Майкл Кокс - Зеркало времени

Со дня нашего отъезда из Англии минуло два с лишним месяца. Долгое время Эмили оставалась в добром расположении духа; благотворный флорентийский климат и перемена окружения определенно пошли ей на пользу — а также, безусловно, временное избавление от нежелательных ухаживаний мистера Вайса и от мучительной тревоги, неотступно терзавшей ее в Англии.

Потом, в первой половине апреля, у нее появились признаки ухудшения здоровья. Лицо осунулось; волосы, которые я по-прежнему иногда расчесывала, стали ломкими и безжизненными; природная мраморная бледность кожи сменилась мертвенной белизной; и даже огромные глаза — совсем недавно пленявшие всех и каждого своей лучезарной красотой — ввалились и потускнели.

Теперь Эмили вставала поздно, без аппетита съедала легчайший завтрак, а потом апатично сидела в гостиной — часто с нераскрытой книгой на коленях — до самого обеда, после которого возвращалась в свою комнату и не выходила до чаепития. С экскурсиями по городу и светскими мероприятиями было покончено, и теперь она редко просила меня побыть с ней. Как-то утром, однако, она вызвала меня звонком.

Когда я постучала и вошла, Эмили с закрытыми глазами лежала на кушетке под клетчатым пледом. Несколько мгновений она не шевелилась и не произносила ни слова, потом открыла глаза и вгляделась в меня с недоверчивым удивлением, словно видела перед собой совершенно незнакомого человека. В правой руке она держала измятое письмо.

Ниже приводится запись из моего Дневника, сделанная позже.

Я сажусь рядом с ней и беру за левую руку. Она слабо улыбается, откашливается и говорит, что хочет сказать мне одну вещь: мы должны вернуться в Англию — раньше, чем предполагалось. К моему удивлению, она признается, что ее дела пришли в критическое состояние, но в подробности не вдается. Я бросаю короткий взгляд вниз, показывая Эмили, что заметила письмо у нее в руке, и смело спрашиваю, от кого оно.

Леди Т.: От мистера Вайса. Вы, конечно же, помните мистера Родерика Шиллито, приезжавшего с мистером Вайсом в Эвенвуд на Рождество. Увы, мистер Вайс сообщает мне, что он умер.

Разумеется, я делаю вид, будто потрясена ужасной новостью, и спрашиваю: «От болезни?»

Леди Т.: Нет. Мистер Шиллито стал жертвой жестокого нападения, и врачи говорили, что он не протянет и недели. Но он прожил еще почти два месяца, хотя и утратил способность речи и движения.

Э. Г.: Мы поэтому должны вернуться в Лондон?

Леди Т.: Нет. Есть другие причины — дела, требующие внимания. Я слишком долго отсутствовала. Время летит быстро.

Она не пытается подробнее объяснить свое желание покинуть Флоренцию. Мы встречаемся взглядами; глаза у нее усталые и испуганные. Она явно хочет сказать мне о чем-то, что ее мучает. Совершив над собой усилие, она отнимает руку и с трудом садится на кушетке.

Леди Т.: Настало время поговорить начистоту, Алиса. Во имя нашей дружбы. Я должна сказать вам, что мистер Вайс подозревает вас в обмане. Он считает, что вы не та, за кого себя выдаете, и что вы приехали в Эвенвуд с целью навредить мне. Готовы ли вы еще раз поклясться мне, дорогая Алиса, что он ошибается?

Я многословно и со всем пылом оскорбленной невинности, какой только могу изобразить, даю Эмили необходимые заверения. Я снова и снова повторяю, что по гроб жизни благодарна ей за все, что она сделала для меня, бедной сироты, повысив от горничной до компаньонки и своей подруги — подруги любящей, преданной. К собственному своему удивлению, я даже умудряюсь выдавить несколько слезинок, которые не пытаюсь смахнуть со щек. Похоже, мои горячие речи удовлетворяют Эмили: она снова ложится и натягивает плед до подбородка, жалуясь на холод, хотя сегодня тепло и солнечно.

Потом она говорит, что хочет задать мне еще один вопрос.

Леди Т.: Это касается вашего визита к некоему мистеру Джону Лазарю. Можете ли вы сказать, откуда вы знаете этого джентльмена и зачем ходили к нему?

Э. Г. (изображая невинное изумление): Неоткуда… если мне позволительно спросить… откуда вы знаете, что я навещала мистера Лазаря?

Леди Т.: Пожалуйста, не сердитесь, дорогая. Вас видел один человек — друг мистера Вайса.

