Кэтрин Нэвилл - Магический круг

Когда Вольфганг закончил эту историю, мы уже ехали по дороге, бежавшей через гряду пологих холмов и высокогорные луга к обнесенному белыми стенами, посверкивающему на солнце золотом монастырю Мелька, смотревшему со своей высоты на широкую и плодородную долину Дуная. Мы остановились на просторной парковке, усыпанной гравием. Вольфганг выключил мотор и повернулся ко мне.

— Есть еще одна персона «Н», пытавшаяся овладеть могуществом руны Hagal, и она-то, вполне возможно, была самой замечательной. Когда в юности, всячески стараясь добиться успеха на поприще живописца, Адольф Гитлер обосновался в Вене, там же проживал известный создатель теории германского язычества Гвидо фон Лист. На шестом десятке своей жизни, в 1902 году, Лист обрел некий мистический опыт. Поправляясь после операции по удалению катаракты, он пребывал в слепоте одиннадцать месяцев. В течение этого времени, как он сам полагал, ему удалось заново открыть благодаря сверхъестественному озарению давно утраченные значения и истоки могущества древних рун. Он также утверждал, что получил сведения о неком элитарном ордене жрецов Вотана, существовавшем в Германии в давние времена, и что скоро им будет основан орден жрецов наших дней. В первом веке историк Тацит описывал три германских племени. Лист утверждал, что эти «племена» по сути своей являлись кастами: внешний круг, «ингевоны», составляли фермеры, а средний — «истевоны» — военные, но во внутренний круг входили только «хермионы», священные жрецы-вожди, хранители тайных рун. Такая основательная теория приобрела множество последователей, и в 1908 году Лист создал общество Охраны германского наследия, среди членов которого было несколько самых богатых и именитых людей в германоязычном мире. Страстные приверженцы этой теории считали ее едва ли не новой религией. Позднее это мощное движение переросло в ревностный национализм, послуживший причиной Первой мировой войны. В 1911 году Лист сформировал в этом Обществе избранный внутренний круг, основываясь на заветах языческих жрецов. Чтобы придать этому кругу древнегерманский оттенок, он назвал его Armenschaft.[56] Только члены новой касты жрецов вполне осознавали, что в этом названии заключено несказанное могущество тайной руны Hagal. Вольфганг умолк и взглянул на меня, словно ожидая какой-то реакции.

— Ты намекаешь на Гермиону? — осторожно спросила я.

Я, конечно, заметила сходство названия возникшей в начале нынешнего столетия тевтонской касты Armenschaft с именем прародительницы моей семьи, Гермионы. И с тревогой осознав, что до нынешнего дня эта сиротка, привезенная на корабле в Африку из датского приюта, оставалась смутной фигурой, мало чем известной, кроме ее впечатляющей, по общему мнению, красоты и пунктирно намеченной жизни: раннее вдовство, получение большого наследства, новое замужество и безвременная кончина.

— Интересное имя, тебе не кажется? — загадочно улыбнувшись, спросил Вольфганг. — Согласно мифам, так звали дочь Елены Троянской, брошенную в возрасте девяти лет, когда бегство Елены с Парисом послужило поводом к началу Троянской войны. По-гречески слово herm означает «столб» или «колонна», что соответствует подлинному значению названия древних племен, населявших местность с абсолютным географическим центром Германии, и, конечно же, названию владевших рунами жрецов. И как ты понимаешь, если Гермиона означает «царица столба», то именно вокруг этой женщины все и крутится. То есть именно она должна быть осью.

МАТЕРИ

М е ф и с т о ф е л ь:

Я эту тайну нехотя открою.

Богини высятся в обособленье

От мира, и пространства, и времен.

Предмет глубок, я трудностью стеснен.

То — Матери.

Ф а у с т (испуганно):

Что? Матери?..

Да, Матери… Звучит необычайно…

Где путь туда?

М е ф и с т о ф е л ь:

Нигде. Их мир — незнаем,

Нехожен, девственен, недосягаем,

Желаньям недоступен. Ты готов?

Не жди нигде затворов и замков.

Слоняясь без пути пустынным краем,

Ты затеряешься в дали пустой.

Достаточно ль знаком ты с пустотой?..

Вот ключ…

Возьми…

Волшебный ключ твой верный направитель

При нисхожденье к Матерям в обитель.

Кто отважится (полюбить) страдание

И объятие обличья Смерти,

Чтобы исполнить разрушительный танец —

Тому явится Мать.

