Грег Кайзер - Самая долгая ночь
Пройсс был вне себя от ярости. Головная боль вновь дала о себе знать с полной силой. Брызжа слюной, он заорал на де Гроота по-немецки. Он был так зол, что в гневе напрочь позабыл голландский.
— Ты, безмозглый идиот, ты посмотри, что сделал с машиной! — не в силах устоять на одном месте, Пройсс в гневе расхаживал туда-сюда перед застрявшим в яме автомобилем. — А ведь мы их почти догнали!
Он помахал рукой куда-то в сторону горизонта, где, разделяя небо и землю, пролегла темная линия, ровная, словно проведенная рукой профессионального чертежника. Дамба, защищающая польдер от Северного моря.
— Они сбежали от нас, и все из-за тебя, болван!
Де Гроот кое-как вытащил свою тушу из-за руля и встал напротив машины, прямо посреди света фар.
— Герр гауптштурмфюрер! Виноват, честное слово, виноват. Прошу вас, простите меня, герр гауптштурмфюрер.
Голос его звучал как иерихонская труба.
В голове Пройсса словно что-то взорвалось. Сначала она принял это за новый приступ мигрени, и тотчас подумал о том, что его вновь ждет госпиталь, доктора. Но это оказалась всего лишь мысль. Толстый голландец никогда не обращался к нему по званию — «герр гауптштурмфюрер».
— Что происходит? — негромко спросил он, неожиданно застыв на месте. Кремпель и Мункхарт стояли позади БМВ, в свете фар приближающегося грузовика с амстердамскими жандармами. Вскоре скрипнули тормоза, и на какой-то момент колеса грузовика скользнули в грязь. Пройсс ждал, что сейчас последует, и, кажется, де Гроот тоже. В следующий момент Пройсс, даже не поворачивая головы, услышал, как из грузовика на грязную дорогу вылезают голландские жандармы, все десять человек. Похоже, именно их и дожидался этот толстяк.
Пройсс расстегнул кобуру и вытащил свой «вальтер». Он успел успокоиться и снова перешел на голландский.
— Признавайся, ведь это ты позволил Виссер и всей ее шайке улизнуть из магазина на Линденстраат? Это ты позволил этой Деккер сесть в поезд тогда на вокзале? А теперь возглавил погоню и завел нас черт знает куда!
— Вы ошибаетесь, герр гауптштурмфюрер, — донесся из темноты голос де Гроота.
Нет, это надо же, какой нахал! Пройсс оттянул назад затвор «вальтера» и услышал, как из магазина в патронник скользнул патрон.
— Но ведь здесь нет никаких евреев!
— Думаю, что есть, герр гауптштурмфюрер, — спокойно произнес де Гроот. Света фар хватило, чтобы разглядеть на лице толстого голландца нечто вроде улыбки.
— Никто не видел, как евреи прыгали с поезда и бежали к морю. Это ты послал письмо в Гаагу. Ты сделал это еще до того, как мы покинули Амстердам. Почему ты это сделал, признавайся?
Пройсс услышал за своей спиной шепоток голландских жандармов. Но это не Линденстраат, да и он здесь не один. Пусть этих типов в синей форме целый десяток, зато с ним Кремпель и Мункхарт, оба с автоматическими пистолетами. Так что голландцы не осмелятся напасть на него.
А вот де Гроот, судя по всему, был иного мнения или же считал, что слово Науманна служит ему надежной защитой. Он лишь пожал плечами, и его толстое брюхо колыхнулось в свете фар.
— Я устал от ваших особых методов, — сказал он. Причем последние два слова произнес, нет, скорее выплюнул по-немецки — Sonderbehandlung. Оно резануло ухо, особенно на фоне голландского, последовавшего вслед за ним. И никаких «герр гауптштурмфюрер» на этот раз. — Одно дело евреи, но добропорядочная голландская женщина… — Де Гроот умолк, словно думая, что ему сказать дальше. — Добропорядочная голландская женщина. Это совсем другое дело.
Пройсс тотчас вспомнил старуху, вылетевшую из окна. Все с нее и началось, это человеколюбие де Гроота.
— Да, я отправил в Гаагу депешу. Я рассказал вашему чертову начальнику все, — произнес де Гроот и поправил подтяжки. — Не знаю, сумеют ли бежать евреи, но вам неприятностей не избежать.
Пройсса душил гнев, он застилал ему глаза пеленой такой же черной, что и грязная дорога, что пролегала в темноте за лучами фар.
— Да ты, я смотрю, любишь евреев! — прорычал он и наставил на голландца пистолет. И хотя стрелок по большому счету из него был никакой, промахнуться он никак не мог. Ведь дуло его «вальтера» находилось не более чем в метре, от лица голландца. Пройсс нажал на спусковой крючок. Де Гроот покачнулся, осел на землю и привалился к капоту БМВ — уже мертвый. А затем словно детский надувной шар, из которого выпустили воздух, повалился на бок, на грязную дорогу. В свете фар Пройсс разглядел у него под глазом яркую красную точку.