Э. Г.: Друг мистера Вайса? Понятно. Какая удивительная случайность! Разумеется, я охотно объясню вам, почему я разыскала мистера Лазаря, ибо мне нечего скрывать от вас. Я просто хотела убедиться, что мистер Шиллито ошибался насчет личности своего случайного знакомого с Мадейры, а потому отправила мистеру Торнхау письмо с просьбой навести для меня справки. Именно он через общих знакомых выяснил, что мистер Лазарь много лет провел на Мадейре и постоянно вращался в кругу проживавших там англичан. Вот и я пошла к нему, чтобы спросить, знал ли он кого-нибудь по имени Горст.

Леди Т.: И что же вы выяснили?

Э. Г.: Что упомянутый господин никак не может быть моим отцом, который в то время был гораздо старше и, судя по известному мне описанию его наружности, нисколько не походил на знакомого мистера Шиллито.

Успокоенная моим придуманным на ходу объяснением, Эмили с облегчением улыбается, снова откидывается на подушку и закрывает глаза.

Я с минуту сижу молча, думая, что она заснула, но потом она, к полной моей неожиданности, вдруг открывает глаза и смотрит перед собой диким взглядом.

По бедному, изрезанному морщинами лицу начинают течь слезы, и она испускает глухой звериный стон отчаяния. Я беру Эмили за руку и спрашиваю, чем она так расстроена, но она лишь мотает головой. Я говорю, что ей надо поспать, но она отвечает, что не может заснуть и уже три ночи не спала.

Э. Г.: Почему же вы не вызывали меня? Я бы вам почитала.

Не дождавшись ответа, я спрашиваю, не стоит ли ей принять капель Бэттли.

Леди Т. (встрепенувшись): Так они у вас есть?

Я приношу пузырек и даю ей дозу снотворного. Она с облегченным вздохом откидывается на спину.

— А теперь спите, дорогая, — говорю я. — Я скажу, чтобы вас не беспокоили.

Через пять минут Эмили крепко спит. Я осторожно вынимаю письмо из ее холодной руки. К моему разочарованию, в нем нет ничего существенного, помимо короткого сообщения о смерти мистера Шиллито. Я вкладываю письмо обратно в руку и на цыпочках выхожу из комнаты, оставив Эмили в объятиях опиумного сна.

III

На Понте Веккьо

27 апреля 1877 г.

Мы начали готовиться к возвращению в Англию, но потом по совету итальянского доктора отложили отъезд, пока Эмили не наберется сил для долгого путешествия домой. Мистер Персей воспользовался задержкой, чтобы съездить в Рим и нанести визит известному дантоведу, профессору Стефано Ломбарди, с целью обсудить с ним свою поэму. На следующий день после его возвращения во Флоренцию мы снова отправились на прогулку. Она оказалась последней.

Мистер Персей воодушевленно рассказывал о своей беседе с профессором Ломбарди и о быстром продвижении работы над поэмой. Мы также поговорили о нашем скором отъезде из Италии, и оба выразили сожаление, что здешний климат, вопреки ожиданиям, не оказал на Эмили целительного действия.

На обратном пути от крепости Бельведере мистер Персей спросил меня, не пройдусь ли я с ним до Понте Веккьо, прежде чем вернуться в палаццо Риччони.

Мост-улица Понте Веккьо, как и Риальто в Венеции, сплошь застроен лавками златокузнецов, ювелиров и прочих мастеров по работе с драгоценными камнями и металлами. Перед одним из таких заведений мы остановились.

В окне я увидела владельца — синьора Сильваджо, как гласила вывеска над дверью, — который выжидательно выглянул из-за прилавка, заметив представительного и привлекательного мистера Персея.

М-р П.: Вы позволите ненадолго оставить вас? Мне нужно кое-что забрать здесь.

Я несколько минут прогуливаюсь взад-вперед по тротуару, потом мистер Персей выходит из лавки, с маленькой бархатной коробочкой в руке.

М-р П.: Это вам.

Я беру коробочку и открываю.

Там лежит изысканнейшее кольцо с бриллиантами и рубинами, которые ослепительно сверкают в лучах предзакатного солнца, золотящих воды Арно и льющихся сквозь арки древнего моста.

Э. Г.: О, оно поистине прекрасно! Но я не понимаю… Нет, я не могу принять такой подарок.

М-р П.: Это не подарок, мисс Горст… Эсперанца. А нечто гораздо большее. Ужели вы не догадались?

Он вынимает кольцо из коробочки, потом берет мою руку и надевает его мне на палец. Я потрясена чуть не до обморока.

М-р П.: Вижу, вы ошеломлены. Но ведь вы должны понимать.