Лев Пучков - Сыч – птица ночная
— За меньшее время я их просто не соберу — ты уж извини, — пояснил полковник и мимолетно опустил взгляд, смущенно почесав нос. Я не стал уточнять — и так понятно, отчего смутился дядя Толя. Разумеется, начало нашей задушевной беседы со старым врагом могло быть вполне мирным. Но это уж как расклад ляжет. За эти же два часа Зелимхан — в зависимости от настроения — мог сделать из меня жаркое и скормить его своим верным псам…
Лысый отсутствовал что-то около часа. Вернувшись в кабинет, он выпроводил охранников, и до наступления темноты у нас с ним продолжались вялотекущие прения на предмет: а были ли дискеты?
В 18.00 здание опустело — легкий рабочий шум, доносившийся в кабинет из коридора, постепенно сошел на нет, изредка с верхнего этажа слышались гулкие неспешные шаги — по-моему, это гулял кто-то из дежурной службы.
В 18.30 я уже был готов, чтобы сообщить лысому: да, дискеты были, есть и будут — за умеренную плату. Что-то в его поведении подсказало мне, что пора колоться — как рекомендовал дядя Толя.
— В общем, я вам вот что скажу… — начал было я-ив этот момент в кабинете погас свет. Черт подери! Это что такое? Разве я стучал себя по животу?!
— Генератор что — некому включить? — несколько раздраженно поинтересовался лысый, выждав с полминуты.
— С пульта не включается почему-то, — виновато ответил по громкой чей-то голос. — Семенов пошел в бокс — посмотреть.
— Электронщики херовы, — ругнулся лысый. — Для чего целый штат держим?
— А у вас свечек нету? — проверил я, быстро высчитав еще один вариант: чекисты после моей поимки немедленно сообщили Зелимхану, а чтобы время не терять, стали колоть меня на предмет местонахождения дискет. Зелимхан прибыл, по дороге к управлению полковник с командой аккуратно взяли его, упаковали по адресу и теперь собираются вытаскивать меня по третьему варианту. Если так — можно прыгать от радости. Не нужно лезть в логово ко льву, можно не опасаться за свою жизнь и спокойно ждать вызволения. Ай да полковник! Молодец да и только — что еще сказать…
— С облепиховым маслом? — пошутил в темноте лысый — похоже, чувствовал он себя в полной безопасности. — Попа болит?
— При чем здесь попа? Можно было бы при свечах беседовать — так лучше, — поправил я собеседника. — Романтика. Глядишь, я расчувствовался бы и сказал бы вам что-нибудь стоящее. Так что — нету свечек?
— Нет, не держим. — Лысый чиркнул зажигалкой, посмотрел на меня в призрачном свете бензинового пламени и недовольно покачал головой:
— У нас свет всегда есть. Когда подстанция вырубается или авария — у нас дизель-генератор работает.
— Жаль, романтики не будет, — вздохнул я и потихоньку полез в карман за носовым платком — единственной личной вещью, оставленной мне после обыска.
— Семенов что — через Штаты в бокс пошел? — несколько раздраженно поинтересовался лысый. Ответа не было. Хозяин кабинета неопределенно хмыкнул, несколько раз щелкнул клавишами и распорядился:
— Охрана — ко мне. Охрана?! Черт! Где вы там все подевались? — Опять никто не отвечал. — Не понял! — нервозно буркнул лысый и, щелкнув зажигалкой, вновь внимательно посмотрел на меня. — Так — ты посиди здесь, я быстро сбегаю наверх, гляну. Смотри мне — ни шагу со стула! — И пошел из кабинета, защелкнув дверь на замок.
— Ага, щас все брошу и пойду гулять с гирей по подвалу вашему! — пробурчал я, пристраивая гирю на стул и приводя к нормальному бою платок — в соответствии с рекомендацией полковника. — С гирей и подшипниками в ботинках…
Едва я устроился поудобнее в уголке на полу и принялся принюхиваться, стараясь не упустить момент, когда нужно будет накинуть на личину продегазированный платок, в коридоре послышался какой-то нездоровый шум. Уверенные шаги, гулко топавшие от вестибюля к кабинету лысого, вдруг смолки, раздался глухой удар и вскрик.
Я напрягся — что-то мне это здорово не понравилось. Форточка в кабинете была открыта, из-под двери довольно сносно тянуло, и практически одновременно с этим непонятным вскриком в коридоре обоняние мое уловило, наконец, качественное изменение воздуха. Однако пахло не газом.
В природе определенного рода запахов я разбираюсь довольно хорошо — специфика рода деятельности обязывает. Так вот, из-под двери тянуло свежей кровью и порохом. И совсем не обязательно было иметь интеллект полковника Шведова, чтобы понять: случилось нечто непредвиденное и страшное. В дом чекистов пришла СМЕРТЬ.
