Майкл Грубер - Ночь Ягуара
— Не включил, ибо не знаю, как это туда укладывается.
— Может быть, никак. Может быть, тут вообще нет никакой системы, разве что в твоей голове. Возможно, это просто совершенно самостоятельные события, связанные вместе лишь воображением бывшего блестящего детектива, малость застоявшегося и заскучавшего в роли повара.
Говоря все это, Лола уронила на пол юбку, за ней последовал бюстгальтер — обнажились ее прекрасные груди, — а потом на плитку патио полетела и остальная одежда.
Догорали свечи.
— Это прекрасный способ добиться того, чтобы у меня мозги отказали, — сказал Паз. — Если это имелось в виду.
— До определенной степени, — отозвалась его жена.
И они самозабвенно занялись друг другом посреди этого безумного напряжения. Паз вдруг поймал себя на мысли, что все равно не может не думать о Габриэле Хуртадо и о том, почему он объявился в Майами. Это была почти такая же загадка, как непостижимый ягуар.
18
На следующий день Паз долго провалялся в постели, пребывая в заторможенном, промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, в котором таились химеры тревоги и неудовлетворенности. А когда наконец проснулся окончательно, то еще долго лежал, заложив руки за голову, уставившись в белый потолок и перечисляя резоны — почему это должно быть так.
Колумбийские наемники? Галочка. Огромный магический ягуар? Еще галочка.
Довольно странно, подумал он, но ведь вовсе не все эти тревоги, какими бы зловещими ни показались они обычному человеку, составляли основу его беспокойства. Она коренилась глубже, существенно глубже.
Ни его, ни кого-либо из его близких кошмары не тревожили с тех пор, как он обзавелся амулетами сантерии из магазина «Ботаника». Он знал твердо, несмотря навею браваду перед неверием его жены, это было невозможно. Маленькие мешочки, чем бы там они ни были наполнены, никак не могли оказать воздействие на их сны, а вот надо же — оказывали. Даже несмотря на то, что Амелия была ребенком, а Лола — полнейшим скептиком.
Он сам больше уже не знал, во что верит и верит ли вообще, но понимал: этой жизни с отстраненным уважением к сантерии приходит конец. Оставаться ни здесь, ни там дольше уже нельзя — придется выбрать одно из направлений. Или вверх, к сияющим вершинам рационального знания, на коих обитают такие светлые личности, как Боб Цвик, его жена и их приятели, или вниз, в сумрачный туман мракобесия, заодно с матушкой.
А поскольку по жизни он общался с людьми, которые являлись или верующими, или скептиками, от них в такой ситуации невозможно было рассчитывать получить ценный совет.
Но тут он вспомнил, что есть, по крайней мере, одна особа, побывавшая в таком же положении, та, которая на самом деле и открыла ему глаза на возможность того, что невидимый мир действительно существует.
Он потянулся к телефону, заглянул в телефонную книжку и набрал давно забытый номер с кодом Лонг-Айленда.
Ответил женский голос.
— Джейн, — сказал он, — это Джимми Паз.
— Из Майами? — прозвучало в трубке после затянувшейся паузы.
— Среди чертовой уймы знакомых тебе Джимми Пазов я как раз тот, который из Майами. Как дела, Джейн? Сколько лет прошло — восемь или девять?
— Что-то вроде этого. Черт возьми, дай-ка я присяду. Ничего себе, ветер из прошлого.
Последовал обычный разговор ни о чем, который Паз поддерживал, немного нервничая при мысли о необходимости перейти к сути дела. Он узнал, как ее дела — ее дочке, Луз, уже двенадцать, вовсю цветет, сама Джейн преподает антропологию в Колумбийском университете. Он рассказал о своей семье.
— Ты, наверное, по-прежнему коп?
— Нет, теперь я на пару с матушкой управляю рестораном. А почему ты так подумала?
— Да ничего особенного… Просто мы с тобой провели вместе очень напряженные сутки восемь лет назад, но это было не то, что можно назвать какими-то отношениями. А тут вдруг ты звонишь. Я решила, это какие-то полицейские заморочки.
— Правду говоря, я был бы чертовски рад, если бы все это можно было назвать «полицейскими заморочками». Понимаешь, я попал в… Не знаю, как это и назвать, можно сказать, в экзистенциальный переплет.
Она рассмеялась, и этот глубокий смех вернул его на много лет назад. Ее образ запечатлелся в его памяти: Джейн Доу — миловидная женщина с коротко стриженными соломенными волосами и безумным взглядом светло-голубых глаз. Джейн Доу, женщина, с которой он разделил один из самых страшных опытов своей жизни, когда по улицам Майами разгуливали настоящие зомби и божества Африки прорывались в действительность, искажая вещество и пространство.