Моя бабушка Пандора, возможно, заварила всю эту кашу, распределив содержимое ящика между членами семьи, но теперь, похоже, выяснилось, что она была не единственной зачинщицей этой игры. До меня наконец дошло, что две матери — Пандора и Гермиона — породили всех получателей наследства моей бабушки. И эта мысль, засевшая в моей голове подобно гвоздям, вбитым в ту венскую колоду Stock-im-Eisen, подсказала мне, что новая ось, или царский столб Гермионы, поможет обнаружить нечто крайне важное.

И тогда я задумалась: что же мне, в сущности, известно о Гермионе Бен, матери Зои, Эрнеста и Лафкадио? Не имело особого значения, насколько правдивы рассказанные мне о ней истории: действительно ли, как утверждал Лаф, она была бедной сиротой из Голландии, ставшей богатой вдовой в Южной Африке, и связано ли на самом деле, как говорил Вольфганг, ее имя с кастой арийских жрецов, владевших знаниями рун Вотана. В общем и целом сама она оставалась для меня китайской грамотой или, на греческий манер, большим провалом между альфой и омегой.

Но конечно, одну путеводную ниточку я все-таки выловила из всех тех заключений, мифов и вымыслов, которыми меня усиленно потчевали последние дни. И ниточка эта вела к тому, что именно искал сам Гитлер в монастыре Мелька. Если Гермиона по-гречески означает «ось» и если действительно существовала какая-то географическая связь с мифологией, то для начала мне следовало искать Гермиону не в телефонной книге, семейном альбоме или среди персонажей древней истории германских племен. Гермиону следовало искать на карте.

Ее-то я и увидела, как только мы с Вольфгангом вошли в библиотечный зал: на дальней стене висела под стеклом раскрашенная вручную карта Европы с надписями, сделанными средневековым готическим шрифтом. Вместе с Вольфгангом я подошла посмотреть на нее. Неужели именно через эти двери семьдесят пять лет назад вошел сюда Адольф Гитлер?

Пояснительный текст на стене, напечатанный на немецком, французском и английском языках, сообщал, что на данной карте, изготовленной в IX веке, во времена Карла Великого, изображены важные религиозные центры Европы — церкви, алтари и святилища, известные еще в начале христианской эры. Поскольку греческое слово «Гермиона» предполагало соответствующее местонахождение, то не составило труда быстро найти его.

Гермиона оказалась морским портом на юго-восточном побережье Пелопоннеса. Крошечный крестик на карте рядом с этим городом означал, что в первом веке там стоял христианский храм. Интересно, что он находился в окружении четырех достопримечательностей, связанных с поклонением богу солнца Аполлону. А это наводило на мысль о том, что ранее там находился вовсе не христианский, а языческий храм, в котором — как описывал вчера Дакиан Бассаридес — в предыдущую эпоху поклонялись иным богам. Если его идея была верной, то святые места эры Овна, вероятно, заменились святынями новой эры, начавшейся две тысячи лет назад, а эра эта проходила под знаком Рыб, символизирующим ловца душ, и под знаком Девы, символизирующим его божественную мать.

Если Гермиона представляла некую центральную точку на мировой сетке еще в дохристианские времена, то она должна быть связана с более ранними языческими святынями — Овна и Тельца. Гермиона располагалась напротив Крита, где в древности процветала современная египетской минойская культура. Я мысленно провела линию от порта Гермиона к Криту, где на горе Ида коза Амалфея вскормила отца богов Зевса, который позднее с нежностью увековечил ее образ на небесах созвездием Козерога. Но я знала, что равнопочитаемым на Крите считался другой бог, и ему поклонялись в образе быка, и именно этого бога Диониса, по уверениям Лафа, мне нужно призвать на помощь в нужное время.

Вольфганг тоже старательно разглядывал карту, пока я, с учетом собственных предположений, продолжила линию Крит— Гермиона на северо-запад и с новым интересом обнаружила, что она ведет прямиком в самую знаменитую святыню древнего мира, святилище двух древних богов, где летом поклонялись Аполлону, а в течение долгих и темных зимних месяцев, пока солнце путешествует по стране мертвых, — Дионису. Этим местом, разумеется, были Дельфы.

Там находился Дельфийский оракул и наделенные пророческим даром жрицы — пифии. Тысячелетиями вещуньи, оглашавшие откровения Аполлона, предсказывали события и действия, которые набожные греки скрупулезно выполняли. Никто из писателей древности не сомневался, что Дельфийский оракул видит внутренние связи времен, охватывающие прошлое, настоящее и будущее. Поэтому Гермиона в соединении с такими важными местами, как Дельфы и критская Ида, вполне могла быть центральной точкой главной оси.