Темнота на границе его зрения сменилась вспышкой красного цвета, которая затем поблекла до розового и, в свою очередь, розовый растворился без следа. Пару секунд им владело удовлетворение.
— Гауптштурмфюрер, — подал голос Кремпель откуда-то у него из-за спины. Не выпуская из рук «вальтера», Пройсс обернулся. Освещаемые сзади светом фар грузовика жандармы де Гроота стояли посреди грязной дороги, сомкнув ряды, сплошной стеной. Их лица было невозможно рассмотреть.
— Он вступил в заговор с евреями, — пояснил Пройсс как можно громче, чтобы стоявшие в двадцати метрах голландцы могли его слышать. — Полезайте назад в грузовик.
Голландцы попятились. Боже, какие послушные, какие покорные. Но уже в следующее мгновение они удивили его тем, что со всех ног, только пятки сверкали, бросились в спасительную темноту.
— Кремпель! — заорал Пройсс. Его подручный нацелил дуло своего автомата в кромешную тьму и дал очередь. Пройсс же лишился последних остатков ночного зрения.
Прошло несколько секунд, прежде чем яркие пятна в глазах померкли, и Пройсс увидел, как несколько амстердамских полицейских бросились к грузовику и забились в кабину, а еще трое или четверо вцепились в борта. «Опель» взревел мотором и, проскрежетав сцеплением и разбрасывая из-под колес грязь, задним ходом покатил назад в Варффум.
Пройсс выпустил ему вслед всю обойму, все оставшиеся семь патронов, однако не похоже, чтобы он во что-то попал. Мункхарт прицелился и выпустил короткую очередь, но затем его автомат заклинило. Кремпель в темноте пытался нащупать запасной магазин. Вскоре фары сделались совсем крошечными, а луч света, свернув с дороги, упал на поросшую травой обочину. Все понятно, грузовик разворачивается. Еще пара секунд, и в темноте светились лишь красные точки задних габаритных огней.
Пройсс вновь ощутил в голове пустоту, как будто гнев спалил в нем все чувства и эмоции до последней щепотки и покинул его, как лесной пожар покидает полностью выгоревший лес.
— В машине есть запасная шина, — сказал Пройсс Кремпелю спустя какое-то время после того, как красные точки окончательно растворились в темноте. — Снимите бампер и поменяйте колесо.
Пройссу было слышно, как Кремпель и Мункхарт, сыпля проклятиями, оттащили с дороги тушу де Гроота, как они, пыхтя, снимали бампер, как возились в грязи с домкратом. Если не считать производимого им шума, то вокруг было слышно лишь кваканье лягушек. Сотни, если не тысячи лягушек словно в издевку над ним закатили многоголосый ночной концерт.
Трясущимися пальцами Пройсс зажег сигарету — пламя зажигалки заплясало, хотя не было ни ветерка. Пройсс согнулся и уперся ладонями в колени. В одно мгновение мигрень сделалась невыносимой, желудок стянуло тугим узлом, и его вырвало прямо на собственные сапоги.
Глава 22
Вторник, 27 апреля 1943 года, 8.00 вечера.
Маус шагал вдоль состава, и вырывавшийся из-под локомотива пар расстилался под его ногами. Небо быстро начинало проясняться, и на западе низко над горизонтом был виден полумесяц. Его света было достаточно, чтобы увидеть, как из кабины выпрыгнул Каген, а сразу за ним следом кто-то еще. Подойдя ближе, Маус разглядел, что этот второй — машинист.
— А вот и ты, — произнес Каген, обращаясь к Маусу.
— Мы уже приехали? — в свою очередь, спросил он, не спуская взгляда с рук Кагена. Но нет, «стэн» был перекинут через плечо. В лунном свете справа виднелся небольшой полустанок, но названия станции было не разобрать.
— Не совсем, — сказал Каген. — Машинист не знает, где здесь пути. Те самые, которые, по словам Йоопа, ведут к рыбному заводу на берегу.
Река выпрыгнула из локомотива и встала чуть в стороне. Маус ничего ей не сказал, опасаясь, что любое сказанное им слово только еще больше испортит их отношения.
— А разве здесь нет дежурного по станции? — удивился Маус и посмотрел на темное здание. Но там не светилось никаких огней, и, судя по всему, внутри было пусто.
— Вы пройдите по путям вперед, вдруг там впереди есть стрелка, которая переводит рельсы на ветку к побережью, — произнес Каген. — А я пойду, поищу кого-нибудь, кто хоть что-то знает.
