Вольфганг Хольбайн - Немезида: От полуночи до часа кошмаров
Хозяин гостиницы вытер кулаком слезы с лица. Его слова вовсе не звучали как откровенное признание, на что я втайне надеялся, хотя бы для того, чтобы, наконец, найти выплеск для своей злости и отвращения, которые закипели во мне при виде зверски убитого Эда и забрызганных кровью стен. Но все это пробудило во мне новое, совершенно неожиданное подозрение: что это сказал Карл? Очень тихие шаги? А мы с Юдифью как раз нашли в подвале один ботинок Марии. Босиком можно ходить очень тихо. Я обменялся многозначительными взглядами с Юдифью, которая, казалось, подумала о том же, так как она со страхом посмотрела в направлении темной прихожей. Потом она, двигаясь спиной вдоль стены, потянула меня за собой, вытащила меня за дверь и прошептала:
— …надо брать дело в свои руки, — повторила она те слова, которые выкрикнула Мария, прежде чем мы вытолкали ее, бывшую вне себя от ярости, из кухни во двор. Она быстро осмотрела кухню, остановила свой растерянный взгляд на свастике, нарисованной на лбу Эда, которая с этого расстояния была почти не видна из-за кровоподтеков. — Против свиней определенного сорта. Да это суд Линча. Явный суд Линча.
Я чуть ближе притянул ее к себе и крепко обнял за плечи. Я не знал, ослабеет ли она от перенапряжения или с криком бросится бежать во двор, если я ее выпущу, но решил, что лучше не допускать ни того ни другого, и еще крепче прижал ее.
— Я думаю, Эд тоже их слышал, — рассказывал Карл, снова начав всхлипывать. — Сначала он снова начал отпускать свои глупые шуточки. Я был недоволен им. Черт возьми, я думал, что все вы мертвы, я был совершенно потрясен и нервы у меня были ни к черту, а он что? Сидит здесь и острит. Но вдруг стало совсем тихо.
Пока он говорил, голос его становился все громче и громче. Его охватило возбуждение. Но когда хозяин гостиницы начал говорить снова после небольшой паузы, он был не только возбужден, он был в истерике. Он почти кричал.
— Вдруг я услышал хрип, ужасный булькающий хрип, никакого крика, ничего подобного, но намного хуже, какой-то ужасный, отвратительный, сдавленный звук. А потом что-то струей ударило мне в лицо, что-то теплое. Я сначала подумал, что за дерьмо, а потом что-то попало мне на губы и в рот, и я почувствовал вкус крови. Это кровь в меня брызнула! Понимаете, это кровь, кровь была у меня во рту! А потом этот шорох, этот отвратительный булькающий звук…
Карл снова замолчал. Он тщетно боролся со слезами и глотал воздух, чтобы закончить свой рассказ.
— А потом был голос, — закончил Карл, перешедший уже грань нервного срыва, уже громким криком. — Тихий голос. И знаете, что он сказал? Ты больше не принадлежишь к нам, сказал он. Тихий голос. Очень ясный и звонкий. Детский голос, вы понимаете?
