Дэвид Моррелл - Пятая профессия
Савидж исподтишка глянул на Акиру, поняв наконец, почему его соратник блестяще знает английский. Но почему «прежде всего английский»? — удивился Савидж. Потому что это один из международных языков, которым пользуются во всех странах? Или же потому, что Америка победила Японию во Второй мировой войне? Почему лицо Акиры стало таким печальным, когда Таро упомянул об изучении его учениками американской истории и английского языка?
Таро умолк и принялся за чай.
Акира не сводил глаз со своего сэнсэя. Решив, что его учитель пока не собирается больше ничего говорить и что в данный момент вполне уместно что-то произнести самому, он решил предложить свое объяснение услышанному.
— Когда мне было десять лет, — сказал Акира, — отец привел меня к Таро-сэнсэю, чтобы я изучал боевые искусства. Учась в старших классах, я приходил сюда пять раз в неделю на двухчасовые занятия. Дома я благоговейно повторял то, чему меня учили здесь. Большинство учащихся мужского пола совмещают занятия в старших классах с интенсивной подготовкой к сдаче вступительных экзаменов в университет. Они проводятся в феврале и марте и называются «экзаменационным адом». Провалиться на экзаменах в университет, и особенно в Токийский университет, означает покрыть себя несмываемым позором. Но мои занятия с Таро-сэнсэем были настолько интересны и увлекательны, что я вскоре понял, что вовсе не стремлюсь попасть в университет или, точнее, учеба у Таро-сэнсэя вполне способна стать моим университетом. Несмотря на всю мою ничтожность, Таро-сэнсэй согласился учить меня дальше. В свой девятнадцатый день рождения я вошел в это здание с самыми необходимыми личными вещами и не выходил отсюда в течение последующих четырех лет.
— Целых четыре года?! — удивился Савидж. Повернувшись к Рейчел, он увидел, что она удивлена не меньше.
— Умеренное количество времени, если иметь в виду главную цель, — Акира пожал плечами, — стремление стать самураем. В наш продажный и бесчестный двадцатый век единственная возможность для японца служить благородным традициям своей нации — это принадлежность к пятой профессии. То есть стать временным эквивалентом самурая. Исполнительным защитником. Потому что сейчас, как и в прошлом, самурай без хозяина — это воин, у которого нет цели, несостоявшийся, бесцельно слоняющийся бродяга, попросту говоря, ронин.
Савидж еще сильнее сжал чашку, но, испугавшись, что раздавит ее, несколько ослабил хватку.
— И все эти люди в додзё…
— Лучшие ученики Таро-сэнсэя. Многим из них после четырехлетнего обучения здесь предстоят выпускные экзамены, — ответил Акира. — Ты вправе сравнить их с монахами. Или отшельниками. Кроме бакалейщиков и других торговцев, поставляющих все необходимое, никому не разрешен вход в это здание.
— Но ведь входная дверь открыта, — заметил Савидж, — как и дверь, ведущая в додзё. Если честно, то я даже ни одной таблички не видел. Сюда любой может зайти.
Акира покачал головой.
— В каждой двери есть потайной замок, управляемый с помощью электроники, хотя сегодня, это правда, двери были оставлены незапертыми. На этот случай, если бы моим врагам вздумалось последовать сюда за мной. Своеобразная приманка. Чтобы их можно было пленить и допросить. Сама лестница уже является ловушкой, стоит только запечатать дверь.
Савидж поджал губы и кивнул.
Таро тихо вздохнул.
Акира повернулся к нему, понимая, что наставник хочет говорить.
— Несмотря на то что мои ученики изолированы от внешнего мира, — продолжал Таро, — они знают все о нем. Пользуясь средствами печати — журналами, газетами и телепередачами, они узнают обо всех текущих событиях. Но в этом уединенном месте они познают настоящее с такой же беспристрастностью, как и прошлое. Они наблюдатели, но не участники событий. Потому что лишь объективный защитник эффективен. Сущность самурая — оставаться нейтральным, сохраняя гармонию и спокойствие своего духовного мира.
Таро помолчал, словно размышляя над собственными словами, склонив набок голову, а потом сделал несколько глотков чая, подавая тем самым сигнал остальным к продолжению беседы.
— Прошу прощения, Таро-сэнсэй. Но у меня возник очередной деликатный вопрос, — сказал Савидж.
Таро кивнул, изъявляя разрешение.
— Вот тут Акира упомянул продажный век, в котором мы живем, — выговорил не без усилия Савидж. — В таком случае лишь немногие молодые люди — даже среди японцев — пожелают отгородиться от мира и посвятить себя такой суровой жизни.
— Действительно, таких людей немного. Но вполне достаточно, — ответил Таро. — Путь самурая по самой своей сути способны пройти лишь наиболее твердые люди. Ты ведь и сам, как мне известно, полностью посвятил себя службе в самом трудном подразделении американских вооруженных сил — СИИЛз.
