Джеффри Дивер - Спящая кукла
Однако как только Тереза начала вспоминать о поездке в Санта-Крус, речь у нее вдруг стала прерывистой, девушка то и дело прикрывала рукой лицо и ухо — жесты отрицания, — выглядывала в окно, что свидетельствовало о явном нежелании говорить на эту тему. Пытаясь тем не менее казаться спокойной и безразличной, она недвусмысленно демонстрировала факт стресса сильным покачиванием ноги. Дэнс отметила все характерные проявления стресса, обусловленного ложью, и то, что девушка находится на стадии отрицания.
Все то, что Тереза говорила ей, в принципе при необходимости можно было перепроверить. Однако обман подразумевает не только прямую ложь, но и утаивание фактов, важных для говорящего. Существовало нечто такое, что Тереза не желала открывать собеседнице.
— Тера, ведь во время вашей поездки случилось еще что-то неприятное, не так ли?
— Неприятное? Нет. Ничего не случилось. Клянусь.
Тройное подтверждение вывода Дэнс: два отрицающих высказывания и ответ вопросом на вопрос. Теперь девушка еще и покраснела и вновь стала покачивать ногой — целый букет стрессовых реакций.
— Ну, не стесняйся, Тереза. Ведь все давно в прошлом. Тебе не о чем беспокоиться. Расскажи, что тогда произошло.
— Ну, знаете… Мои родители, брат, сестра… Всех их убили. Разве это, по-вашему, не достаточная неприятность?
В голосе Терезы звучало явное раздражение.
Дэнс сочувственно кивнула.
— Я имею в виду время, предшествовавшее тому, что случилось вечером. Вы выехали из Кармела и следовали по направлению к Санта-Крусу. Ты почувствовала себя плохо. Вы отправились обратно домой. Кроме твоей болезни, что-нибудь еще произошло во время поездки, что могло вызвать у тебя беспокойство, тревогу?
— Не знаю. Не помню.
Подобное высказывание в устах человека, находящегося в фазе отрицания, означает: я все прекрасно помню, но не хочу об этом думать. Воспоминания слишком болезненны.
— Вы едете, и вот…
— Я… — начала Тереза и замолчала.
Затем закрыла голову руками и расплакалась. Поток слез, сопровождающихся беззвучными рыданиями.
— Тера.
Дэнс поднялась и протянула ей бумажный платок. Девушка продолжала почти беззвучно плакать, ее всхлипы напоминали сдавленный кашель.
— Все в порядке, — сочувственно произнесла Кэтрин, взяв девушку за руку. — Что бы ни случилось, теперь уже все в порядке. Не расстраивайся так.
— Я…
Нерешительность буквально парализовала девушку. Дэнс видела, каких усилий ей стоит побороть страх. «Как же она все-таки поступит?» — задавалась вопросом Кэтрин. Она либо сейчас все выложит, либо окончательно окаменеет, и тогда их разговор можно считать оконченным.
Наконец Тереза проговорила:
— Мне хотелось кому-нибудь рассказать. Но я не могла. Ни психологам, ни друзьям, ни даже тете…
И вновь всхлипывания. Поникшие плечи, голова опущена, руки либо стирают слезы с лица, либо судорожно сжаты на коленях. Классические кинесические свидетельства того, что Тереза Кройтон вступила в стадию эмоционального принятия. Страшный груз, с которым она жила долгие годы, готов упасть и освободить ее. Она начала свою исповедь.
— Я во всем виновата. Я виновата в их гибели!
Она прижалась головой к спинке дивана. Лицо ее страшно покраснело, шейные мышцы напряглись, слезы, лившиеся потоком, оставили следы на свитере.
— Бренда и Стив, мама и папа… все только из-за меня!
— Из-за того, что ты заболела?
— Нет! Из-за того, что я притворилась больной!
— Расскажи мне, пожалуйста.
— На самом деле я не хотела отправляться в ту поездку. Я не выносила тамошних развлечений. Просто ненавидела их! И единственным предлогом, который мне пришел тогда в голову, была болезнь. Я вспомнила про моделей, которых видела по телевизору. Они, чтобы не толстеть, закладывают себе в рот пальцы, и их рвет. И когда мы ехали к Санта-Крусу, я выбрала момент, когда на меня никто не смотрел, и сделала то же самое. Меня вырвало на заднее сиденье, и я всем сказала, что у меня, наверное, кишечный грипп. Все перепугались, папа повернул машину, и мы поехали домой.
Вот, значит, как. Бедная девушка все восемь лет была убеждена, что семья погибла по ее вине, потому что она тогда солгала. Восемь лет она жила с таким тяжелым бременем на душе.
