Страна потерянных вещей - Джон Коннолли
Балвейн заговорил, и Церере сразу представилось, будто кто-то поливает сиропом острый нож.
– Лесник вернулся, – произнес он с оттенком насмешки и более чем с оттенком неудовольствия. – Это всегда признак каких-то проблем в стране. Можно было бы заключить, что ты просто носишь их с собой, что твое появление, несомненно, подтверждает.
– А ты далеко продвинулся, лорд Балвейн… – отозвался Лесник. – Когда я видел тебя в последний раз, у тебя не было никакого титула, а твое окружение было куда более скромным – хотя ты всегда был амбициозен, так что твое возвышение неудивительно. Ты сам выбрал этот титул?
Балвейн явно не привык, чтобы его так быстро ставили на место или напоминали о его более скромных корнях, и ему это явно пришлось не по вкусу. Человек с более толстой кожей, наверное, просто проигнорировал бы подобные выпады, но Балвейн, при всей своей власти, был слишком напыщен и слишком мнителен, чтобы оставить оскорбление незамеченным, действительное или мнимое.
– Мой титул был одобрен потомственными дворянами, давно имеющими вес в этих землях, – надменно ответствовал он. – После падения последнего короля потребовалась новая вертикаль власти.
– А те, кто работают в шахте, имели право голоса при формировании сей выдающейся касты? – спросил Лесник. – Поскольку я предполагаю, что эта грязная дыра в земле – твоих рук дело.
– Шахта «Пандемониум» находится в совместной собственности шести представителей знати, – сказал Балвейн, – каждый из который имеет долю, соразмерную с его могуществом и уровнем инвестиций в проект. Что же касается работников, то им платят за их усилия. Здесь нет рабов.
– Но хорошо ли им платят?
– Им платят достаточно, – последовал ответ, что Церера восприняла как «достаточно по меркам лорда Балвейна и его подельников». Как сами рабочие относились к сложившейся ситуации, уже было ясно после их короткой встречи с измученными шахтерами.
– А что они добывают? – спросила Церера.
Если Балвейн и был недоволен вопросами Лесника, заданными в лоб и без обычных формальностей, то допрос со стороны какой-то сопливой девчонки и вовсе не доставил ему никакой радости – хотя Церера подозревала, что могла бы предстать перед ним в своем возрасте тридцати с небольшим и все равно получила бы от его светлости изрядную порцию высокомерия. У него могло возникнуть искушение и вовсе проигнорировать ее, но она была с Лесником, и какие бы сомнения ни одолевали Балвейна, любой в его компании обладал определенным авторитетом.
– Золото, медь и железо, – ответил он, прежде чем после паузы добавить: – Открытый карьер, который вы видели, – это всего лишь часть нашей деятельности. Рядом находится несколько второстепенных подземных шахт, из которых мы начинаем добывать уголь и алмазы. Но если только вы не пришли сюда с инвестиционным предложением или для совершения покупки, то прочие подробности несущественны.
Внимание Балвейна переключилось на Дэвида, который пока что не произнес ни слова.
– Когда-то ты был мальчиком Дэвидом, победителем Скрюченного Человека, – констатировал он. – Теперь ты старше, но в тебе по-прежнему есть что-то детское.
– Мне нравится это резное панно, – произнес Дэвид вместо ответа. – Выглядит очень впечатляюще, хотя я что-то не припоминаю твоего участия в событиях того дня.
Балвейн быстро подошел к стене, на которой висела упомянутая картина, и встал так, словно хотел загородить Дэвиду обзор – что, по мнению Цереры, при таких размерах этого деревянного изделия был совершенно напрасный труд.
– Ты бы предпочел, чтобы в героическом образе запечатлели тебя? – поинтересовался Балвейн.
– Исключительно в интересах точности. Честно говоря, я пытался забыть о том, что здесь произошло. Если б это был мой замок, я бы не хотел, чтобы мне напоминали о его истории.
Балвейн указал на стулья у камина, приглашая их присесть. Церера заметила, что это также потребовало бы от них повернуться спиной к панно. Она попыталась определить, что же в нем было такого, что Балвейн мог столь рьяно стремиться скрыть, но так и не смогла – если, конечно, он просто не был смущен тем, что его уличили во лжи.
– Но это ведь не твой замок, не так ли? – огрызнулся Балвейн, когда они сели. – И то, что ты начал, остальные из нас были вынуждены завершить. После падения ликантропов мы вырезали всех их собратьев-волков, которых только смогли найти, в наказание за их мятеж. Выжило всего несколько стай, да и те отступили в старые леса. Но мы обязательно найдем их, сколько бы времени это ни заняло, и развесим их трупы вдоль стен этого замка.
– Точно так же, как ты подвешиваешь гарпий к мостам, – заметил Лесник, – и превращаешь троллей в камень?
– С троллями невозможно договориться: либо убей, либо сам будешь убит. Что же касается гарпий, то они представляют угрозу для всех, кто пытается пересечь ущелье. Пока мы не найдем способ полностью изничтожить этих тварей, их нужно приструнить.
– Это был неоправданно провокационный акт, нарушение старинного соглашения, и оно освободило Выводок от ущелья. Гарпии нападали только на тех, кто не платил пошлину, и такие случаи были крайне редки. Теперь они хотят отомстить. Они были частью порядка этого мира – порядка, который ты стремишься подмять под себя, и будут последствия.
– Старого порядка этого мира, – поправил его Балвейн, после чего щелкнул пальцами, подзывая слугу с подносом вина и сладостей. – Как вы все заметили, на смену ему приходит новый порядок.
– Если я правильно помню, установление нового порядка было целью и Лероя, короля ликантропов. Кто-то может предположить, что одна стая волков просто сменила другую.
На сей раз Балвейн не обиделся.