Савидж внутренне напрягся. Он изо всех сил старался не показать своего недовольства Акире. Что еще рассказал о нем своему учителю Акира? Взяв себя в руки и постаравшись ничем не выдать тревоги, он ответил:
— Но от мира меня ничто не отгораживало, а военное министерство платило за мое обучение. Эта же школа… четыре года в изоляции… думаю, что заплатить за подобное обучение могут лишь немногие…
Таро хихикнул.
— Правильно. Ты меня предупредил — вопрос действительно деликатный. Американцы говорят то, что думают. — В веселом тоне Таро сквозила укоризна. Но в следующую минуту он продолжал уже серьезным тоном: — Ни один из моих учеников, находясь здесь, не несет никаких финансовых затрат. Единственными критериями отбора являются способность к обучению, упорство и непреклонность. Вооружение, еда, жилье и прочее предоставляются бесплатно.
— Но как же вы можете себе такое?.. — Савидж почувствовал, как у него захватывает дух, и постарался удержаться от еще более бестактного вопроса.
Молчание затянулось.
Его прервал Акира.
— С вашего позволения, Таро-сэнсэй.
Таро стрельнул глазами в его сторону, как бы говоря «да».
— Мой учитель является также и моим агентом, — пояснил Акира. — Как и для всех остальных учеников, у которых хватило терпения и упорства закончить курс обучения. Таро-сэнсэй организует мои контракты, продолжает наставлять меня и получает соответствующие отчисления от всех причитающихся мне сумм — до конца жизни.
Савидж был потрясен. Мысли вихрем закружились у него в голове. Если Таро — агент Акиры…
Значит, он должен знать о Кунио Сираи, которого Савидж знал, как Муто Камити, человека, которого он видел разрубленного пополам в «Мэдфорд-Гэпском Горном Приюте».
Акира говорил, что в Америке он пользовался услугами американского агента Грэма. Но главным агентом был не Грэм, а Таро. Значит, у Таро могут оказаться необходимые Савиджу сведения. «Но Камити-Сираи никогда не был в „Горном Приюте“. Точно так же, как и мы сами», — подумал Савидж.
Он вздрогнул. И снова закрутилось, захватило и пронизало все его существо проклятое jamais vu.
«Если мы никогда не встречались с Камити, значит, нас не могли нанять для его защиты! — мысленно рассуждал Савидж. — Таким образом, Таро о нем ничего неизвестно.
Но ведь тогда кто-то все это подстроил. Кто-то сделал так, чтобы мы с Акирой считали, что нас нанимали. Но кто? И когда? В каком месте jamais vu пересеклось с реальностью?»
Но вот в чем теперь Савидж был абсолютно уверен, так это в том, что Акира придерживал информацию, не раскрывая ее до конца. Утверждая, что его агентом был Грэм, он таким образом выводил Таро из сферы расследования.
Мог ли Акира быть врагом? Савиджа снова обуяло прежнее подозрение, душа его заледенела. Чувство реальности было настолько поколеблено, что он решил больше никому и ничему не верить.
«Даже Рейчел? Нет, ей я должен верить! Если я смогу на нее положиться, то остальное уже не имеет значения».
И снова он оказался перед дилеммой: стараясь защитить себя так же, как и Рейчел, он одновременно стал своим собственным принципалом. И ему теперь, как никогда, был необходим нейтральный защитник, человек со стороны, но в данный момент подобная роскошь была ему недоступна.
— Боюсь, что мне придется опять проявить бестактность, — сказал наконец Савидж. — Я знаю, что беседа за чаем должна способствовать умиротворению. Но я слишком обеспокоен, чтобы следовать установленным правилам. Акира, что, черт побери, произошло с того самого момента, как мы расстались?
Глава 11
Вопрос повис в воздухе. Акира, спокойно потягивавший чай, сделал вид, что попросту не слышал его. Он отпил очередной маленький глоток, прикрыл глаза и стал смаковать вкус, затем поставил чашку на стол и взглянул на Савиджа.
— Полиция быстро прибыла на место. — Он говорил отстранение, и это производило странное впечатление, словно все происшедшее касалось не его самого, а кого-то другого. — Сначала одна машина, затем вторая, третья — когда стало ясно, насколько серьезно обстоит дело. Прибыл и коронер. И полицейские репортеры, и эксперты по судебной медицине. И даже высшие полицейские чины. В какой-то момент одних только следователей я насчитал целых двадцать два. Они выслушали мою версию. Заставили повторить ее несколько раз. Вопросы, которые они задавали, касались все более и более мелких деталей, а их лица постепенно мрачнели. До их приезда я тщательно продумал свою версию. И в соответствии с ней «подправил декорации». Но здесь не Америка, где одновременное убийство нескольких человек не считается чем-то из ряда вон выходящим. У нас жестокое убийство с использованием огнестрельного оружия — редкость. Поэтому следователи, на мое счастье, были угрюмы и дотошны, а поскольку я защищал собственный дом все-таки мечом, это, как я и предполагал, пробудило в полицейских высокие чувства и сделало меня в их глазах настоящим героем.