Одну истину Дэнс удалось добыть. Но по крайней мере оставалась еще одна. Кэтрин Дэнс хотелось узнать и ее.
— Однако скажи, Тера, почему тебе так не хотелось ехать на пирс?
— Просто не хотела. Мне было там неприятно, скучно.
Если человек признается в одной лжи, это совсем не значит, что он немедленно признается и во всех остальных. Девушка снова перешла в стадию отрицания.
— Но почему? Ты ведь можешь мне рассказать. Ну давай.
— Не знаю. Мне просто было неинтересно.
— Почему?
— Ну, папа всегда был чем-то занят. Поэтому он давал нам деньги, говорил, что попозже нас заберет, а сам уходил звонить по телефону и по всяким другим делам. А без него было жутко скучно.
Она снова застучала носком туфли по полу и вновь нервным движением пальцев сжала штифтики на мочке правого уха, вначале верхний, потом нижний и, наконец, средний. Стресс буквально пожирал ее.
Однако Кэтрин Дэнс понимала, что ей лгут, не только по многочисленным кинесическим сигналам. Детей — даже семнадцатилетних выпускников средней школы — бывает трудно подвергать кинесическому анализу. Большинство психологов, проводящих беседы с подростками, склонны анализировать содержание сказанного ими — то, что они говорят, а не то, как они говорят.
То, что сейчас Тереза говорила Дэнс, было лишено всякого смысла как в контексте собственных воспоминаний девушки, так и с точки зрения имевшихся у Кэтрин знаний детской психологии. Уэс и Мэгги, к примеру, очень любят пирс в Санта-Крусе, и для них возможность провести там несколько часов без опеки взрослых с карманом, набитым деньгами, было бы немыслимым счастьем. На пирсе детям предлагаются бесчисленные удовольствия: катания на каруселях, сласти, музыка, игры.
Отметила Дэнс и еще одно противоречие в рассказе Терезы. Почему бы ей было просто не попросить, чтобы отец оставил ее в пятницу дома с матерью, а сам поехал в Санта-Крус с остальными детьми? Создавалось впечатление, что Тереза не хотела, чтобы и они туда ехали.
Дэнс на мгновение задумалась.
— Тера, ты говоришь, ваш отец работал и звонил по телефону, а ты с братом и сестрой тем временем каталась на карусели?
Она опустила голову.
— Да, наверное.
— Куда он ходил звонить?
— Не знаю. У него был сотовый. Тогда сотовых телефонов было не так много. Но у отца он был.
— Он с кем-нибудь там встречался?
— Не знаю. Возможно.
— Тера, кто были те люди, с которыми он там виделся?
Она пожала плечами.
— Это были какие-то женщины?
— Нет.
— Ты уверена?
Тереза молчала, отвернувшись от Дэнс. После долгой паузы она произнесла:
— Возможно… Иногда… Да…
— И ты считала их подружками отца?
Едва заметный кивок. И снова слезы. Сквозь сжатые зубы девушка процедила:
— И…
— Что, Тера?
— Отец приказывал нам по возвращении на все вопросы матери отвечать, что он был с нами.
Девушка вновь залилась краской.
Дэнс вспомнила намек Рейнольдса на то, что Кройтон был большим бабником.
Горький смех сорвался с дрожащих губ девушки.
— Я его видела. Предполагалось, что мы с Брендой останемся на пирсе, но мы пошли за мороженым в кафе, которое располагалось на противоположной стороне пляжного променада. И я его увидела. В его машину садилась женщина, и она целовала его. И она была не единственной. Потом я увидела его с другой. Он шел к ней в квартиру или дом, находившийся неподалеку от пляжа. Поэтому я и не хотела, чтобы он туда ездил. Я хотела, чтобы он вернулся домой и оставался с мамой и с нами, а не с чужими тетками. — Она вытерла лицо. — Поэтому я солгала. И притворилась, что мне плохо.
Значит, в Санта-Крусе Кройтон встречался с любовницами. А детей брал с собой для создания себе полного алиби в глазах жены. Приехав на пляж, он бросал детей, а сам отправлялся к своим подружкам.
— И всех моих близких убили. По моей вине.
Дэнс наклонилась вперед и произнесла тихим полным сочувствия голосом:
— Нет, Тера. Твоей вины нет никакой. Мы абсолютно уверены, что Дэниэл Пелл планировал убийство твоего отца. Оно не было случайным. Если бы он пришел тем вечером, и вас не было бы дома, он спокойно бы ушел и вернулся в следующий раз, когда твой отец был бы на месте.
Девушка немного успокоилась.
— Правда?
Дэнс совсем не была уверена в том, что сказала Терезе правду, но она не могла позволить ей и дальше жить с таким тяжелым грузом на душе.
