначительных отклонений от идеала «совершенства», как, например, слегка перекошенные железнодорожные пути или погнутая велосипедная спица. Любые нарушения, заминки и сбои вызывали в нем нервную дрожь, сходную с той, которая возникает у некоторых, когда они слышат звук ногтя, царапающего школьную доску.
Как, к примеру, брак его родителей. После их развода он больше ни с кем из них не разговаривал. Жизнь должна быть аккуратной и безупречной во всем. Если же названный идеал недостижим, следует уничтожить все дурно функционирующие компоненты до одного. Он никогда не молился (так как не располагал никакими эмпирическими доказательствами возможности упорядочить жизнь с помощью общения с божеством), но если бы когда-то что-то подобное пришло ему в голову, Чарлз, несомненно, обратился бы к Богу с единственной просьбой — чтобы Он уничтожил любой беспорядок в мире.
Два года Хейл провел в армии. Здесь он был в своей стихии — в атмосфере порядка и дисциплины. Он поступил в офицерскую школу и сразу привлек внимание начальства. После присвоения офицерского звания Хейлу поручили преподавание военной истории, а также тактического и стратегического планирования, в чем он проявлял поистине блестящие способности.
После демобилизации он целый год провел, путешествуя по Европе и занимаясь альпинизмом. Затем вернулся в Америку, заинтересовался бизнесом, испробовал себя в банковских инвестициях и в качестве венчурного капиталиста, а по ночам изучал юриспруденцию.
Какое-то время работал адвокатом, блестяще организуя сделки. Чарлз зарабатывал неплохие деньги, но в жизни ему постоянно сопутствовало одиночество. Он избегал длительных связей с людьми, так как они были непредсказуемы и часто отличались совершенно нелогичным поведением. Страсть к планированию и порядку мало-помалу вытеснила из души Чарлза потребность в любви. И подобно любому, кто замещает реальные отношения некой навязчивой идеей, ему стали требоваться все более изощренные способы ее удовлетворения.
Чарлз нашел идеальное решение шесть лет назад. Он убил первого человека.
Хейл, который в то время жил в Сан-Диего, узнал, что один его знакомый, коллега по бизнесу, попал в автокатастрофу и серьезно пострадал. Какой-то пьяный подросток въехал в его машину. В результате бизнесмен получил перелом бедра и обеих ног, одну из которых пришлось ампутировать. Пьяный водитель не выразил ни малейшего сожаления по поводу случившегося, не признал за собой никакой вины и даже пытался все свалить на жертву наезда. Негодяя тем не менее привлекли к суду, но из-за того, что это была его первая судимость, он отделался легким наказанием. После суда он начал преследовать знакомого Хейла угрозами.