— Это хуже всего, — сказала Джейн. — А в чем проблема? Опять вуду?
— Не совсем. Скажи, что ты знаешь об изменении формы или облика?
— Немного. О каком преображении мы говорим — подражательном, псевдоморфном или физическом?
— А в чем разница?
— Это сложно.
— Если у тебя есть время, я постараюсь понять.
Он услышал, как она глубоко вздохнула.
— Ну, в общем, человеку изначально свойственно чувствовать себя неуютно, когда он замкнут в узилище своей самости. Наша тенденция солидаризации и отождествления по признаку национальности или принадлежности к фанатам какой-либо спортивной команды отражает это реликтовое чувство. Высшим уровнем его проявления является, разумеется, религия. В традиционных культурах люди нередко отождествляют себя с животными, из чего и проистекает подражательная магия. Шаман позволяет духу тотемного животного угнездиться в его душе и тем самым превращается в животное, причем отнюдь не только в символическом смысле. Для себя самого и для всех участников действа он и вправду, например, бизон. Во всяком случае, они видят бизона.
— То есть это галлюцинация?
— Ничего подобного. «Галлюцинации» — термин, совершенно чуждый данному течению в антропологии. Ошибочно было бы считать, что души представителей традиционных народов такие же, как и наши. С той же степенью достоверности можно заявить, что данные, получаемые физиком, являются «галлюцинацией», к которой он приводит себя с помощью ритуала, именуемого «наукой». Но так или иначе, феномен преображения, или изменения формы, описан в антропологической литературе. В случае псевдоморфного преображения шаман творит или призывает некую духовную сущность, обладающую наблюдаемой реальностью. Иными словами, наблюдатель слышит звуки, созерцает форму, обоняет запах этого существа и так далее. Тут надо заметить, что люди, ведущие традиционный образ жизни, как правило, разумеется, дуалисты.
Дух полностью независим от плоти, и тело, в котором он пребывает в тот или иной момент, не является единственным телом, в котором он может пребывать. Антропологам, однако, свойственно проводить здесь грань, ибо мы плохо представляем, как это может быть. Предполагается, что все мы славные маленькие материалистические монисты. У меня есть опыт общения и с теми и с другими, это помогает.
— А как насчет физического?
В трубке снова раздался смешок.
— А, так вот в чем дело. Слушай, Джимми, почему бы тебе не бросить ходить вокруг да около и не выложить мне все как есть.
Паз рассказал ей об убийствах, свидетельствах, снах, енкангуэ, индейце, о своих разговорах с Цвиком. И о том, что касалось Амелии.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь, Джейн? — спросил он. — Бредовая мистификация или как?
— Похоже, сам ты считаешь это реальным.
— Да я сам не знаю, что мне думать. Поэтому и решил позвонить тебе.
— Ладно, тогда скажем так: физическое преображение. Сама я ничего подобного не видела, но существует множество анекдотических примеров. Из них составлена целая книга под названием «Люди-животные». Автор — малый по имени Хэмел. Весьма занимательное чтение.
Очевидно, как говорит твой смышленый друг, если основываться на фактах, то мы понятия не имеем, как это было сделано. Не случись мне увидеть то, что мы с тобой тогда видели, я вообще не была бы готова принять это в расчет. Но то, что я видела, привело меня к заключению, что мир не таков, каким представляют его наши органы чувств, он значительно шире того, который поддается лабораторному исследованию. Как ты думаешь, почему ему понадобилось твое дитя?
— Представления не имею. В этом нет никакого смысла.
— Для тебя, может быть, и нет, но народы, сохранившие традиционную культуру, знакомы с той частью спектра, которую приборы высокотехнологичной цивилизации не улавливают. Твоя матушка все там же, рядом?
— Да, а что?
— И что она обо всем этом думает?
— Ну, вообще-то я ее пока этим не нагружал.
— А почему?
— Может быть, я надеялся, что ты посоветуешь мне использовать серебряную пулю и все будет в порядке. Или чеснок.
— Ну, видишь ли, маловероятно, чтобы существо, способное воздействовать на структуру пространства и вещества, было уязвимо для пули только потому, что она изготовлена из какого-либо особого материала. Ты по-прежнему боишься нырнуть внутрь этого, правда ведь? Помню, ты и тогда сопротивлялся необходимости пройти этот путь. Прелестная онтологическая невинность.