Господи ты боже мой! Мои парни совсем одурели от годовалого безделья! Неужели полковник разрешил «зачищать» всех подряд чекистов? Да это сумасшествие какое-то!
— Вы че там — совсем навернулись?! — в бешенстве заорал я. — Вы что творите?! Эй!!!
Тишина была мне ответом. Через несколько секунд в коридоре послышались мягкие шаги, которые остановились у двери кабинета лысого. Кто-то несколько раз осторожно подергал дверную ручку.
— Джо! Полковник! Я здесь! — неуверенно подал я голос. — Дверь заперта.
Опять молчание. Затем послышался легкий шлепок и тотчас же последовавший за ним звонкий удар металлом о металл. Замок. Кто-то стрельнул в замок, сердечник вылетел и ударился о сейф.
Дверь с тихим скрипом распахнулась — из коридора сильно потянуло кровищей и пороховыми газами.
Ужас охватил меня. Господи, какой идиот! Если бы это были наши парни, они бы наверняка сразу же обнаружили место моего нахождения по маяку с точностью до пяти метров. Я был не прав, полагая, что парни мои от перенапряжения коллективно двинулись на нервной почве. Это не они. Это по мою душу…
В висок мне уперся горячий кусок металла. Справа, как раз со стороны гири. Я сжался в комок и изо всех сил зажмурил глаза. Чувство полной беспомощности парализовало волю — судя по всему, обладатель смертоносной железяки имел возможность хорошо рассмотреть меня посредством ночного прибора.
— Сыч? — позвал из темноты хорошо знакомый голос. — Это ты?
Напугать меня еще более было уже невозможно, удивить чем-либо — тоже. Но голос, голос…
Голос, хотите верьте, хотите нет, принадлежал Лосю. Моему боевому брату, сгинувшему год назад в мутных струях Терека. Вроде бы сгинувшему… С минуту я молчал — в буквальном смысле онемел от изумления, сил не было что-либо вымолвить.
— Сыч? — глушитель продолжал давить на мой висок. — Они что — тебе язык отрезали?
— Это ты, Лосенок? — хрипло прошептал я.
— Узнал, — констатировал Лось. — Это хорошо. Я пришел за тобой.
— Тебя послал Зелимхан? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес я.
— Да, он послал. Я ищу тебя с того момента, как Аюб сказал Зелимхану, что ты жив.
— Как ты меня нашел?
— Случайно. Я каждый день хожу по городу, смотрю. Увидел, как тебя заводили сюда.
Ага! Лохматый высокий бомж, пристально наблюдающий, как меня волокут по мраморной лестнице. Вот оно — провидение. Стародубовск — большой город. Но мой преследователь проходит мимо УФСБ именно в тот момент, когда меня туда привезли. Да, это провидение.
— Я позвонил Зелимхану, сказал — нашел, — продолжил Лось.
— И что Зелимхан? — живо поинтересовался я.
— Он сказал: «Убей его». Вот я и пришел… На моих глазах непроизвольно выступили слезы. Знаете, отчего-то жалко стало себя. Я — универсальный робот войны, способный мгновенно убить врага голыми руками, сижу здесь совершенно беспомощный. В цитадели правопорядка — в управлении самой могущественной спецслужбы России сижу. А рядом стоит мой боевой брат, которого я всему научил, кроме искусства меткой стрельбы, — стрелял он всегда лучше всех нас вместе взятых. И этот боевой брат меня сейчас убьет. Робота войны, в мертвой цитадели. Господи, обидно-то как!!!
— Ну… убивай, раз пришел, — проглотив слезы и откашлявшись, сказал я. — Убивай, Лосенок: ты всегда хорошо это делал.
— Я не могу, — неожиданно дрогнувшим голосом сообщил Лось — глушак перестал давить на мой висок, ушел куда-то в сторону. — Не могу в тебя стрелять. Ты мой боевой брат. Мы одной крови.
— Не знаю… — растерянно пробормотал я. — Даже и не знаю, что тебе сказать… Это ты сдал полковника с парнями Ахсалтакову?
— Они меня пытали, — чуть помедлив, сообщил Лось с заметным напряжением в голосе — у него всегда были проблемы в плане общения, связать вместе более пяти слов для парня являлось тяжеленным трудом. — Если ты увидишь мое лицо при дневном свете… не узнаешь. Я не хотел! А теперь мне обратно ходу нет. Я уже год работаю на Зелимхана. Убил много людей. Много.
Ага! Вот и ответ полковнику по поводу нравственной чистоты московской «крыши» и целесообразности годичного затворничества на хуторе. Только узнает ли он этот ответ…
— Отпусти меня, Лосенок, — горячо взмолился я. — Давай вместе удерем отсюда и организуем команду — как в прежние времена. Давай?
