Кит МакКарти - Пир плоти

…слышу Джени чувсвую… боже дай мне надежду дай мне сил сделать это

Тварь заслужила это… професор сказал он не убивал ее но кто же тогда… он…

Я не хотел чтоб она осталась… я видел ее из окна и ненавидел ненавидел ее…

…была раздета… Он сердился что я не хотел и сказал всем расскажет

Он позвонил когда джени было плохо а они еще не приехали и я не знал что все так плохо…

Он сказал что только что нашел ее… доктора сказали она не выживет

Сосал ее грудь

Обратно к Джени молился чтоб не умерла

Я сошол с ума… он сказал у нее должен был ребенок

Задушил удавкой

Только когда я начал я увидел кто это

Джени прости меня

Она была уже мертвая я только разрезал как он сказал

Я ничего не мог поделать не остановиться

Тварь что погубила Джема

Джени сердилась но теперь она счаслива… прости меня джени

Професор все сердился ждал меня… Я вскрыл ее я смеялся… отшвырнул ее матку

Он ушол и я сделал с ней что она заслуживала изнасиловал ее

Сечас все равно… он сказал надо вынуть матку будто это сумашедший…

…сначла он заставил меня а потом я увидел кто это…

Он знал, я должен был это сделать. мои любовницы…я сошол сума…

Елена подняла голову.

— Вы считаете, что это признание?

— Да, хотите верьте, хотите нет.

— Но это бред, в общем-то, — с сомнением сказал Джонсон. — Какие-то бессмысленные отрывки.

— Да, конечно, изложено весьма бессвязно, но тем не менее объясняет то, что произошло. Если не пытаться воспринимать слова Гудпастчера с точки зрения логики, то многое сразу станет понятным. Почти все им написанное соответствует тому, что мне известно.

Елена отложила фотокопию письма.

— Может быть, будет лучше, если вы изложите все своими словами?

— Дженни — это жена Гудпастчера. В тот вечер, когда было совершено убийство, у нее был удар, кровоизлияние в мозг. Судя по всему, это случилось около десяти часов. Он, естественно, вызвал «скорую», и пока ждал ее, кто-то позвонил ему по телефону и велел немедленно прийти в музей.

— Профессор, — вставил Джонсон.

— Но кто из профессоров? — спросила Елена. — Не зная этого…

— К этому мы вернемся чуть позже, — ответил Айзенменгер. — Гудпастчер пишет, что его вызвали и заставили что-то делать. Он отправился в музей, но только после того, как проводил свою любимую Дженни в больницу. Каким бы срочным ни было дело, ради которого его вызвали, — а оно было крайне срочным, — на первом месте у него была жена. Когда куратор добрался до музея, Никки Экснер уже была мертва. По всей вероятности, в этот вечер она занималась сексом сначала с Фурнье — для удовольствия, а затем с Билротом — для дела. После этого был оральный секс с Расселом, который запечатлен Либманом на фотографиях. Что произошло дальше, мы в точности не знаем, но можем предположить. Во всяком случае, «профессор» находился в музее вместе с трупом. Девушку задушили, предварительно одурманив наркотиками. Она была беременна, и, чтобы это скрыть, нужно было удалить ее матку и подкинуть другую, хранившуюся в отделении гистопатологии. Очевидно, «профессор» считал, что он отец ребенка, хотя я подозреваю, что его просто обманули. А чтобы скрыть факт удаления матки, «профессор» не нашел ничего лучше, как изрезать труп Никки с ног до головы. Естественно, у него не было желания заниматься этим собственноручно, но не было и такой необходимости, поскольку под рукой был Гудпастчер.

— Но почему Гудпастчер согласился в этом участвовать? — задала Елена резонный вопрос.

— Потому что у него не было выбора. Я думаю, что «профессору» был известен маленький секрет Гудпастчера, о котором не знала даже его жена. Когда же она умерла, у бедняги, по-видимому, начались галлюцинации. Ему стал видеться ее дух, который, как он подозревал, знает, что он совершил. Очевидно, это и побудило его написать признание и покончить с собой.

— А вы знаете, что это за секрет? — с любопытством спросил Джонсон.

— Думаю, что знаю, — кивнул Айзенменгер. — Но вернемся к событиям той ночи. Понятно, что Гудпастчер занимался разделкой трупа без особого желания, но только до тех пор, пока не увидел, что это та девушка, которая сломала жизнь его приемному сыну и тем самым причинила горе его жене. — Доктор поднял голову. — Я вчера разговаривал с Пейнетом. Он никогда не был близок с отчимом, но куратор боготворил свою жену, а она в свою очередь боготворила сына. Гудпастчер видел, какое действие оказало на нее горе Джема. И возможно даже, он считал Никки виновницей постигшего ее удара. Когда жена умерла и жизнь его опустела, ненависть к Никки многократно возросла. Помните, что он пишет? «Я видел ее из окна и ненавидел ненавидел ее». Так что, поняв, чье тело ему предстоит резать, он взялся за дело с куда большей охотой. Единственное, на чем он настаивает в предсмертной записке, что в убийстве он не участвовал, — только вскрывал труп. После этого «профессор», похоже, удалился, — очевидно, это зрелище оказалось слишком неэстетичным для его утонченного вкуса. То, что я хочу сказать дальше, — в значительной мере мои предположения, но они, на мой взгляд, соответствуют известным нам фактам. И они, конечно, довольно омерзительны…

Он остановился и нерешительно посмотрел на Елену.

— Продолжайте, — твердым тоном произнесла она.

— Это связано с секретом Гудпастчера, из-за которого он был вынужден идти в музей, несмотря на тяжелое состояние жены, и это объясняет то, что я обнаружил на теле Никки Экснер. Ей, как известно, дали мидазолам и совершили насилие, оставив следы как в области влагалища, так и ануса. Возможно, конечно, что при жизни ей и нравился анальный секс, но взятые мной образцы тканей свидетельствуют о том, что эти следы были оставлены уже после ее смерти.

— Вы хотите сказать… — пробормотала Елена, а Джонсон выдохнул:

— О господи!

— Я думаю, что третьим неизвестным, чью сперму обнаружили в теле у Никки Экснер, был Гудпастчер. По-видимому, он был некрофилом, и «профессор», знавший этот секрет куратора, привлек его к потрошению тела Никки под угрозой разоблачения.

Вид у Елены был крайне удрученный, у Джонсона — просто задумчивый.

— Насилие над трупом в данном случае было актом мести, — продолжил Айзенменгер, — как и рассечение тела и изъятие матки. После этого он, вероятно, вымылся, переоделся (скорее всего, над Никки он трудился в рабочей одежде, в которой обычно возился с трупами) и вернулся в больницу. Там его, правда, не успели хватиться, но и поклясться, что он не отсутствовал какое-то время, тоже никто не может.

Несколько минут все трое молча изучали записи, оставленные Гудпастчером, сравнивая изложенное в них с рассказом Айзенменгера. Первым нарушил тишину Джонсон:

— Да, но все-таки который из профессоров это был?

— Бедный старина Гудпастчер, — вздохнул Айзенменгер. — Ему, очевидно, и в голову не пришло, что могут возникнуть сомнения относительно личности «профессора».

— Но вы-то знаете это?

— Думаю, что да, — кивнул Айзенменгер. — Однако в нашем катящемся в тартарары мире ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

— Что вы хотите этим сказать?

— Есть некоторые любопытные обстоятельства, которые позволяют предположить, кто это. Во-первых, склонность Рассела к минету. Установлено, что он уже много лет прибегает к услугам проститутки, но ни разу за все это время не занимался с ней сексом обычным способом. Подтверждением этому служат и сделанные «полароидом» снимки Рассела с Никки Экснер. Возникает вопрос: каким тогда образом Никки могла от него забеременеть? Мне это представляется крайне маловероятным. Во-вторых, в характере Гудпастчера была одна черта, свойственная всем кураторам всех музеев мира: он не любил изменений и даже противился им. Он много лет проработал бок о бок с Расселом — еще с тех времен, когда тот был простым преподавателем. То, что Рассел стал со временем профессором, для Гудпастчера ничего не значило — он по-прежнему называл его доктором.

— Значит, вы думаете, что «профессор» — это Гамильтон-Бейли?

Несколько секунд Айзенменгер молчал.

— Именно так я и думаю, — сказал он наконец. — Хотя, если окажется, что Гудпастчер действительно имел в виду его, это ровным счетом ничего не доказывает.

— Почему? — спросила Елена. Ей ответил Джонсон:

— Потому что в признании Гудпастчера написано, что «профессор» отрицал акт совершения убийства. Скорее всего, Гамильтон-Бейли будет утверждать, что ее убил кто-то другой — возможно, Рассел. А он лишь воспользовался этим, чтобы устранить свидетельство беременности Никки.